«Я — женщина-машинист, первая в петербургском метро» Дарья Яременко — о работе в подземке и дискриминации не из-за гендера, а из-за цвета волос

С 1936 года женщины в России могли управлять поездами в метро. В послевоенное время доступ к профессии стали ограничивать. С 2000 года — официально, тогда правительство утвердило перечень работ, на которые нельзя принимать женщин. Запрет объясняли защитой «репродуктивного здоровья», но недавно его отменили. Дарья Яременко — полицейская и тату-мастер в прошлом — стала первой в Петербурге дипломированной штатной женщиной-машинистом. Она подчеркивает: именно машинистом. Потому что у феминитива «машинистка» в русском другое значение — так называли женщин, работающих за печатной машинкой. 

Дарья рассказала «Гласной», как сменила тату-салон на подземку, но так и не смогла стать «лицом метрополитена», а еще почему мужчин — работников метро становится все меньше.

Полицейская меняет профессию

Мне 26 лет. Окончила художественную гимназию и еще во время учебы мечтала набивать татуировки, но документы подала в Санкт-Петербургскую академию милиции. Почему? Романтика и желание сделать мир лучше, наверное. Как говорят: «Хочешь изменить мир, начни с себя». 

Три года работала по профессии — полицейским в отдельной роте районного управления МВД. Рассказывать не о чем: очень низкая зарплата, много работы, высокая нагрузка и почти нет выходных. Условия работы деньгам не соответствуют — да и мир оставался прежним. Так что я уволилась и пошла исполнять мечту детства.

Устроилась в тату-салон, и тонкостями ремесла обучалась у мастера, у которого сама «забиваюсь». До сих пор считаю тату самым интересным направлением в искусстве. Да, сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что интересы у меня, в основном, не «девочковые» — то есть не те, которые принято «девочковыми» считать.

Весной 2022 года индустрия тату просела. Наверное, в марте я поддалась панике: клиенты начали массово уезжать за границу. Потом, в сентябре, — вторая волна. Тогда вообще было непонятно, что будет в стране. А я несу ответственность за коня (у Дарьи есть собственный конь, — прим. «Гласной»), мне его нужно кормить. 

Решила, что нужен стабильный доход, даже если в Петербурге объявят военное положение. 

Попалось объявление о наборе кадров в метрополитен. Пришла — предложили должность машиниста. Мне понравился график, уровень заработной платы, а любовь к профессии появилась позже, уже во время обучения. В метро я зарабатываю больше ста тысяч рублей ежемесячно — это меньше, чем в салоне татуировок, но зато заработок стабильный. 

Раньше к управлению поездами метро допускали только мужчин. Как мне объясняли, это было связано с «физиологическими различиями». Лет пятьдесят назад поезда были другие, уровень вибрации и шумов был выше, и у женщин, как заявлялось, страдали репродуктивные функции. Современные составы — на пневморессорах, в их конструкции используют резиновую оболочку, которую накачивают воздухом, поэтому уровень вибраций значительно ниже — и уровень шума тоже, то есть условия работы считаются менее вредными. 

Мы пришли учиться на машинистов вдвоем — я и еще одна девушка, Маша Сазонова. Поначалу от парней-одногруппников чувствовала если не негатив, то скепсис. Они были уверены, что мы не выдержим. В техшколе дают колоссальный объем информации: многочисленные инструкции и регламенты для разных ситуаций, объяснение принципов работы систем, с которыми предстоит работать машинистам. А срок обучения небольшой: теория — три с половиной месяца, еще три с половиной — практика.

Но когда началась учеба, стало некогда отвлекаться на гендерные различия. И главное, преподаватели — а они не только теорию в школе преподают, но и сами работают на линии — парням сказали, что им крупно повезло, потому что они стали свидетелями исторического перелома: впервые в новейшей истории в метрополитен Петербурга идут работать женщины-машинисты. 

Осознание, что мне удалось войти в «мир мужчин», пришло внезапно. Помню этот момент: родители с гордостью стали обо мне рассказывать знакомым, следить за публикациями обо мне в СМИ. 

В некоторых публикациях меня называли машинисткой. Нельзя сказать, что это меня как-то обидело, машинистка — тоже работа, но специалисты этой профессии сидят за печатной машинкой, а я управляю электропоездом, везу две с половиной тысячи человек. Поэтому я — женщина-машинист, первая в петербургском метро. 

Бегущие под поезд крысы — это миф

Текучесть кадров в метро высокая, потому что работа сложная. И мне было непросто привыкнуть к графику. Он у машиниста плавающий, выход в смену каждый раз на новом месте: сегодня — на «Выборгской», завтра — на «Нарвской». А главное, нет стабильного времени прихода. В один день можно выйти на работу в 6:52, в другой — в 14:18, в третий — в 17:48. График выдают за месяц, конечно, но организм все равно не понимает, когда у него время сна, а когда — время бодрствования и приема пищи. 

Но после начала работы в подземке мое мышление изменилось. Я и раньше была достаточно организованным человеком, а сейчас и вовсе планирую день по минутам. Потому что в метро все именно так устроено: если я задержу состав, то весь график [посыплется]. Так что теперь, отправляясь на встречу, просчитываю маршрут так, чтобы определить максимально точное время прибытия. 

Еще машинисты страдают от нехватки кислорода. Да, есть система вентиляции и кондиционирования, но поезд метро, как поршень, выталкивает воздух из тоннеля, поэтому наименьшее количество кислорода — в кабине машиниста и первом вагоне. Так что гипертоникам и людям, которые тяжело переживают духоту, лучше ездить в последнем вагоне: там больше воздуха. 

Кроме того, машинист много часов сидит на месте, наедине с собой, с максимальной концентрацией внимания. Он не может во время движения поезда сходить в туалет, попить чаю или кофе, покурить. Отвлекаться нельзя. 

Каждого машиниста контролирует автоматизированная система — специальная гарнитура на ухе, которая изготавливается по слепку ушной раковины сотрудника и настраивается персонально под него. Система в том числе отслеживает направление зрачков — глаза должны следить за дорогой. Если машинист отвлекся — раздастся сигнал, после которого необходимо нажать кнопку бдительности. 

Для ухода на обед нужно дождаться машиниста на подмену. Он дает возможность чуть-чуть отдохнуть, а сам едет в конечную точку, делает круг и возвращает состав по другому пути. Обычно машинист проводит в кабине два с половиной — три часа, за это время ему дают два-три перерыва. Но иногда, когда много больничных, ожидание подмены может затянуться до четырех с половиной часов, а смена — до восьми часов. Да, когда людей не хватает, снимают не составы с линии, а подменных машинистов — к этому надо быть готовой. 

Чрезвычайные ситуации, когда машинист должен принимать решение — остановить состав, отключить аппаратуру, подключить резервные тормоза, заблокировать работу дверей, — случаются. Нас к этому готовят, есть ежемесячные «аварийные игры»: мы получаем неисправный состав и должны отработать навык действий в любой внештатной ситуации. Учения проходят без участия пассажиров, с инструкторами. Также машинисты работают с психологами, которые изучают реакции, уровень утомляемости, стабильность психики, — это огромная экосистема.

С чрезвычайными ситуациями уже сталкивалась. Однажды не было первого провода (технический термин, только машинисты меня поймут), но это можно исправить на ходу, и я исправила. Как-то возвращала состав, потому что вышла из строя связь пассажир — машинист. 

Иногда, кстати, люди звонят по этой системе связи. Услышав сигнал, я, конечно, напрягаюсь. Бывает, человек выпил и пытается поговорить с машинистом. Или пассажир может сообщить о происшествии — когда, например, кому-то стало плохо. Тогда необходимо объяснить, что делать, предупредить дежурную по станции. В общем, сигнал — повод для максимальной концентрации. Бывает, звонят просто поблагодарить. Я таким звонкам радуюсь. Когда пассажиры слышат женский голос, то потом иногда пытаются заглянуть в кабину. Но так поступают только представители старшего поколения, молодые уже не удивляются. Ведь это нормально, что женщина занимается делом, которое ей нравится. 

Раньше смотрела страшилки из интернета — как человек упал на рельсы или бросился под состав. Думала, что так, через просмотр видео, смогу подготовиться к подобным ситуациям. Теперь не смотрю. 

Потому что точно знаю, что мне делать: остановить поезд, снять высокое напряжение с контактного рельса, подать заявку, установить загородку. Знаю, что делать с пассажирами, которые остались в составе: их надо успокоить, ведь главное — чтобы не было паники. 

А вот крысы, которые выбегают навстречу поезду, — это выдумка. Они не выживут в тоннелях: там нет ни еды, ни воды. Кроме того, работает система безопасности, которая фиксирует любое попадание посторонних объектов. 

Служебные романы исключены

С коллегами строю только профессиональные отношения. Работа не то место, где можно крутить романы. Что делать, если отношения не сложатся? Как я буду работать? Да, в метро есть семейные пары, но мои коллеги-машинисты состоят в браке с женщинами, которые работают дежурными по станции или операторами, их могут развести так, что они и не встретятся. В моем случае так не получится, поскольку машинисты постоянно работают вместе. 

Признаться, рабочий график сейчас не предполагает бурных романтических отношений, даже вне метро. 

Моя работа заканчивается то в 10 вечера, то вообще в полночь, то я ночью работаю. Конечно, можно договориться с коллегами и не получать ночные смены, но я люблю работать по ночам. Люди почему-то уверены, что метро по ночам не функционирует, хотя это не так. Ночью машинисты расставляют по линиям составы — по всему маршруту движения, на всех ветках. Если вытягивать составы из депо только в момент открытия, то пассажирам придется долго ждать утром. Кроме того, по ночам машинисты занимаются обкаткой и перегонкой. 

Но зато ночью есть возможность отдохнуть. Машинист приезжает. К его приходу кровати в комнате отдыха уже застелены, в душевых — полотенчики. На сон — три часа. Проснулась, сполоснулась, покушала — и пошла на вторую часть смены.

У меня все отдельно от коллег мужского пола — и душ, и туалет, и комната отдыха. Ставить перегородки и переставлять мебель здесь начали, еще когда мы с Машей Сазоновой учились. Приятно, что метрополитен готовит места и для других девочек. Их ждут, конечно. Сейчас в штате я, а с декабря 2023-го — и Мария. Но я уверена, что в метро будут идти женщины, и именно на позицию машинистов. 

Форму для нас — брюки, рубашку и китель — шьют на заказ. Юбка для женщин-машинистов исключена: в ней невозможно работать. Как, например, спуститься на пути, чтобы снять высокое напряжение? А это необходимо, если на путь упадет пассажир. Каблукам тоже не место на работе. Но я всегда подвожу глаза — стрелки у меня, даже если я иду за хлебом или выношу мусор. 

После февраля 2022 года кадровый голод стал острым — мужчин и в самом деле не хватает. 

Часть парней мобилизовали. Часть не выдерживает и увольняется, так как эта работа на самом деле очень тяжелая. Но кто-то должен ее выполнять? Женщины! К тому же метро предлагает стабильный доход, а это крайне важный фактор.

Пока только непонятно, как мы будем уходить в декретный отпуск [если потребуется]. Я не загадываю по поводу детей, будет как будет, но хотелось бы сохранить уровень зарплаты высоким. А он зависит, во-первых, от класса, который надо постоянно повышать, а значит, постоянно учиться. Во-вторых, от «колесных», то есть непрерывного стажа. 

«Пирсинг и волосы не того цвета»

Пока мы учились в техшколе, про нас сняли рекламный ролик — как о первых женщинах-машинистах. Ну как о нас… Официальная позиция такова: в петербургский метрополитен пришла одна Мария. Меня в кадре вообще нет. В марте, когда мы учились в техшколе, про нас снимали и писали. Опять же, скорее про Марию. Тогда, в марте, писали, что она «самостоятельно выйдет на линию через два с половиной месяца». Но я сдала экзамен раньше, меня приняли в штат в сентябре, Мария только-только сдала экзамен в декабре — и ее тут же стали приглашать на все официальные мероприятия под видом первой женщины — машиниста петербургского метро. 

Меня, которая на самом деле первая, теперь вообще словно не существует. Видимо, не подхожу под звание. Потому что у меня пирсинг и волосы не того цвета. В лицо мне про это не говорят, но за спиной шепчутся.  

Татуировки в моей жизни тоже остались. Раньше они меня кормили, а теперь это просто увлечение. Иногда я по-прежнему работаю в салоне — метро любви к искусству не мешает. Еще играю на гитаре — для души. На выходных занимаюсь конным спортом. Люблю скорость, конечно же: управляю автомобилем, восемь лет водительского стажа. Сейчас вожу кроссовер Toyota RAV4, были и спортивные машины. Езжу на мотоцикле. Все купила сама — нет у меня ни состоятельных родителей, ни состоятельного мужчины. 

Читайте также «Права человека только для ангелов»: какие ложные установки внушает нам патриархат

Мнение радикальной феминистки

Меня так умиляют эти стереотипы: если у женщины есть деньги, то это или мужчина дал, или она у родителей взяла. Это смешно! Эй, нам же никто не мешает строить жизнь так, как мы хотим. И финансовая независимость дает право большего выбора и лучшего отношения к себе. Если женщина зависит от мужчины, она вынуждена мириться с его требованиями, отношением. Я не строю отношения с позиции зависимости вообще. Для меня важнее свобода.

Редактор: Анастасия Сечина