«У моего ребенка отбирают будущее» История незаконного ареста матери-одиночки на антивоенной акции

Женщины становятся движущей силой антивоенных протестов: по данным ОВД-Инфо (признан Минюстом иноагентом), их доля среди задержанных во время акций составила 44%, хотя на прошлогодних митингах было всего 25%. Правозащитники отмечают многочисленные случаи жестокого обращения с ними во время задержаний, а также угрозы и психологическое насилие, применяемые к ним со стороны полицейских, — как правило, в ответ на попытки задержанных женщин защитить свои права. По меньшей мере в 16 случаях полиция задержала женщин с детьми младше 14 лет на время, превышающее установленные законом три часа: некоторых даже оставили на ночь в отделе полиции. А мать-одиночку из Петербурга арестовали на 29 суток. Все эти данные юристы и аналитики ОВД-Инфо собрали в обращение и передали спецдокладчику ООН по вопросам насилия над женщинами.

«Гласная» публикует рассказ соло-матери Елены о том, как ее незаконно арестовали на месяц, что было в это время с ее сыном и почему ей как родительнице особенно важно заявлять о своей гражданской позиции.

«Превращают нашу жизнь в ад, забирают наше будущее»

Меня очень глупо задержали. 2 марта я пришла [к Гостиному Двору] к семи вечера — там в это время люди как раз и собирались. Пришла, потому что не согласна с действиями [российских] властей в Украине, а молчать в условиях [слово запрещено в РФ] считаю неправильным. Это был будний день, поэтому людей почти не было, и я сразу увидела омоновцев.

Тут произошло следующее: подхожу [к Гостиному Двору] — и омоновец мне говорит: «Не ходите». А я понять не могу, почему мне нельзя туда пойти. Оказывается, они просто оцепили [часть Невского проспекта] и всех, кто оказался внутри оцепления, буквально за две минуты погрузили в автозак. Так я получила свои 29 суток. Очень обидно, что даже позицию выразить не успела.

Конечно, я понимала, что меня могут задержать. У меня не было таких мыслей: мол, если я мать, меня не имеют права арестовывать, и на этом основании я смогу «выехать». Но и не ожидала, что мне дадут ни за что 29 суток, — все равно же остается надежда на какое-то соблюдение законов полицией и судом. [Когда шла на Невский], я думала лишь о том, что сейчас идет [слово запрещено в РФ] и очень страшные вещи происходят, а ты сидишь и боишься, что тебя задержат. Я не хотела позволять себе это так пассивно пережить. К тому же хотелось поддержать других — тех, кто выходит, солидаризироваться, быть с ними рядом.

Среди моих друзей и родственников нет людей, которые разделяют мою позицию по поводу [слово запрещено в РФ]. Я недавно зашла в «Одноклассники»: там у меня много знакомых из родного города, и они все постят фотографии с символом Z и надписями: «Za наших», «Мы победим». Для меня это так дико. Я понимаю, что у всех есть причины, которые не дают им проявлять свою гражданскую позицию: дети, работа, невыплаченный кредит… Таких вещей может быть очень много. Но мне кажется, нужно их все равно преодолевать. Не знаю, может, это говорит о том, что я несерьезная и безответственная мать, но я считаю, что

мы, матери, тоже имеем право участвовать в протесте. Я не должна бояться, что меня посадят! Я должна иметь возможность влиять на то, что происходит в моей стране.

До этого я была на антивоенной акции 24 февраля — в день начала [слово запрещено в РФ]. Пришла сначала на Дворцовую площадь, но там никого не было, только омоновцы. Сначала я подумала, что люди все испуганные и сидят по домам, но потом дошла до Гостиного Двора — а там было много протестующих. Мы кричали антивоенные лозунги, кто-то даже выходил с плакатами. Когда такое единение происходит, это очень приятно. Даже не обидно, если тебя за это задерживают. Меня задержали, но это было в порядке вещей.

На акциях меня задерживали и раньше. Я начала выходить на протесты, когда Навальный после отравления вернулся в Россию — и его тут же посадили. Это был персональный рубеж для меня: я поняла, что нужно выходить на улицы. Я видела, какое беззаконие у нас творится, как на акциях хватают беззащитных девчонок, парней. Было тяжело смотреть на это. Я поняла, что нужно бороться, они ведь превращают нашу жизнь в ад, они забирают наше будущее. Уже даже не мое будущее, а будущее моего ребенка.

«Держали и выкручивали мне руки»

24 февраля все было как обычно: меня привезли в отдел полиции, оставили там на ночь, а наутро повезли в суд. У меня на руках было свидетельство о рождении сына. В суде сделали копию и приложили ее к протоколу о моем задержании. И меня тут же отпустили.

А 2 марта я попала в 13-й отдел полиции — худший, где мне доводилось бывать. У всех задержанных отобрали паспорта, я начала говорить, что у меня дома остался ребенок, — но никто не слушал. Я пробовала позвонить адвокату, но там была плохая связь и, несмотря на то что формально совершить звонок мне дали, я ничего не смогла ему объяснить. Перезванивать мне запретили. Когда я попыталась объяснить, что еще не поговорила, полицейский стал вырывать у меня из рук телефон.
Потом меня куда-то повели.

Двое полицейских держали меня за руки, а третий снимал шнурки с моих ботинок. Потом меня стали насильно фотографировать.

Я уворачивалась как могла, но двое сотрудников полиции держали меня и выкручивали мне руки. На свидетельство о рождении ребенка они никак не отреагировали. Я сама тоже сглупила: нужно было настоять, чтобы они приложили копию свидетельства о рождении сына к протоколу, но я растерялась.

На следующий день в Красногвардейском суде на заседании, где мне избирали меру пресечения, я показала свидетельство о рождении, но судья записала в обвинительном заключении, что, мол, с моих слов, у меня есть документ, подтверждающий наличие ребенка до 14 лет, и все равно назначила 29 суток ареста. Мне кажется, сыграло роль еще и то, что в суде я никогда не отрицаю, что вышла на акцию протеста. Кто-то, знаю, избирает другие стратегии: говорит, что просто проходил мимо [места проведения акции]. Я так не могу, я начинаю еще и спорить с судьей.

Уже когда я была в ИВС, о моей ситуации узнал муниципальный депутат Петр Левин. Ему информацию о моем аресте передала знакомая, которая случайно встретила моего сына на улице, когда он после моего задержания поехал к своей крестной и заблудился. Петр передал мое дело адвокату Динару Идрисову, и только тогда, с его помощью, мне удалось освободиться. На апелляции адвокат ссылался на то, что у меня все документы на ребенка изначально были, но ни в отделе полиции, ни в суде на них не обратили внимания. К тому же меня в принципе не имели права задерживать, так как я не делала ничего противозаконного. У меня даже был QR-код: я не могла поэтому нарушить коронавирусные ограничения, как сказано в моем протоколе. Не знаю, что повлияло на судью, но в тот же день меня отпустили. Под арестом я провела 16 суток.

«Все в классе сына спрашивали, когда меня отпустят»

Сыну 10 лет. Когда меня задержали, я вспомнила, что около нашего дома есть приют для несовершеннолетних: там матери, которые находятся в сложных жизненных обстоятельствах, могут на время оставить ребенка. Я нашла номер их телефона в интернете и позвонила: рассказала о своей ситуации, попросила совета. Мне сказали, что могут на 29 суток взять сына, но нужно, чтобы его привел в учреждение кто-то из взрослых.

Тогда я позвонила сыну и попросила его пойти к крестной, чтобы она отвела его в приют, оплатила что-то, если будет нужно, и взяла все необходимые документы. В итоге она решила никуда его не отводить, и он все 16 суток провел с ней. Но из приюта обратились в полицию, поскольку ребенок до них не дошел. А в полиции выяснили, что я отбываю наказание. И вот после моего освобождения несколько раз к нам уже приходили из службы опеки.

С сыном мы, конечно, обо всем поговорили. И он все понимает.

Он знает мое отношение к [слово запрещено в РФ]: знает, что [слово запрещено в РФ], которая сейчас идет, — несправедливая, что в отношении людей, которые выступают против, совершаются репрессии. Он буквально единственный в классе, кто в чем-то разбирается. В школах же сейчас сплошная пропаганда. Им учительница недавно рассказывала на уроке, какие мы замечательные и как мы в Украине нацистов убиваем. Мой сын единственный, кто понимает, что это неправда.

О том, что мой сын против действующей власти, одноклассники знают. «Как же вы дружите?» — спросила я его однажды. — «А мы просто не обращаем на это внимания. Я их не переубеждаю. Мы чуть-чуть говорим о политике, иногда спорим. Но потом всегда миримся. Я бы хотел, конечно, чтобы они тоже все поняли, но как им объяснить, не знаю. Мой друг, например, все равно больше верит своей маме».

Мне кажется, нас спасает то, что у нас давно уже нет телевизора. Дети же приходят из школы, садятся перед телевизором — и там им мозг промывают. Сын же у меня знает, что по телевизору не всегда правду показывают. Он всегда фоном слышит то, что я смотрю: «Эхо Москвы», Юрия Дудя. Тут хочешь не хочешь, а будешь в теме.

Когда началась [слово запрещено в РФ], мы с сыном много об этом говорили: я ему объясняла, что никак не могла Украина напасть на Россию, мы искали с ним обе страны на карте, сравнивали их размеры, численность населения. Я показывала ему фото бомбежек, рассказывала, что стало с украинскими городами, говорила, что там гибнут дети. Он все это хорошо понимает и очень удивляется, что на его кружках [даже в дни страшных бомбежек] о [слово запрещено в РФ] не говорят совсем.

О том, что я отбывала наказание за участие в антивоенной акции, в школе все знают. Сын у меня ужасный болтун. Мы даже когда по улице идем, он кричит: «Когда ты была в тюрьме, я вот это делал…» Я его просила не говорить про мое задержание в школе, но он сразу всем разболтал. Это придает ему популярности.

Он рассказывает, что все в классе спрашивали, когда меня отпустят. На вопрос, интересовался ли кто-то, за что меня арестовали, сын отвечает, что он сразу всем все объяснил: «Мама проходила мимо митинга». Из одноклассников никто больше вопросов не задавал. Наверное, они думают, что я действительно случайно попалась.

Больше выходить на протестные акции я пока не могу. Меня адвокат предупредил, что при следующем задержании может быть уголовка. К тому же мое освобождение в этот раз очень сложно выбивать пришлось. Второй раз так уже точно не получится. Но высказываться все-таки хочется. И помогать хочется. Очень злюсь, что приходится считаться со всеми этими ограничениями.

«Звонить уполномоченному по правам ребенка я бы не советовала»

Комментарий Марии Немовой — адвоката, сотрудничающего с «ОВД-Инфо»:

— Арестовывать женщин, имеющих детей до 14 лет, незаконно. Их могут держать в отделе полиции максимум три часа. На практике, к сожалению, мы видим нарушения. Очевидно, сотрудники полиции всегда могут проверить, действительно ли у женщины есть ребенок до 14 лет, но в этом вопросе полицейские проявляют чрезмерный формализм и действуют так, как будто бы у нас в КоАП написано, что арестовывать нельзя не женщин с детьми до 14 лет, а женщин, у которых есть с собой свидетельство о рождении ребенка. Формально для подтверждения наличия ребенка обычно достаточно свидетельства о рождении. Однако на практике этого документа [сотрудникам правоохранительных органов] бывает недостаточно, они требуют показать еще и запись в паспорте о наличии ребенка.

Поэтому перед тем как выходить на акцию, нужно подготовить свидетельство о рождении (с собой можно взять не оригинал, а нотариально заверенную копию) и паспорт, а также предупредить знакомых и родственников о возможном задержании. Если нет родственников и знакомых, можно обратиться в правозащитные организации.

Если мать ребенка до 14 лет, которая предъявила свидетельство о рождении, все равно не хотят отпускать, ей нужно писать в замечаниях к протоколу, что у нее есть несовершеннолетний ребенок. Важно, чтобы это было зафиксировано и сотрудники полиции не могли потом сказать, что они не знали об этом.

Звонить в органы опеки или уполномоченному по правам ребенка я бы не советовала. Сотрудники правоохранительных органов часто манипулируют родителями именно через эти институции — например, начинают угрожают лишением родительских прав.

Из обращения ОВД-Инфо о нарушении прав женщин на антивоенных акциях в России:

Случаи гендерного насилия со стороны полиции иллюстрируют опасную практику в рамках и без того репрессивного подавления антивоенных протестов. В этом контексте очевидно, что женщины особенно уязвимы перед жестокостью полиции. Женщины страдают от гендерных оскорблений и гендерно-направленного насилия, женщины более уязвимы к арестам, так как зачастую в большей степени ухаживают за детьми. Отсутствие доступа к юридической помощи или каких-либо инструментов для фиксации случаев насилия делает их еще более уязвимыми. Государство должно обеспечить женщинам возможность свободно осуществлять свободу выражения мнений, мирных собраний и ассоциаций в соответствии со статьями 19 и 20 Всеобщей декларации прав человека и статьями 19, 21 и 22 Пакта в соответствии с международным правом в области прав человека.

Это обязательство подразумевает гарантии того, что женщины не будут подвергаться чрезмерному или неразборчивому применению силы, произвольному аресту или задержанию, злоупотреблению уголовным и гражданским судопроизводством или угрозам совершения таких действий.

Кроме того, государства должны отдавать приоритет наказаниям, не связанным с лишением свободы, для женщин, имеющих на иждивении детей, и избегать ненужного разлучения женщин с детьми, поскольку это может нарушать право на защиту семьи и права детей не разлучаться со своими родителями против их воли.