Сухим языком и с большим количеством «вы должны» Как говорили о любви и сексе в СССР и как говорят сегодня — историк Элла Россман
Власти любят повторять, что в СССР секса, а значит, и секспросвета не было. Но на практике эту тему исследовали педагоги, медики и первые сексологи. Они не сходились во взглядах и спорили, пытаясь подружить науку с коммунистической моралью.
«Гласная» поговорила с историком советского девичества, автором телеграм-канала «Смех Медузы» Эллой Россман о том, как прогрессивная риторика уживалась в СССР с морализаторством и репрессиями, как демографические тренды прошлых лет влияют на Россию сегодня и почему мечтам консервативных российских депутаток не суждено сбыться.
От террора к убеждению и обратно
— Недавно «Гласная» выпустила материал про организацию, которая готовит школьный учебник по семьеведению. Проект «Азбука семьи» тиражирует гендерные стереотипы и мифы вроде того, что у зиготы есть чувства. Как ты думаешь, такие инициативы должны вызывать тревогу? Они способны на что-то серьезно повлиять? Ведь были аналогичные попытки в советское время, и к чему это привело?
— Я видела проекты российских учебников по семьеведению, и в них прослеживается преемственность [по отношению к советским текстам]. [Современные пособия продвигают] религиозные ценности, но язык и оторванность от жизни сохраняются.
Я исследовала советские материалы второй половины XX века по половому просвещению, и все они избегали тем, которые реально волновали молодых людей. На школьном предмете под названием «Этика и психология семейной жизни», который ввели в школах в восьмидесятые, максимально сухим языком с большим количеством «вы должны» рассказывали о дружбе и любви. Судя по воспоминаниям тех, кто этот предмет проходил, школьники относились к нему, мягко говоря, с иронией.
Буквально через пару лет Советский Союз начал активную внутреннюю трансформацию. Была объявлена политика гласности, власти значительно ослабили цензуру, в публичной сфере появлялось больше многообразия, дискуссий. И материалы по темам гендера, семьи и личных границ, которые создавались в то время, полностью затмили собой курс «Этики и психологии семейной жизни».
Мне не нравится, что сегодня в российских школах становится все больше индоктринации по темам милитаризма, так называемых традиционных ценностей. Но я сомневаюсь, что [эти попытки] окажут реальное влияние на молодежь: как и во второй половине восьмидесятых, сейчас много альтернативных источников информации, в первую очередь благодаря интернету.
— Зачем властям прививать школьникам «семейные ценности»? И чем сегодняшняя мотивация отличается от советской?
— У России есть проблемы с демографией, которые частично родом из Советского Союза. И когда Путин [стал президентом], он пообещал их решить, но [в итоге] только усугубил. Власти это тревожит — они понимают, что у нас стареющая страна с большим количеством пожилого населения и маленьким процентом молодежи.
В СССР демографические проблемы существовали не только из-за плохих решений властей, но и по объективным причинам: страна толком не восстановилась после Второй мировой войны. По демографическим пирамидам видно*, что в войну погибло огромное количество молодежи, которая просто не успела завести детей. Второй мировой предшествовали репрессии, массовый голод, гражданская война — они тоже не способствовали позитивным демографическим изменениям.
Ситуация беспокоила советские власти, и было несколько волн тревоги по этому поводу. В семидесятые, например, велись дискуссии о падении рождаемости в СССР, которые затрагивали широкий круг вопросов, связанных с семьей, гендерным равенством и здоровьем. К диалогу привлекали экспертов.
В тот период женщины делали огромное количество абортов, потому что было мало качественной контрацепции и информации о ней. Эксперты наблюдали рост числа разводов и снижение рождаемости в европейской части страны, если сравнивать с предыдущими поколениями. В национальных республиках динамика была несколько иной. Думаю, в дискуссиях о рождаемости мог присутствовать скрытый расизм и шовинизм относительно неславянского населения СССР.
В отличие от сталинского периода, в оттепель и позже проблемы все чаще решали не путем террора, а путем убеждения. Если Сталину было нужно, чтобы родилось больше детей, он запрещал женщинам делать аборты, а врачам — их проводить.
При Хрущеве методы изменились: за аборт уже не сажали в тюрьму, а читали лекцию, что это плохо и неправильно; объясняли, как именно женщине нужно жить со своим мужем.
Государство после долгой паузы вернулось к идее полового просвещения, в том числе среди детей и молодежи, которых решили готовить к семейной жизни. Если говорить о современной России, то тенденция тут ровно противоположная: страна становится все более репрессивной. Это проявляется не только в том, что власти сажают оппозиционеров, но и в растущем желании навязать единую жесткую норму того, как все должны жить. И навязать не просто разговорами, а, опять же, ограничением доступа к абортам. Это в принципе свойственно авторитарным режимам.
Как регионы начали ограничивать доступ к абортам и кому это выгодно
«Советский человек не болеет сифилисом»
— Как введение и отмена раздельного обучения в советских школах повлияли на развитие полового просвещения в СССР?
— Об этом сейчас мало кто помнит, но в СССР возвращение к раздельному обучению мальчиков и девочек активно обсуждали еще с конца тридцатых годов. Не последнюю роль тут сыграла проблема дисциплины. Вследствие активной ранней советской политики в сфере образования количество учащихся резко выросло. В результате школы были переполнены, учителя и администрация не справлялись. Это была серьезная проблема, которую обсуждали на высшем уровне.
Тогда власти подумали, что ситуацию с дисциплиной можно исправить, если воспитывать мальчиков и девочек отдельно. Это было нонсенсом, потому что совместное обучение детей и отсутствие гендерной сегрегации отражало ценности советского государства. Девочки должны были получать такое же образование, как мальчики, ведь дореволюционные порядки остались в прошлом.
В итоге из-за войны рассмотрение проекта отложили, но в 1943 году раздельное обучение в средних школах в больших городах все-таки ввели. Для многих родителей и учителей это было неожиданностью. Быстро стало понятно, что мера плохо работает с бюрократической точки зрения. Например, в каком-нибудь городе могло быть две средние школы: одна в центре, другая на окраине. Из-за того, что мужскую школу решили сделать в центре, девочкам приходилось добираться на окраину, хотя раньше школа была у них под окном.
Также не хватало сотрудников из-за введения специфических правил. Скажем, директорами мужских школ могли быть только мужчины, что не всегда соблюдалось. Переквалификация школ из смешанных в мужские и женские была плохо организована, возникало много ошибок в процессе распределения по школам.
Содержание программ в женских и мужских школах отличалось, что влекло за собой многочисленные жалобы. В апреле 1950 года на страницах «Литературной газеты» вышла статья психолога Виктора Колбановского о проблемах раздельного обучения, в ответ на которую пришло множество писем читателей с критикой системы.
В результате в 1953 году раздельное обучение отменили. Но, что интересно, это разделение, а потом слияние школ породило дискуссию о том, как присутствие противоположного пола влияет на взросление мальчиков и девочек. Создавались исследовательские группы, на эту тему защищались диссертации. Например, о том, как педагогам правильно организовать дружбу мальчиков и девочек в школе, чтобы они положительно влияли друг на друга и потом образовывали крепкие семьи.
Так что курс [«Этика и психология семейной жизни»] в восьмидесятые годы взялся не из ниоткуда, а был продолжением долгой дискуссии на тему гендера и семьи. В ней участвовали и педагоги, и просветители, и медики, и такие новаторы, как Игорь Кон, которые предлагали проекты более открытого разговора на темы полового просвещения. К сожалению, предмет «Этика и психология семейной жизни» вобрал в себя все худшее, что было в этих дискуссиях. В методических материалах к нему можно найти много идеологии, морали, отсылок к русской классической литературе и мало реально полезных советов.
— Поэтому в этих книгах не было ничего о том, как решать конфликты в семье (как, к слову, и в современных учебниках по семьеведению)?
— На самом деле в Советском Союзе были хорошие эксперты [по секспросвету]. Они пытались найти более прогрессивный способ обсуждать эти темы, поднимали проблемы, которые волновали реальных людей. Вспомнить того же сексолога Игоря Кона либо медиков вроде Якова Ананьева из Волгограда, который писал весьма прогрессивные книги по теме.
Но, к сожалению, и в СССР, и в современной России власти недостаточно прислушиваются к экспертному мнению. [Вместо этого правительство формирует] собственные идеи [или полагается на] приближенных «экспертов», которые больше думают про идеологию. В СССР их место занимали специалисты по коммунистической морали. Они не имели отношения к эмпирическим исследованиям и науке в строгом смысле слова.
Игорь Кон, пионер сексологии в Советском Союзе, писал, что в Академии педагогических наук была целая исследовательская группа, которая занималась половым просвещением, но больше всего ее интересовали вопросы морали. Специалисты по этому направлению были на хорошем счету, потому что идеологически все делали правильно.
— Хорошо. Но надо же было советским людям лечить болезни, передающиеся половым путем?
— В некоторых книгах по половому просвещению авторы пытались объяснить советскому человеку, как не заразиться сифилисом или гонореей. Иногда это подавалось очень смешно. Книги утверждали, что советские люди, в отличие от жителей капиталистических стран, все очень нравственные: живут в здоровом обществе, где нет проституции, женятся по любви, а не из корыстных побуждений, а значит, у них просто не может быть сифилиса. Либо он есть, но не в таком масштабе, как при капитализме.
В реальности венерические заболевания были проблемой, и их надо было профилактировать. Так что приходилось выкручиваться и придумывать, как правильно говорить о болезнях.
Основным способом профилактики, который тогда пропагандировали, было воздержание (даже в семейной жизни) и моногамный секс в браке. В целом разговор о сексе велся с большим количеством экивоков и часто уходил либо в сторону морали, либо — гигиены и физиологии. Это не значит, впрочем, что совсем нельзя было найти полезной информации в подобных книгах.
Я работала с десятками советских книг и брошюр для девочек-подростков, написанных медиками и гигиенистами. Медики в целом были более честными и прямолинейными в плане полового воспитания, чем, например, специалисты по педагогическим наукам или по коммунистической морали.
В их книгах можно найти много полезного о теле, менструации, правилах гигиены половых органов, они рассказывали об их внутреннем строении со схемами. Это выглядит прогрессивно для своего времени.
(Не) самая ханжеская страна в мире
— Чем половое воспитание в позднем СССР отличалось от остального мира?
— В первую очередь Советский Союз довольно серьезно отличался от других социалистических стран, потому что был самым ханжеским среди них. Даже по сравнению с католической Польшей — там было много наработок по половому просвещению, в том числе для подростков.
Поразительные вещи происходили в Чехословакии. Там сексологи в пятидесятые изучали женские оргазмы и даже провели первую в мире научную конференцию на эту тему.
Подобные исследования потом перерабатывались в практическую литературу, [выливались в] дискуссии в прессе и на телевидении. Половую жизнь рассматривали и с точки зрения удовольствия, что в советских материалах почти не встречалось.
— Почему в СССР так боялись прямого, практического разговора про секс?
— Это сложный вопрос. Я сама не до конца понимаю, почему так получилось. В раннее советское время в дискуссиях о сексуальности были разные позиции. С одной стороны, были идеи радикального переустройства семьи, отношений. Например, в сочинениях Александры Коллонтай. Она считала, что романтическая и сексуальная жизнь в новом обществе должна была перевоплотиться в новую, свободную форму взаимоотношений, которую она называла «любовь-товарищество».
В «любви-товариществе» эротическое чувство было связано с солидарностью и совместным построением нового общества и не должно было замыкаться внутри моногамной семьи.
Многие советские лидеры не разделяли подобных взглядов. Например, Владимир Ленин, Анатолий Луначарский придерживались более традиционных [позиций относительно того], какой должна быть семья и при социализме, и при коммунизме. Они не хотели такого радикального пересмотра устоев, как у Коллонтай.
Консерваторы были в разных сферах. Например, сторонником более традиционного подхода в половом просвещении детей был Антон Макаренко, который стал своего рода отцом советской педагогики. В своей «Книге для родителей» он критиковал людей, которые думают, что это правильно и современно — рассказывать детям о сексе в подробностях. Он писал, что не следует быть слишком откровенными в разговорах с детьми на эти темы.
В этом споре в результате победили консерваторы. Но не стоит при этом экзотизировать Советский Союз и говорить, что он был самой ханжеской страной в мире. Нужно всегда рассматривать советское общество в глобальном контексте. Например, в Великобритании шестидесятых половое просвещение молодежи было не менее ханжеским, с не меньшим количеством умолчаний.
Ситуация в СССР отличалась тем, что девочек и девушек довольно рано начали готовить не только к семейной жизни, но и к тому, что нужно работать и состояться профессионально. Несмотря на флуктуации официальной риторики, существовал консенсус, что возможности и потенциал женщины не ограничиваются семьей.
Она может летать в космос, совершать научные открытия, заниматься общественно важной деятельностью и политической борьбой, как великие революционерки прошлого. Во многих странах Запада в то же время внимание было по-прежнему сфокусировано на роли женщины в семье.
Встречались, конечно, в СССР и более консервативные авторы, но они не были в мейнстриме. Хотя в период застоя эти голоса стали звучать громче.
В прессе того периода можно найти идеи, что советское общество несколько перестаралось с уравниванием мужчин и женщин и потеряло что-то важное в процессе.
В одной из таких статей приводится пример мужчины, который сказал что-то скабрезное при даме, она дала ему пощечину, а он ударил ее в ответ. И потом оправдывался, что мужчины и женщины теперь равны, а значит, он вполне может дать сдачи и даме.
Подобные анекдотичные случаи приводились как симптомы серьезного общественного неблагополучия. В прессе стали взывать к тому, чтобы вернуть некоторые устои прошлого, традиции «джентльменства» и «рыцарства», в том числе чтобы сохранить семьи. Такая риторика популярна и сегодня.
Как раньше уже не будет
— Российские власти винят западные страны в том, что в России распространился феминизм и «идеология» чайлдфри. Существовала ли подобная логика в Советском Союзе?
— В некоторых позднесоветских книгах по половому просвещению можно найти геополитические рассуждения, которые немного напоминают эту логику, но там скорее речь идет не о Западе как таковом, а о капиталистическом Западе.
Авторы пишут, что молодежь в капиталистических странах не может создать семью, потому что капиталисты ее эксплуатируют, не оплачивая труд рабочих по достоинству. Женщины [в этих странах] не равны с мужчинами и вынуждены продавать свое тело за деньги, потому что не могут заработать иначе.
Из-за отсутствия прав и возможностей они вынуждены выходить замуж за тех, кого не любят, по расчету, и такие семьи в результате разваливаются. В общем, нездоровая обстановка, распущенность, несчастье, все заражают друг друга венерическими заболеваниями.
Социалистическое государство в таких рассуждениях позиционировали как наилучшее место для создания семьи и для жизни женщин. Женщины свободны, наделены правами, самостоятельны экономически, а значит, могут выходить замуж по любви, могут сами выбирать, как им жить. Семьи построены на свободном выборе и потому крепки — такого рода риторика.
Современных идей о России как последнем оплоте «традиционных ценностей» там, конечно, нет. Наоборот, речь о прогрессе, позитивных (и весьма радикальных) изменениях, которые как бы выделяют Советский Союз на фоне других стран.
— Как мы пришли к ситуации, когда представительницы власти и депутатки публично заявляют, что женщинам не нужно получать высшее образование, пока те не родят?
— Не знаю. Многие из этих женщин выросли в Советском Союзе, и растили их совсем иначе. Потому-то они депутатки, а не домохозяйки с 10 детьми.
В СССР женщины имели хорошее образование, активно участвовали в экономике, могли зарабатывать и распоряжаться своими деньгами. В этом смысле авторы книг по половому просвещению, в общем-то, были правы.
Что интересно, при такой самостоятельности и экономической независимости в СССР был удивительно низкий средний возраст рождения первого ребенка. Женщины заводили детей еще в институте. Это было связано в том числе с недостатком контрацепции и отсутствием культуры предохранения.
Это противоречило [тенденциям во многих других странах]. Обычно, когда женщины получают доступ к образованию и экономическую независимость, начинают больше зарабатывать, то все позже выходят замуж и все больше откладывают рождение детей. Возраст рождения первого ребенка повышается.
И как раз современная Россия демонстрирует те показатели, которые должны были проявиться куда раньше. Средний возраст рождения первого ребенка в России растет — сейчас это 26 лет, что уже гораздо выше, чем в Советском Союзе.
Мне кажется, депутатки так реагируют на этот процесс, потому что он плохо соотносится с их собственным жизненным опытом. В их молодости детей рожали рано, сейчас это делают все позже. Вообще, наши власти плохо ориентируются в демографических закономерностях и гендерных вопросах. Они, похоже, не понимают, что откладывание рождения первого ребенка должно было случиться.
Их пугают изменения, и они думают, что их можно легко обратить вспять.
Хотят бороться с большими демографическими и социальными процессами чтением лекций. Напечатать учебник о важности семьи — и чтобы все снова начали рожать в 20 лет. Так не работает.
* Facebook принадлежит компании Meta, признана экстремистской, запрещена в РФ
Первая советская феминистка — о недолговечности патриархата и революционном потенциале сказок
Ася Казанцева* — о преследованиях, выживании и материнстве в современной России
Исследовательница «убийств чести» на Северном Кавказе ― о том, как их скрывают и почему защищать женщин в республиках становится все сложнее
Как говорили о любви и сексе в СССР и как говорят сегодня — историк Элла Россман
Документалистка Юлия Вишневецкая — о монологах жен вагнеровцев и протестном потенциале женских чатов
21-летняя активистка Дарья Пак — об обысках, репрессиях и вынужденной миграции