«Будет хуже, но это не значит, что мы опустим руки» Активистка Катерина Кильтау* — о том, почему брутальная политика должна остаться в прошлом

30-летняя координатор движения «Голос» в Алтайском крае Катерина Кильтау была объявлена иностранным агентом в конце сентября прошлого года — сразу после прошедших выборов в Госдуму. Кильтау пришла в «Голос» два года назад, чтобы искать и обучать наблюдателей. После признания иноагентом она продолжает свою работу: «…важно сделать все, чтобы страна развивалась в демократическом русле, а люди жили достойно». 22 февраля Кильтау вместе с другими активистками основала женское движение «Мягкая сила», чтобы противостоять «брутальной политике, которая стремительно несет Россию в политический тупик».

В начале марта на фоне развернувшейся «военной операции» Катерина покинула страну из соображений безопасности, как и многие другие активисты и журналисты. «Я решила уехать, потому что физически и морально здесь стало невозможно находиться. Ну, и, очевидно, из соображений безопасности. Я надеюсь, что смогу вернуться в Россию как можно быстрее. У группы «Люмен» есть такое: я так люблю свою страну, но ненавижу государство, — объяснила она «Гласной». Мы публикуем монолог Катерины.

ОТ РЕДАКЦИИ:

Героиня этого интервью — человек, который в соответствии с новыми законами РФ обязан везде указывать:

«ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА».

«Все, что нас окружает, — это политика»

Я поняла, что у меня есть внутреннее сопротивление «генеральной линии партии» в 2014 году, когда случился Крым. Не со всеми родственниками тогда удавалось найти общий язык. Я была либеральных убеждений и считала, мягко говоря, неправильным то, что происходит в стране.

Важным событием для меня стало знакомство с Юлией Галяминой в 2015 году. Я тогда жила в Москве и училась в магистратуре ВШЭ на востоковедении. Мне в фейсбуке попалась реклама или чей-то репост про Школу местного самоуправления. Я пришла туда, и мы познакомились. Она позвала меня помогать делать эту школу, затем мы с ней начали работать плотнее. На выборах в Госдуму в 2016-м и в муниципальный совет в 2017 году я была ее пресс-секретарем. У нас были встречи с жителями, я помогала вести соцсети. Без злопыхателей не обходилось: например, однажды нас закидали яйцами. Но мой круг общения складывался не только из фактора работы с Юлей Галяминой. Он складывался из моих поездок на дискуссионные школы «Гайдпарк». Я сотрудничала с Фондом Егора Гайдара, организовывала образовательные просветительские молодежные школы, дискуссии, публичные лекции.

Еще меня сильно встряхнуло убийство Немцова в феврале 2015 года. Никогда не забуду то утро: я проснулась, прочитала новость и зарыдала, как ребенок. Тогда пришло четкое осознание, что назад пути не будет. Это был явный посыл, куда мы теперь движемся. Помню, что 1 марта вышла на марш «Весна», к которому мы все готовились, но марш, по сути, стал поминальным. Вышли тысячи человек, все молчали.

Все, что нас окружает, — это политика. 2021 год показал, что никому от нее уже не скрыться. Даже если тебе кажется, что ты занимаешься просто просветительской деятельностью, ты безусловно транслируешь какие-то ценности и идеалы. Они не всегда могут нравиться людям, которые сидят наверху.

«Нужно слышать друг друга и отвечать по-человечески»

В 2019 году я вернулась на родину в Алтайский край. А в Барнауле нет ничего независимого, никакого пространства для дискуссий. И я решила: почему бы мне не закрыть этот пробел? На придумывание у меня ушел месяц. В январе 2020 года я запустила дискуссионное пространство СПИЧ. Было очень сложно на выжженном поле строить что-то новое. Еще сложнее было искать единомышленников: я выросла в Барнауле, но отсутствовала здесь шесть лет, пока жила в Москве. За это время у меня изменились взгляды, и со старыми знакомыми было непросто найти общий язык, но союзники нашлись.

Первый СПИЧ был посвящен поправкам в Конституцию, это было через две недели после 15 января, когда Терешкова внесла предложение по обнулению сроков президента. Люди взбудоражились: «Кто это делает, кто решился поговорить об этом в городе Барнауле?». Пришло много людей, человек пятьдесят, в Москве это стандартное количество, а для Барнаула нонсенс. Потом были СПИЧи о выборах мэра, о феминизме, публичные дебаты, посвященные ББД (безусловному базовому доходу) и легализации оружия. Я решила, что если уж дискутировать, то о чем-то достаточно остром. Я научилась нащупывать эту грань, когда о чем-то можно говорить, а о чем-то не стоит, но и что-то совсем травоядное делать не хотелось.

Я — за культуру диалога и конструктивную дискуссию как одну из основополагающих ценностей развитого демократического общества. Если люди не умеют вести переговоры, не слышат друг друга, и единственное, на что способны, — идти к барьеру и брызгать слюной, то это не дискуссия. Дебаты учат аргументированно, понятно и сжато доносить свою точку зрения. Они естественны для демократии: демократия ведь в том числе переговорный процесс, когда нужно услышать разные мнения и выработать консенсус. Слышать другого человека, твоего оппонента, важно, потому что тебе потом нужно ответить контраргументом. Ты максимально концентрируешься на том, что говорит оппонент, чтобы не попасть впросак. В нашей стране живут люди с разной идентичностью, с разным культурным, социальным, историческим бэкграундом — естественно, без дискуссий не обойтись. Просто нужно слышать друг друга и разговаривать по-человечески.

«Вы не с теми работаете»

У меня был опыт наблюдения на выборах в Госдуму в Костроме в 2016 году. У ПАРНАСа тогда была громкая кампания, туда ехало много наблюдателей со всех регионов. Меня закинули в маленькое село на границе Костромской области с населением человек в пятьдесят. Мне казалось, что члены комиссии все делают неправильно, и я сейчас их всех засужу. Такое часто случается, когда в первый раз идешь наблюдать. Все — от незнания законов и непонимания, как процедуры реально выглядят и функционируют. В наблюдении главное — понять, что не надо везде искать врагов, нужно немного расслабиться.

Не все члены комиссии — фальсификаторы. Есть нормальные, нужно уметь находить с ними общий язык. Если реально фальсифицируют — тогда да, нужно хватать за руку и жаловаться. Но изначально идти наблюдать с предубеждением, что сейчас все будут вбрасывать, не стоит. Во время моего первого наблюдения в Костроме нарушений не было. Кто-то там ходил, водку раздавал — считай, подкуп избирателей, но за руку поймать не удалось.

После этого был опыт с Юлей Галяминой, когда мы вели в 2017 году кампанию «Верните двадцать восемь голосов». Комиссия по второму избирательному округу Тимирязевского района Москвы украла двадцать восемь голосов избирателей, а они были принципиально важны для расклада в муниципальном совете. Совет состоит из пятнадцати человек, Юля хотела пройти со своей командой в составе восьми человек, чтобы иметь большинство. Избирательная комиссия сделала все, чтобы их оказалось семеро. В последний момент под покровом ночи с теми самыми двадцатью восемью голосами избирателей подмухлевали, и победил кандидат от «Единой России». Было неприятно, боролись отчаянно, но ничего не получилось.

В 2020-м меня выдвинули на пост координатора «Голоса» в Алтайском крае, и съезд согласился с моей кандидатурой. Моя роль как координатора — искать заинтересованных людей, которые хотят наблюдать: обучать их, поддерживать, консультировать в процессе работы. Мы кидаем клич в соцсетях о том, что будем обучать наблюдению. Тем, кто приходит, рассказываем об избирательном законодательстве, объясняем, как устроен избирательный процесс, как открываются участки, что и когда нужно проверять, как происходит выезд на надомное голосование, чем отличаются стационарные и переносные ящики для голосования, как идет подсчет голосов, как следить за тем, чтобы ни один бюллетень никуда не убежал. Тренинг занимает несколько часов, потом мы даем методические материалы с более подробным описанием процедуры выборов. У нас нет четкой целевой аудитории, приходят абсолютно разные люди от восемнадцати до семидесяти.

Людям сложно объяснять, зачем это надо. Они привыкли к тому, что «я ничего не могу», «от меня ничего не зависит». Сложно находить контраргументы, потому что в какой-то момент ты с ними соглашаешься. Это одна из самых печальных вещей. Но тем не менее пытаешься доказывать, что реальные демократические практики нужно осваивать, они пригодятся после смены режима. Пока у нас есть имитационная демократия, давайте поиграем хотя бы в эту имитацию, чтобы своими руками попробовать, что это такое.

Чем больше людей идут в политику, избираются, наблюдают, тем сложнее сделать результат предсказуемым. Я считаю, что и мы с наблюдателями внесли вклад в победу КПРФ в нашем регионе на прошедших в сентябре выборах. Дело не в том, что я идеалы коммунизма поддерживаю, а в том, что должна быть пестрая политическая жизнь, чтобы оживилась дискуссия. Меньше всего хочется, чтобы региональная политика напоминала отмерший политический орган, когда все просто жмут на кнопки и единообразно голосуют. Понятно, что независимые кандидаты не смогут протащить свои инициативы, но хорошо уже то, что в парламенте появится альтернативный взгляд на текущую повестку.

Подготовку к выборам в Госдуму 2021 года мы начали заблаговременно. За месяц до выборов «Голос» признали «иностранным агентом». Это случилось 19 августа. Мы только начали готовить наблюдателей. Видимо, власти решили обрубить нам пути взаимодействия с теми, кто до этого соглашался сотрудничать, — самое главное, с политическими партиями. Дело вот в чем: «Голос» как организация не имеет права никого никуда выдвигать, наблюдатели идут в основном от партий, все координаторы в регионах сотрудничают с какими-то политическими силами. В Алтайском крае КПРФ пошли нам навстречу, понимая, что у нас есть компетентные электоральные специалисты: мы им даем качественные знания, а они дают нам людей, которых мы обучаем наблюдению, потому что у КПРФ большая фанбаза. Много людей пришло: в совокупности обучили мы около пятисот человек. Я знаю, что в КПРФ стучались «сверху» и говорили: «Вы не с теми работаете…». Но они молодцы, поступили принципиально и продолжили совместную деятельность несмотря на давление. Но что будет в этом году, я не знаю.

И эта история с объявлением координаторов «Голоса» иноагентами, конечно, стала ответом на сентябрьские выборы.

Мы их разозлили. Они очень хотели, чтобы после признания «Голоса» иноагентом мы как-то сократили или прекратили свою деятельность, но этого не произошло.

Видимо, решили и этот механизм применить, чтобы нашу деятельность застопорить.

Три дня выборов в Госдуму я не спала, ела джанк-фуд, болел живот. Мы с моей подругой с утра до поздней ночи мониторили чаты, отвечали на вопросы и консультировали наблюдателей. В последний день выборов я решила съездить на участок: там отчаянные наблюдатели до шести утра сражались с членами комиссии за то, чтобы правильно провели процедуру. В прошлом году власти придумали так делать: есть реестр «надомников», по идее, в него вносятся люди, которые болеют или по иным уважительным причинам не могут прийти на участок, но хотят проголосовать. Тогда к ним приходят домой. Но проблема была и остается в том, что эти списки формируют разные социальные службы и Пенсионный фонд, туда попадают маломобильные, пожилые люди. Им никто не звонит и не спрашивает, хотят ли они проголосовать, хотя по закону звонить должны. Если человек пожилой или больной, это не значит, что он дурак. На участке, куда я приехала, было двести с лишним «надомников». Это колоссальная цифра, такого не может быть. Физически невозможно обойти столько людей в такой короткий срок. Я думаю, что члены комиссии никого не обходили и проставили голоса сами. Я приехала, помогла наблюдателю написать жалобу. Он в итоге ждал до утра и поехал с ними в территориальную избирательную комиссию отвозить упакованные бюллетени, там передал жалобу. Членам комиссии пришлось отчитываться.

В целом наблюдательская кампания прошла неплохо: мы обучили много людей, показали и доказали важность наблюдения, привели кого-то впервые на избирательный участок. В местную думу прошло много депутатов от КПРФ, в этом сыграла роль наша синергия. Важно понимать, что твои идеологические воззрения могут расходиться с идеологией сил, с которыми ты сотрудничаешь. Но ты понимаешь, что в долгосрочной перспективе хочешь обеспечить прежде всего насыщенную политическую жизнь, создать в регионе пространство для дискуссии. Чем пестрее выглядит Госдума и местные парламенты, тем больше получается шевелить болото, в котором привыкли находиться люди.

«Не хочется думать, что в этот ад ты попал совсем случайно»

Я отлично помню день, когда меня признали иноагентом. Был вечер 29 сентября. Я прогулялась по парку, пришла домой, думаю: полистаю инстаграм, попью чай и пойду спать. Открываю инстаграм, вижу сообщение в директе: «Катя, я с тобой, всегда поддержу, все будет хорошо». Пишу: «А что случилось?». Мне присылают скрин с сайта Минюста. И я такая: «Вау, ничего себе!».

У меня дико затряслись руки, я заплакала, мне стало очень плохо, потому что к такому невозможно быть готовым. Чем бы ты ни занимался и как бы твоя деятельность ни казалась тебе безопасной или не очень, все равно это как обухом по голове.

Дальше мне приходило по десять сообщений в секунду, люди писали, что я получила «знак качества», пытались поддержать. Я благодарна всем, кто нашел силы написать. Без сторонней поддержки это было бы сложнее пережить. Ты понимаешь, что в этом аду ты не один, есть те, кто за тебя переживает. Я заметила, что многие «иноагенты» говорят, что им не очень нравятся фразы про «знак качества» или как у Оксимирона в песне «Агент»: «Грамота, медаль и комплимент». А я нормально к этому отношусь. Люди не знают, что сказать в такой ситуации, поэтому выражают поддержку, как могут.

Лично я не сталкивалась с негативной реакцией на признание меня иноагентом: может быть, у меня круг общения не тот, который может «подарить» такую реакцию. Все эти годы меня окружают достаточно ценностно близкие люди.

Я не предполагала, что меня лично признают иноагентом. Думала, что «Голоса» им будет достаточно. Причем половину координаторов добавили в реестр, а половину — нет. Мы до сих пор не понимаем этой логики. Или у них реально есть методичка, почему были выбраны одни люди, а не другие? Не хочется думать, что в этот ад ты попал совсем случайно. Иначе получается дикое издевательство над человеческой жизнью и личностью.

Я начала думать, как с этим дальше жить, как выстраивать свой быт в связи с новыми обстоятельствами. У меня есть команда «Голоса», одной с этим было бы справиться невозможно. С «Голосом» работают адвокаты, они расставили все по своим местам: что дальше делать, как себя вести, что нужно помечать, что не нужно, как готовить отчет. Первое, что меняется после признания тебя иноагентом, и это самое важное, — твое эмоционально-психологическое состояние. Перманентная тревога, паника, паранойя от всего, что происходит. Второе — работа. Они как будто целенаправленно выдавливают тебя в нелегальное поле. Твой работодатель не захочет официально трудоустраивать в свою организацию «иностранного агента». Меня лично это не коснулось, но есть пример Алексея Петрова из Иркутска: когда он был координатором «Голоса» в 2016 году, его уже тогда уволили из университета. У него много мест работы, он популярный человек в Иркутске, такая компромиссная личность между властью и гражданским обществом. После признания иноагентом ему запретили выпуск статьи в каком-то журнале, а ведь он ученый-историк, ему нельзя без публикаций. Он сказал, что сам выпустит книгу со своими статьями и с плашкой «иноагента» на обложке.

Я благодарна тем институциям, которые, несмотря на статус почти «врага народа» и риски, готовы были дальше работать со мной. Я рада, что такие организации в России еще есть. Сотрудничество с иностранным агентом-физлицом по закону не наказывается, но кто знает, что теперь будет дальше. Такая же история была с экстремистскими и нежелательными организациями: тебя могут привлечь за сотрудничество с кем-то в прошлом, до признания организации экстремистской. По идее, закон не имеет обратной силы, но в России возможно все.

Когда это случилось, я сократила присутствие в соцсетях. Смогла только выдавить из себя пост в фейсбуке и инстаграме 5 октября, спустя неделю после того, как меня добавили в реестр. Собиралась с мыслями. Но потом немного очнулась и подумала, что историю с «иноагенством» надо рассказывать: если люди не знают, что с вами происходит, как вы живете после попадания в этот реестр и чем дышете, им будет тяжело понимать, с чем вы на самом деле сталкиваетесь. Поначалу было странно помечать посты той самой плашкой, но потом понимаешь, что для большинства людей она уже как белый шум. Ее перестают замечать.

Камушек в ботинке

Мы собрались с другими координаторами, которых признали иноагентами, и основали ООО «Честные выборы». Спустя месяц после попадания в реестр мы по закону должны создать юридическое лицо. Это еще одна дискриминационная практика: нас вынуждают заниматься коммерческой деятельностью, которой мы не собирались заниматься. ООО «Честные выборы» спустя месяц тоже признали иностранным агентом. В какой-то мере я признана иноагентом три раза: лично, как координатор организации-иноагента и через юрлицо.

Бесконечная бюрократия захватила мою жизнь. Я должна подавать отчетность раз в квартал обо всех своих доходах и расходах — отчитываться, по сути, о личных расходах.

Ты перестаешь быть личностью, ты теперь всегда публичное лицо, потому что транслируешь информацию на «неограниченную аудиторию».

У тебя могут быть проекты, которые никак не связаны с общественной деятельностью, но теперь все, что ты делаешь и пишешь, нужно помечать.

Первый полноценный отчет я подготовила после новогодних праздников. Эти отчеты все по-разному заполняют. Кто-то протестно указывает одну категорию — «обеспечение жизнедеятельности». Кто-то несколько чеков распишет. Я не обобщала свои доходы-расходы, но и не вдавалась в чрезмерные подробности. Все ждут правоприменительной практики, но, по сути, мы все в каком-то вакууме. Идем по неизведанной земле: мина, не мина, повезет или нет. Я человек законопослушный, я буду исполнять закон, но это не значит, что я не буду продолжать заниматься своим делом.

Координаторы «Голоса», которых признали иноагентами, продолжают свою работу. Кто-то уехал из России, кто-то остался. Мы общаемся между собой, шутим, обсуждаем, как заполнять отчеты, спорим. Жизнь идет. Кто-то иногда пишет, как ему надоело выполнять эти абсурдные требования, что больше не может. А потом на утро получаю сообщение от него же: «Так, все, отчет отправил». Но люди не опускают руки, продолжают заниматься тем, во что верят. Этот внутренний стержень сломать не получилось.

Раз в квартал я должна не только отправлять финансовый отчет в Минюст, но и публиковать отчет о своей деятельности в «информационной телекоммуникационной сети “Интернет”». Неважно, где ты его опубликуешь: можешь отправить в СМИ, можешь разместить на своей странице. Я опубликовала в соцсетях. Подошла к отчету серьезно. Написала честно, что занимаюсь организацией просветительских проектов и наблюдением за выборами. В целях деятельности указала просвещение и честные выборы в России, что по нынешним меркам звучит даже провокационно.

В конце декабря у меня была беседа в Замоскворецком суде: Минюст представил возражения на иск по оспариванию моего статуса иноагента. Там было и о том, почему меня включили в реестр. Самое интересное: финансирование — 7047 рублей от фонда «Лига избирателей», который признали иноагентом за пожертвование в виде 225 рублей от гражданки Молдовы и 200 рублей от неизвестного мне гражданина Таджикистана. Я считаю это чистой провокацией: гражданин Таджикистана мне не знаком. 24 августа мне был отправлен перевод от этого гражданина, а уже 26 августа в Минюст поступила информация от некоего органа исполнительной власти, что замечены такие-то переводы. Им, видимо, нужно было успеть все сделать до выборов, чтобы это выглядело, будто меня спонсирует другое государство перед выборами. По поводу моей деятельности Минюст перечислил все то, чем я занимаюсь: дискуссионное пространство СПИЧ, движение «Голос». Дескать, я веду политические дебаты как тренер. И что, это позволяет признать меня иноагентом? В дело была вшита ссылка, где я рассказываю про дебаты, как выстраивать аргументацию и контраргументацию, — не те вещи, которые подрывают основы конституционного строя России.

После признания иноагентом моя жизнь сильно изменилась. Ты как будто постоянно с камешком в ботинке, тебе постоянно неудобно, тебе хочется его вынуть и выбросить, но никак.

Я думала над тем, зачем я всем этим занимаюсь. Как бы это ни звучало банально и пафосно, я делаю это, чтобы мне не было стыдно потом смотреть в глаза своим детям. Я должна понимать, что сделала не все, но многое, чтобы Россия развивалась в более прогрессивном, демократическом русле.

Есть патриотизм достатка и патриотизм величия. У меня патриотизм достатка: я хочу, чтобы люди в этой стране жили достойно.

Меня не интересуют монументальные вещи про величие державы и кольцо врагов. Мне этот дискурс абсолютно не близок. Я хочу, чтобы люди в этой стране жили в соответствии с ценностями прав человека. Поэтому, когда дети меня будут спрашивать: «А ты что-нибудь сделала, чтобы изменить ситуацию?», я буду говорить: «Да». Сейчас я это точно знаю.

Мои родители отреагировали на мой новый статус болезненно. Папа мне все время говорил: «Не лезь». Расстроился, переживал. Но у них, кроме как принять ситуацию, нет другого выхода, как и у меня. Мы все погоревали, а потом приняли. Папа мне рассказывал, как к нему подходили и говорили: «Видел Катю, она на «Дожде» выступала. Ничего себе, какая молодец!». Он тоже с чрезмерным негативом не сталкивался.

Надежды мало, но я верю, что в России что-то поменяется. Персоналистские режимы невечные, а достойных граждан намного больше, чем мы можем представить. Срок определить не могу, но ситуация точно изменится. Новое поколение намного более свободолюбивое, это не формальный юношеский максимализм. Я вижу, в какой среде они растут. Они глобальны. Живут в Сети и понимают, как может быть выстроена политика в других странах, видят, что можно лучше, что мир свободен.

В моей России будущего должно быть верховенство права, независимые суды, свободные СМИ, демократические выборы. Понятно, что ни в одной стране нет этого на сто процентов, но хотелось бы двигаться к этому.

«Остановить локомотив безумия»

Инициаторами движения «Мягкая сила» выступили активистки, правозащитницы, женщины-политики со всей России. Я присоединилась, потому что уважаю организаторок и считаю, что важно «подсвечивать» женщин в политической среде. Хотелось бы, чтобы их стало видно, чтобы мы показывали, что можно быть яркими, активными, что можно не бояться. Можно участвовать в предвыборных кампаниях, собирать группы по разным проблематикам. Планировали осенью провести съезд, но сейчас у нас, как и у всех, горизонт планирования схлопнулся до часов.

Содружество «Мягкая сила» создали более 20 женщин-политиков из Москвы, Санкт-Петербурга, Бурятии, Алтайского края, Татарстана, Новосибирской и Свердловской областей. Среди них — действующие и бывшие депутаты, журналисты и политические активисты, в частности, бывший муниципальный депутат Тимирязевского района Москвы Юлия Галямина, правозащитница и экс-кандидат в Госдуму от «Яблока» Марина Литвинович, бывший координатор проекта помощи задержанным на протестах «ОВД-Инфо» (внесен Минюстом в реестр иноагентов) Алла Фролова.

Из манифеста движения: «Россия последних лет — это государство насилия, бесправия и бедности. На первый план выходит грубая сила: мужчины в боевой экипировке на наших улицах и границах, насилие в тюрьмах, домашнее насилие, усиливающиеся политические репрессии. Брутальная политика, которую проводит нынешнее руководство государства, стремительно несет Россию в политический тупик».

Нам не хотелось бы заниматься только вещами, связанными с так называемой «традиционной» женской повесткой, то есть домашним насилием, семьями с детьми. Мы знаем и понимаем, что женщины занимаются многими общественными проблемами. Для меня, например, это выборы и просвещение.

Мы готовились опубликовать манифест содружества 23 февраля — казалось, что это символическая дата. Но история развернулась в другом направлении. Манифест, который мы опубликовали 22 февраля, стал созвучен страшным событиям. Мы писали, что мы против брутализма, бряцания оружием, против того, чтобы быть государством насилия, государством-тюрьмой, казармой, а хотим стать государством-домом, где власть заботится о людях, занимается благополучием граждан, не играет в мифические конструкты. Нам нужно меньше брутализма и больше заботы. Поэтому сейчас мы хотим остановить этот локомотив безумия и насилия. Нужны любые ненасильственные средства сопротивления коллапсу.

К этой точке мы шли последние двадцать лет. Мы постепенно отдавали свои свободы, сквозь пальцы смотрели на ломку зачатков демократических институтов.

Теперь никто ничего не может сделать, потому что все механизмы взаимодействия власти и общества разрушены. Будет хуже, но это не значит, что мы опустим руки.

В «Побеге из Шоушенка» главному герою, чтобы выбраться на свободу, нужно было ползти по канализационной трубе с кучей нечистот. Это противно, неприятно, но в конечном итоге стоило того. Мы сейчас все в этой трубе, но мы обязательно выберемся.

*Признана Минюстом «иноагентом»

Серия «Влиятельные» рассказывает о женщинах, которые меняют общественный ландшафт в России и занимают активную жизненную позицию. «Влиятельные» — о тех, кому удается созидать и приближать перемены.