«Церковь научила меня разговаривать с Богом, а феминистки — с дочкой»

34-летняя Екатерина Карпова работает при епархии, создает социальные проекты, исповедуется, проходит психотерапию, читает фем-паблики и пишет в «Инстаграме» о насилии, проблемах женщин и особом материнстве. «Гласная» поговорила с Катей о том, как собрать себя по кусочкам после родительского насилия, сколько раз тебя спросят про мужчин, если ты собираешься стать приемной матерью-одиночкой, и можно ли совместить православие и феминизм.

«Либо монастырь, либо замуж»

Я пришла в храм очень юной, мне было восемнадцать. Как и многих, меня туда привело горе. Умерла моя любимая бабушка, я сильно переживала. Она была очень верующей — одна из всей нашей семьи. Мама только меня отвезла из поселка в Хабаровск, чтобы покрестить, а брата уже почему-то не стала. О бабушке у меня сохранились четкие воспоминания: как она молилась вечерами, что-то шептала. И я тогда чувствовала, что она делает что-то очень правильное. А потом ее не стало. И мне показалось, что если я буду приходить в церковь, то смогу с ней общаться, она меня там услышит. А позже, году в 2005-м, попала на исповедь и осталась.

Точнее, сначала я увидела всенощное бдение. Все было так торжественно, что я даже испытала небольшой шок. Недоумевала: что сегодня за праздник? Рождество? Пасха? Да нет, сейчас же лето! Меня потрясла красота обряда. Про исповедь тоже думала, что будет просто какая-то кабиночка, как в фильмах. Зашла, а там аналой стоит, очередь, все ждут. Я на самом деле готовилась, книжку даже специальную купила — там, среди прочего, было про то, как выбрать духовника. А получилось так, что выбирать мне не пришлось. Священник на той исповеди подошел, поздоровался — и показалось, будто не со всеми, а только со мной. Я решила, что никого другого мне не нужно. Его звали отец Евгений, и он был ненамного старше меня.

Я тогда уже жила одна, как-то зарабатывала себе на хлеб, но было очень сложно. Работала официанткой в совершенно жутком месте, типичном ночном кафе 2000-х. Не знала, как себя уберечь. Купила сборники стихов Цветаевой и Ахматовой и читала их на выходных, чтобы как-то перебивать этот ужас. Нет, драк там особо не случалось, но все было пропитано пошлостью. А я девочка, воспитанная верующей бабушкой, мне хотелось совсем другого отношения — и я его нашла в церкви.

Бывало, через день приходила на службу и ждала отца Евгения, чтобы рассказать: а вот у меня это было, и это, и вот такое еще. Много рассуждала про свои влюбленности, я тогда была очень влюбчивой, постоянно срывалась в созависимое поведение. А он мне говорил: «Катя, занимайся собой, развивайся, учись, ходи в театры и музеи, у нас такой интересный город». Но я спорила: «Нет! Люблю вот этого! Мне больше ничего не надо, не могу без него жить». Была потребность с кем-то слиться эмоционально, добрать эту любовь, я ведь из неблагополучной семьи. А батюшка советовал заниматься собой. Сейчас вспоминаю и думаю: как я могла его не воспринимать?

Но все равно продолжала ходить. Он выслушивал меня всегда с уважением и любовью, терпеливо, никогда не ругался. Ну, бывало, посмотрит строго, когда совсем достану. Но главное, что я всегда могла выговориться. А больше рассказывать было некому, по крайней мере, из взрослых. Подружки в 18–19 лет как тебя поддержат? Там еще такой бред в голове! А он относился ко мне хорошо, пусть я и не все понимала из того, что он говорил.

Потом мне стало все-все интересно, все правила и традиции. У меня, кстати, когда я только пришла, были рваные джинсы, какая-то тельняшка, пуля на шее висела. Хорошо хоть майку с Че Геварой дома оставила.

Батюшка увидел и спрашивает: «А что это у тебя?» Говорю: «Крест и пуля — или жизнь, или смерть!» Он в ответ: «Господи помилуй!»

То есть меня даже в таком виде никто не выгонял. Но вскоре появились длинные юбки, косынки. Мне казалось, если буду следовать каждой букве, Бог полюбит меня еще сильнее. Такое поведение характерно для травмированных людей — стараться заслужить любовь. Думаю, многие в церкви застревают в этом состоянии, потому что не понимают, за что их еще любить, как не за соблюдение правил. И чем строже, тем лучше.

У меня тоже такое поначалу было. Видела в храме девушку в джинсах и начинала: «Она предает Христа! Да как так можно?!» Пока один знакомый не сказал: «Вера, конечно, в малом, но ты за малое прибить готова. Это фанатизм». Мне стало понятно, что надо как-то отходить от такой позиции. Вера ведь действительно не в юбке и не в платке. Сейчас к брюкам в церкви отношусь спокойно. Однажды я сама пришла в храм в шуршащих зимних штанах. Батюшка — другой — пожурил: «Почему не в юбке?» Я объяснила, что у меня нет денег даже на продукты, не то что на подходящую одежду. И он дал мне тысячу рублей.

Этот священник постоянно говорил, что мне нужно в монастырь. Не понимал, как женщина может просто жить одна: либо монастырь, либо замуж.

Катя с дочкой в музее. Фото: Владимир Аверин | Гласная

Кризис веры у меня тоже был, конечно. Мне кажется, такое должен пережить каждый. Началось, когда мне стали попадаться новости про домогательства в семинарии, про то, что где-то воруют… И меня сильно зацепило: в моей церкви, где рядом хорошие люди, такое происходит?! Но потом я поняла, что те, плохие, не определяют церковь. Плохие есть в любом сообществе. Бог ― это Бог, а человек ― это человек, он вот такой, греховный. Но хуже, когда читаешь про насилие. Помню посты в «Живом журнале» — исповедь послушницы о том, как она жила при монастыре, и там был приют, где над детьми издевались. Про домашнее насилие как системную проблему я тогда не задумывалась: в церкви об этой теме не говорили. Хотя я-то прекрасно знала, как все это происходит.

«Мама била папу»

Сначала мама меня любила. Помню, как обнимала, носила на руках. А потом она лишилась работы на почте: что-то не так сделала, и ее уволили. Пошла работать уборщицей в школу, понеслись запои. Мы с младшим братом подросли, и начались срывы, крики, побои. Вокруг 90-е — и никакой опоры. На нашей улице в деревне, где я выросла, пили многие. И многих били отцы. Гонялись с палками за женами с детьми, те прибегали ночью к соседям, зимой босиком по снегу, — все это считались обычным явлением. У нас с братом в комнате стояли две кровати. Мы ложились на одну, а на другую какая-нибудь мама с дочкой. Всегда пускали, потому что это воспринималось как норма. Сейчас смотришь какие-нибудь фильмы Василия Сигарева и ничему не удивляешься: ну да, мое детство показывают.

Мы жили в частном доме, больше похожем на сарай. С огородом, который я ненавидела. Мать в запое, отец на сутках, дом на мне, корова на мне, а я запуганная десятилетняя девчонка. Надо что-то сварить, накормить брата, все закрыть, сходить за коровой или вообще пасти деревенское стадо под жутким солнцем. Как же я боялась, что какая-нибудь корова убежит! Знала уже тогда, сколько они стоят.

У нас все было наоборот. Папа не пил. Мама била и нас, и папу, а он ее вообще не трогал.

Не ушел, наверное, потому что нас было жалко. Он учился в коррекционной школе, долго не женился и во многих ситуациях вел себя как ребенок. Знаю, что мама родила нас от другого. Отец тоже знал — он переболел чем-то в детстве и не мог иметь детей. И когда они собрались разводиться, сказал, что алименты платить не будет, потому что у него есть справка, мы не от него. Вот так я в 13 лет обо всем узнала. Но он все равно для меня папа.

Мама периодически говорила про детский дом. Я видела в школе детей оттуда, они были одеты лучше меня. И думала: может, пусть она меня туда уже отдаст? Там их хотя бы кормят три раза в день и одежда приличная. Но в 13 лет меня забрала к себе папина сестра. И я, конечно, очень скучала, хотя знала, что мамка пьет, гулящая, такая-сякая… Ненависть пришла уже потом, во взрослой жизни, на терапии, где я могла все это выразить.

У тети Нади были взрослые дочери, мы жили вместе со старшей, ее мужем и маленькой дочкой в трехкомнатной квартире. Муж был жутко ревнивым. Однажды пришел, жены дома нет — и у него сорвало крышу. Он поднял меня и погнал ее искать. На дворе поздний вечер, мне 14 лет, для меня все это дико. Когда она пришла, он достал пистолет и говорит: «Вызывай ментовку, пока они будут ехать, я тебя убью. Не могу с такой жить, ты мне изменила». Меня сковал ужас, я боялась пробежать мимо, чтобы вызвать милицию. Сидела как парализованная, а рядом спал их маленький ребенок… Тогда это у меня в голове и засело: вот такие они, значит, мужики. А с виду как настоящий глава семьи: красивый военный, пьет только по праздникам. И я подумала: никогда, никогда замуж не выйду.

Тетю я уважала. Казалось бы, тебя взяли в приличную семью, чего еще надо, живи и радуйся. Но я ее раздражала, это чувствовалось. «Ты сидишь не так, ты горбатая, куда ты пошла, почему с мальчишками не общаешься, мои девки всегда общались и уже понарожали, а ты все по каким-то библиотекам»… Тетя Надя давно умерла, и поговорить об этом теперь не с кем. А вот когда я видела маму в последний раз, все-таки спросила: «Как тебе не жалко было бить нас с братом? Как ты могла?» Она ответила: «Да что ты там помнишь? Забудь уже и прости!» Потом постояла, помолчала и говорит: «Меня тоже били, я не могла по-другому». Меня трясло от слез. Но я рада, что это услышала. Одному моему знакомому сказали: «Ты что?! Мы тебя не били, с чего ты взял! Ну подумаешь, получал немножко». Очень грустно, что многие не понимают важности проживания детских травм, обесценивают их, говорят: «Ну бывает, тебя били, но ты же выросла хорошей». В таких случаях я отвечаю: «А вы представляете, чего мне это стоило? Я нормальная не благодаря, а вопреки».

Кстати, встретилась мне однажды история про заповедь «Чти отца своего и мать свою».

Одного протестантского пастора кто-то спросил: «Как чтить отца и мать, если надо мной совершали насилие в детстве?» И он объяснил: «Для вас лучшим исполнением этой заповеди будет не передавать насилие дальше».

А как этого достичь? Уж точно не молчанием и притворством. Если бы я тогда знала, что можно уйти туда, где не бьют и помогут, если бы с мамой поработали специалисты, в мире было бы на двух искалеченных людей меньше ― это я о себе и брате.

«Если тебе плохо, иди помогать тем, кому еще хуже»

Когда мне было восемнадцать, у меня была беременная подружка на год старше. Мы вместе с ней и ее парнем снимали жилье. У нее была двойня, но она поздно обратилась к врачам, и мальчики через сутки после рождения умерли. Я прибежала в храм, плакала, молилась. Переживала эту потерю как свою. Потому что давно уже думала: ей же тяжело будет с двумя детьми — одного я буду нянчить. Уже тогда мне хотелось стать матерью, быть кому-то нужной.

Илона с мамой. Фото: Владимир Аверин | Гласная

А раз я верующая, то у меня, конечно, должна быть православная семья и шестеро детей (не знаю, почему шестеро, вот так придумалось). Но ничего не получалось. Чувства вспыхивали ненадолго и угасали, многие парни боялись моего напора, такого серьезного настроя, и сбегали. Стало возникать ощущение, что я никому не нужна — ни Богу, ни людям. Меня часто охватывало уныние и периодически преследовали мысли о самоубийстве. Казалось, что больше не вытяну, хотелось как-то все закончить. У церкви был один универсальный рецепт для таких ситуаций: если тебе плохо, иди помогать тем, кому еще хуже. И я пошла волонтером в дом ребенка. Он находился рядом с домом, где я снимала комнату: вышел во двор, дорогу перешел ― и помогай, сколько хочешь. С учебой не очень получалось, так что время было. Ну и хотелось деток понянчить.

Там я встретила Илону.

Мы познакомились в 2010 году, когда ей исполнилось три годика. Было еще несколько девочек, и мне хотелось забрать всех, человек пять себе присмотрела. Позже устроилась туда подрабатывать нянечкой. У меня тогда был график два через два в книжном магазине, а еще один день я трудилась в доме ребенка, присматривалась. Хотела понять, будут ли они меня бесить. Потому что часик погулять ― это одно, а проводить целый день с ними, слушать их крики, «мя-мя-мя»… Вынесут ли они мне мозг? Надо было проверить свою устойчивость. И в принципе оказалось нормально. Единственное, нужно делать все быстро: одной рукой накрываешь на стол, другой подметаешь, третьей моешь ребенка, четвертой играешь… Осознала, что устаю, но все равно они милые. Бегаешь-бегаешь, а потом какую-нибудь улыбку поймаешь или они обнимут своими крошечными ручками, которые в два раза меньше, чем нужно. И думаешь: ой, какое счастье!

Потом Илоне исполнилось пять, и ее как ребенка с синдромом Дауна должны были перевести в психоневрологический интернат. У нас в крае таких два: один ближе, другой дальше. И я загадала: если надо, чтобы Илона была со мной, пусть она останется рядом. Ее перевели в ближайший, и мы поехали узнавать, пускают ли туда волонтеров, что для этого нужно.

Когда я пришла, Илона пробыла в ПНИ месяц. Вся в каких-то болячках, дезориентированная. Мне кажется, ей там доставалось. В доме ребенка она реагировала на меня — и вообще она девочка любопытная, везде лезет, не может сидеть на месте. А тут стало все сложно. Ну, вряд ли за ней там бегали и ласково приговаривали: «Куда ты пошла, милая? Давай покушаем».

В общем, я задумалась. А тут еще очередная несчастная любовь: я была в упадке, в депрессии от того, что меня опять бросили.

Пришла в учреждение, увидела этих детей ― и всё. Решила, что пора заканчивать с мужиками. Нужно стать приемной мамой.

Я пошла в школу приемных родителей и именно там поняла, что надо прекращать попытки получить любовь, пора научиться ее, наоборот, отдавать — ребенку. И что сама я с этим не разберусь, мне нужна психотерапия.

«Воплотить Его замысел обо мне»

Терапевтку я нашла в другом городе, она вела приемы по скайпу. Именно терапия помогла мне наладить отношения с Богом после кризиса. Я взглянула на них по-другому и поняла, что мой первый приход в храм был побегом от реальности: спрятаться, найти того, кому ты нужен. Мне нужен был тот, кто будет родительской фигурой, утешит, и место, где меня ждут, любят и принимают такой, какая я есть. Бог стал такой фигурой, а церковь — таким местом.

Иногда я чувствовала себя странно: у меня же есть Господь, исповедь, причастие. Как мне все это соединить с терапией? Но поняла, что для меня как для верующей психотерапия ― это возможность восстановить себя такой, какой меня задумал Бог, но испортили внешние обстоятельства. Детство, родители. Меня надо починить, чтобы воплотить Его замысел обо мне. Он ждет, чтобы я умножала любовь в мире, а я не могу, потому что мне не показали, как это делать.

У православной общины есть предубеждение против психологов и психотерапевтов. Но отец Евгений сказал, что я молодец, и даже интересовался, с помощью какого метода мы работаем. Я не рассказываю о терапии всем подряд, хотя и не скрываю. Некоторые реагируют удивленно, но не негативно. Кто-то спрашивает, православный ли психолог. Отвечаю, что нет, общий для всех. А есть и те, кто последовал моему примеру.

На психотерапии я узнала, что есть процесс горевания, и у всех он проходит по-разному. Я писала посты в Инстаграме о пережитом насилии. Этого многие не понимают. Мол, зачем — ну было и было. Но таким людям, как я, необходима поддержка. Слава Богу, она у меня сейчас есть. Были и те, кто меня благодарил, рассказывал свои истории. Так что это нужно не только мне.

Ну и с главным я в итоге определилась. В процессе терапии поняла, что нужно что-то делать для людей с синдромом Дауна. Показывать, что они необычные, но не какие-то уроды, а такие же люди, как мы, которые имеют право быть среди нас, жить в семьях. Первый наш проект назывался «Синдром радости», мы запустили его совместно с епархией: известные люди фотографировались с солнечными детками. Второй, «Солнечный шедевр», я до сих пор очень люблю. Эти фотокартины и сейчас висят у нас в краевом центре для детей с множественными нарушениями развития. У нас скоро будут проходить международные детские инклюзивные игры, приедут ребята со всей страны и даже, по-моему, из Чили. Мне очень приятно, что еще столько людей смогут это увидеть.

Тогда я сделала перерыв в терапии года, наверное, на полтора — решила, что дальше справлюсь сама. Но продолжила, когда мне одобрили Илону — и тогда же впервые задумалась о правах женщин.

«Замуж с такими детьми не берут»

Не знаю, почему это не произошло раньше. Наверное, потому что слово «феминизм» в церкви было ругательным, что-то вроде проституции. А еще Хабаровск очень далеко от центра страны, сюда все долго доходит.

В итоге первые мысли появились благодаря Илоне. Знакомые часто рассуждали о том, как я собираюсь ее содержать и поднимать. Но больше всего их интересовало, как я теперь найду мужчину. Один из батюшек в храме так и спросил: «Как же ты теперь замуж выйдешь?» И я очень дерзко ответила: «А что, наличие мужчины теперь определяет мою ценность для Бога?» Это была первая ласточка. Потом другой священник заметил: «Замуж ведь с такими детьми не берут». Я возмутилась: «Почему вы так низко оцениваете мужчин? Хороший возьмет». А потом стала говорить прямо: «Как будто я без ребенка замуж собиралась».

Сомнения периодически появлялись и раньше. Например, церковь ничего не говорит о принятии своего тела и своих особенностей, хотя утверждает, что Бог любит всех без исключения. Или утверждается, что женщина спасется чадородием, но при этом многие святые женщины были бездетны.

А однажды попала на телепередачу на канале «Спас», где встречались священник Павел Островский и феминистка Мария Арбатова. И вот она спрашивает про женщин в церкви, а он в ответ:

«Да вы что, у нас женщины спокойно самореализуются! Хочешь ― полы мой, хочешь ― свечки меняй, хочешь ― на клиросе пой».

Да уж, вот это личностное развитие. И про аборты заговорили. Мария спрашивает: «К вам на исповедь много людей приходит, которых в детстве не любили родители?» Павел помолчал и отвечает: «Да, много».

Я-то отлично поняла, к чему это было, потому что переживала моменты, когда думала: «Лучше бы меня не рожали, лучше бы я не появилась на свет». Да, я считаю, что аборт ― грех, но запрещать его на законодательном уровне не вижу смысла. Это нарушение прав женщин. Для них это все равно сильные переживания. Тут я и с теми, и с другими.

Мне стало интересно, я решила посмотреть, что по этой теме есть еще. Почитала про право на эмоции, на их проживание. Что я имею право злиться, и это не значит, что я какая-то «недотраханная». Честно говоря, не понимаю, как у некоторых моих верующих знакомых в голове уживается концепция «надо усмирять плоть» и стереотип «мужика нормального не было». Кажется, если им на это указать, они сами сильно удивятся.

Катя с дочкой. Фото: Владимир Аверин | Гласная

Много нашла про принятие своего тела, про половое воспитание. Была в шоке и мысленно возвращалась в детство, где никакой нормальной информации не было, а воспитывала нас улица и желтая газетка «СПИД-инфо». У меня растет девочка, мне нужно научить ее гигиене, здоровому отношению к своему телу, какой-то безопасности, в том числе сексуальной. А чтобы выстроить доверительное общение, нужно сначала с собой все проговорить и понять, чего мне самой не хватало. Конечно, учу ее ничего никому не показывать, говорить другим, что нельзя трогать ее грудь, попу и так далее, закрывать дверь школьного туалета. Вот таким основам. Церковь научила меня общаться с Богом, а феминистки ― разговаривать с дочкой.

Поэтому мне очень важно, чтобы и в церкви уделяли внимание женской и детской безопасности. Это не где-то там в фильмах орудуют маньяки, все происходит в семьях и учебных заведениях. Часто мы слышим: если муж бьет или скандалит, надо терпеть, дети же. Так нельзя. Правда, есть священники, которые говорят, что рукоприкладство ― повод для развода. Я встречала таких даже у нас в Хабаровске. Жаль, что их так немного.

Считается, что родитель в православной семье вправе наказывать своего ребенка и способы он выбирает сам. И хотя есть те, кто считает телесные и другие жесткие наказания недопустимыми, существует и церковный доклад, где наказание не порицается. А хочется, чтобы такой ребенок пришел на исповедь, рассказал о побоях, и священник ответил ему: «То, что с тобой делают, ненормально, ты не виноват». А потом подошел бы к родителям и пристыдил их.

Ведь многие люди не злые по натуре, они, как бы страшно это ни звучало, просто сами выросли в этом и не знают, как по-другому.

Ну и женщина, естественно, не только мать и жена. Она может жить одна, заниматься наукой или даже религией, то есть посвятить свою жизнь чему угодно, необязательно семье. И это не должно считаться зазорным, как у нас принято: жена, семья, рожай…

Борьба за права женщин нужна ― просвещением, словом, примером. Вот сейчас общаюсь с одной девушкой. У них православная семья, и муж всю зарплату отдавал на благотворительность. У него какой-то бзик, что другим деньги нужнее. А семья живет на пенсию ребенка-инвалида и на крохотное пособие. Подсказала ей, что можно подать на алименты в браке, но сначала спросить, насколько ему будет приятно, если вокруг узнают, что она вынуждена так поступать с собственным мужем. И, знаете, проблема решилась.

«Ребенок как будто с войны вернулся»

Илона попала ко мне, когда ей было девять. То есть после нашего знакомства к тому времени прошло шесть лет. Я бы подала документы на три года раньше, но у меня были проблемы со здоровьем.

Большинство подруг были без детей. И меня, конечно, многие отговаривали. В интернате говорили: видите, это тяжелый ребенок. А я отвечала: да все нормально будет! Вообще, наверное, правильно делают, что сначала отговаривают, но палки в колеса родителям вставлять не надо. У нас сейчас мамы детей с синдромом Дауна требуют принять специальный протокол сообщения диагноза в роддомах. Он очень нужен. Потому что я знаю, что сказали Илониным биологическим родителям. Когда приставы работали с ними, чтобы переоформить на меня алименты (кстати, матерям говорят: «Лучше роди и откажись», но почему-то умалчивают, что потом этого ребенка все равно придется содержать), отец спросил: «А вы видели девочку?» Пристав ответила: «Да, они приходили вместе с приемной мамой». «А она что, ходит?! Нам сказали, она не будет ходить и вообще развиваться, а мы все время будем сидеть возле нее и не сможем ни работать, ни жить». Я сначала боялась, что вот они узнали и как начнут звонить, как приедут! А потом злилась: они даже не попросили показать ее фотографию.

Взять Илону, конечно, было эмоциональным решением. Я себе представляла, что вот приведу Илоночку домой, и она за две недели у меня заговорит, запишет, затанцует, станет чудо-ребенком, а этим, которые в интернате говорили, что я дурочка, я все докажу. Конечно, ничего подобного не произошло. Я понятия не имела, что такое поведенческие расстройства. Ребенок с глубокой травмой, как будто с войны вернулся. Как будто под бомбежкой лежал — а я ей купила прописи. Прописи! Она ручку-то держала раз пять в жизни. Я говорю: пиши, а она смотрит на меня, улыбается и ничего не понимает. Мне казалось, что она просто надо мной издевается, я сначала не могла это вынести. Вернулся детский страх: всё, меня отвергают ― значит, я плохая, сейчас наступит крах всего.

Но первый год не зря называют «медовым месяцем». Вывезла его как раз на эмоциях, что я теперь мать. А потом попался хороший психиатр, выписал правильные таблетки, и правда стало полегче, она выравнялась. Но затем произошла очень сложная вещь: Илона толкнула меня в бездну моих детских травм.

Я выходила из себя, и в памяти всплывали слова: «Тварь, сука, убью, ты у меня всю жизнь будешь кровью умываться!» Так мне в детстве говорила мама. Я прямо видела картинку: как она это произносит, что она со мной делает. И когда начинала кричать, осознавала, что это кричит моя мать. Очень жутко. Я не понимала, что делать, когда такие драконы из тебя вырываются. Мне было страшно рассказывать об этом терапевтке. Но иначе я бы или в окно вышла с этим всем, или отдала бы ребенка обратно и тоже потом вышла в окно.

И вот мы потихоньку, потихоньку начали это разбирать. И справились.

«А у вас есть другой ребенок, здоровый?»

Мой папа иногда к нам приезжает. Редко. Вот сейчас позвонил и спросил, когда у Илоны день рождения. Они там с его новой семьей и братом собирают вместе какие-то гостинцы, подарки передают, сладости. От новости о приемной дочке, конечно, все немножко в шоке были, приезжали проверять, справляюсь я или нет. Спрашивали про льготы ― они у меня практичные. Видимо, думали, что раз я недавно взяла ипотеку, то у меня все прямо хорошо. А у меня даже не было первого взноса, просто так удачно сложилось.

Не знаю, что они говорят об Илоне между собой, в лицо я ничего неприятного не слышу. Один раз только двоюродная сестра спросила: «Ты не жалеешь, что поставила на себе крест?» А я благодаря Илоне начала работать над собой и, возможно, без нее до сих пор сидела бы в яме страданий, топталась бы на одном месте. Мне, наоборот, открылся другой мир! До нее мне толком не нужны были ни путешествия, ни учеба. А тут мы летали в Питер, я узнала, что такое настоящий отпуск и как люди отдыхают.

А больше я ни на что особо не рассчитываю. Хотя папа как-то сидел с Илоной, отпускал меня в театр. Но она очень эмоциональная, и он потом жаловался. Лучше я сама.

Какие у меня сложности? Я все боюсь с этой пандемией, что, если вдруг ночью попаду в больницу, она останется одна. Конечно, до утра проживет и найдет, что поесть, — она вполне способна провести пару часов в одиночестве, — но сварить себе сама уже ничего не сможет. Я подготовилась: написала памятку, отдала запасные ключи знакомой, написала в наше сообщество особых мам, объяснила близкой подруге, какие таблетки давать Илоне.

А другая подруга обещала удочерить Илону, если со мной что-то случится. Моя главная цель ― не дать ей попасть обратно в учреждение.

Я понимаю, что Илона теперь со мной на всю жизнь, она никуда не уйдет. Конечно, иногда накатывает, хочется побыть одной или вообще куда-нибудь уехать. Но я думаю: ладно, она подрастет, и станет попроще, найду няню, с которой можно на пару суток ее оставить. А больше и не надо: обычно мне с ней хорошо, комфортно, она заботливая и очень нежная девочка. Сейчас у меня есть время, пока она в школе.

Пока нас ниоткуда не выгоняли, даже из кафе, а кафе этот человечек очень любит. Тут все нормально. В автобусах все уступают места, она сама говорит: «Дай сесть», стоять вообще не может. И в поликлиниках пропускают. В церкви в очереди к причастию могут пожурить, что бежит вперед, но это особый ребенок, ждать она не будет.

В школе никто не обзывается, там же все такие. Когда по улице идем, дети, конечно, смотрят, потому что походка у Илоны особая. Иногда хочется сказать: «Чего смотришь?» Но одергиваешь себя — они же не специально. Хотя на большие детские площадки я с Илоной не хожу. Мне трудно отвечать на вопросы целой толпы детей. Взрослые всё понимают, а дети нет. «Что с ней? Почему она такая большая и так странно разговаривает? Она вылечится?»

Зато взрослые, бывает, спрашивают: «А у вас есть еще один ребенок, здоровый? Не только же с этим жить». Почти каждый детский врач так делает, если честно. Нет, говорю, у меня и мужа-то нет. «А как же вы справляетесь?» Ну как справляюсь: работаю на трех работах, учусь, получаю диплом.

Когда я брала Илону, то была готова к тому, что мужчины у меня нет и пока не будет. А если он потом появится, то должен будет принять и меня, и ее. У меня были отношения, но не длительные и все до Илоны. Перед самым удочерением появился человек, который был готов к ее присутствию, но я заметила тревожные звоночки ― он пытался все контролировать. А мне этого не надо.

Вот с тех пор я больше не влюблялась. Иван Ургант же не считается, да?

И когда в очередной раз кто-то нарушает мои личные границы советами о замужестве, спрашиваю в ответ: «А зачем?» Я сама плачу ипотеку, обеспечиваю себя, развлекаю, мне с собой интересно. Еще не решила для себя вопрос, нужен ли Илоне отец. Осознанный, включенный в воспитание ― может быть. А просто чтобы был? Если честно, я прямо боюсь того, что рядом с ней будет мужчина. Не знаю, смогу ли доверить ее, потому что привыкла думать, что мужчины плохие.

Хотя в идеале, наверное, было бы неплохо, если бы у меня был муж, а у Илоны — братик или сестренка. Но не скажу, что меня гложет тоска по этому идеалу. Может, погрущу раз в три месяца, когда посмотрю на какую-то радостную семью: «Какой папа хороший! Вот бы у нас такой был». Но я допускаю, что такое, возможно, еще случится. А вот когда вижу хорошие отношения мамы и дочки, сразу заливаюсь слезами: с моей матерью у нас так уже не будет. Пусть у Илоны будет по-другому.

Серия «Разные» — совместный проект изданий «Гласная» и «Новая газета» о людях, которые не вписываются в рамки нынешнего российского общества, становясь невидимыми для большинства. По традиции в России принято не замечать, игнорировать «других», разных — незнание становится идеальной почвой, на которой прорастает ксенофобия и дискриминация.

Заявить о себе зачастую боятся и сами необычные люди. Но все больше становится тех, кто уже преодолел страх — женщин и мужчин, своим поведением ломающих стереотипы и рамки патриархата.

Материал публикуется совместно с «Новой газетой».

Поддержите «Гласную»Помогите нам сделать новую историю — станьте частью нашего сообщества

УСЛОВИЯ ОПЛАТЫ
«Гласная» предлагает вам осуществить дарение на следующих условиях:

1. Настоящее предложение является предложением проекта «Гласная» заключить с любым, кто отзовется на данное предложение (далее — Даритель), договор дарения на условиях, предусмотренных ниже.

2. Предложение вступает в силу со дня, следующего за днем его размещения на сайте «Гласной» в интернете по адресу https://glasnaya.media (далее — Сайт) и действует бессрочно.

3. В предложение могут быть внесены изменения и дополнения, которые вступают в силу со дня, следующего за днем их размещения на Сайте.

4. Даритель безвозмездно передает в собственность «Гласной» денежные средства в размере, определяемом Дарителем, на поддержку деятельности «Гласной».

5. «Гласная» вправе в любое время до передачи ей дарения и в течение 10 дней после от него отказаться. В случае отказа от дарения после его передачи «Гласная» возвращает дарение в течение 10 дней после принятия решения об отказе. В случае невозможности передать дарение Дарителю оно остается в распоряжении «Гласной».

6. Даритель вправе отказаться от своего дарения в течение 10 дней со дня совершения транзакции. О своем желании Даритель извещает «Гласную» по электронной почте по адресу [email protected]. «Гласная» обязуется вернуть денежные средства в течение 10 дней с момента заявления Дарителя.

7. Если Даритель подписался на ежемесячное списание средств с банковской карты, привязанной к счету Дарителя, впоследствии он вправе отменить ежемесячные платежи. Для отмены платежей Дарителю необходимо перейти на страницу «Отмена подписки на платежи» на сайте.

8. Совершая действия, предусмотренные данным предложением, Даритель подтверждает, что ознакомлен с условиями и текстом настоящего предложения, целями деятельности «Гласной», осознает значение своих действий, имеет полное право на их совершение и полностью принимает условия настоящего предложения.

9. В соответствии с Федеральным законом N 152-ФЗ «О персональных данных» Даритель настоящим дает свое согласие на обработку своих персональных данных любыми не запрещенными законом способами для целей исполнения настоящего предложения и подтверждает, что ознакомлен с политикой конфиденциальности.

Я принимаю Условия оплаты

ПОЛИТИКА КОНФИДЕНЦИАЛЬНОСТИ
1. Общие положения

1.1. Настоящая политика обработки персональных данных (далее – Политика) проекта «Гласная» разработана в соответствии с Федеральными законами от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» и от 27 июля 2006 г. № 152-ФЗ «О персональных данных», иными нормативно-правовыми актами по вопросам персональных данных.

1.2. Назначением Политики является обеспечение защиты прав и свобод субъекта персональных данных при обработке его персональных данных (далее – ПДн) Оператором.

1.3. Термины, используемые в тексте настоящей Политики, подлежат применению и толкованию в значении, установленном Федеральным законом от 27 июля 2006 г. № 152-ФЗ «О персональных данных».

1.4. Основные права и обязанности субъекта персональных данных:

субъект персональных данных имеет право на получение у Оператора информации, касающейся обработки его персональных данных;
субъект персональных данных вправе требовать от Оператора уточнения его персональных данных, их блокирования или уничтожения в случае, если персональные данные являются неполными, устаревшими, неточными, незаконно полученными или не являются необходимыми для заявленной цели обработки, а также принимать предусмотренные законом меры по защите своих прав;
если субъект персональных данных считает, что Оператор осуществляет обработку его персональных данных с нарушением требований законодательства или иным образом нарушает его права и свободы, субъект персональных данных вправе обжаловать действия или бездействие Оператора в уполномоченный орган по защите прав субъектов персональных данных или в судебном порядке;
субъект персональных данных имеет право отозвать согласие на обработку персональных данных;
субъект персональных данных имеет право на защиту своих прав и законных интересов, в том числе на возмещение убытков и (или) компенсацию морального вреда в судебном порядке.

1.5. Основные обязанности Оператора:

предоставлять субъекту персональных данных по его письменному запросу информацию, касающуюся обработки его персональных данных, либо на законных основаниях предоставить отказ в предоставлении такой информации в срок, не превышающий тридцати дней с момента получения Оператором соответствующего запроса;
по письменному требованию субъекта персональных данных уточнять обрабатываемые персональные данные, блокировать или удалять, если персональные данные являются неполными, устаревшими, неточными, незаконно полученными или не являются необходимыми для заявленной цели обработки, в срок, не превышающий тридцати дней с момента получения Оператором соответствующего требования;
в случае достижения цели обработки персональных данных третьих лиц незамедлительно прекратить обработку персональных данных и уничтожить соответствующие персональные данные в срок, не превышающий тридцати дней с даты достижения цели обработки персональных данных, если иное не предусмотрено договором, стороной которого, выгодоприобретателем или поручителем по которому является субъект персональных данных, иным соглашением между Оператором и субъектом персональных данных;
в случае отзыва субъектом персональных данных согласия на обработку своих персональных данных прекратить обработку персональных данных и уничтожить персональные данные в срок, не превышающий тридцати дней с даты поступления указанного отзыва, если иное не предусмотрено соглашением между Оператором и субъектом персональных данных;
при обработке персональных данных Оператор принимает необходимые правовые, организационные и технические меры для защиты персональных данных третьих лиц от неправомерного или случайного доступа к ним, уничтожения, изменения, блокирования, копирования, предоставления, распространения персональных данных, а также от иных неправомерных действий в отношении персональных данных.

1.6. Оператор собирает, использует и охраняет персональные данные, которые предоставляет субъект персональных данных при использовании сайта «glasnaya.media» и мобильных приложений с любого устройства и при коммуникации в любой форме, в соответствии с данной Политикой.

2. Цели сбора и обработки персональных данных

2.1. ПДн собираются и обрабатываются Оператором в целях:

коммуникации с субъектом персональных данных, когда он обращается к Оператору;
отправки отчетов о расходовании собранных средств;
организации участия субъекта персональных данных в проводимых Оператором мероприятиях и опросах;
предоставления субъекту персональных данных информации о деятельности Оператора;
направления субъекту персональных данных новостных материалов;
для других целей с согласия субъекта персональных данных.

3. Правовые основания обработки персональных данных

3.1. Правовыми основаниями обработки ПДн являются:

Федеральный закон от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации»;
Федеральный закон от 27 июля 2006 г. № 152-ФЗ «О персональных данных»;
Положение об особенностях обработки персональных данных, осуществляемой без использования средств автоматизации (утв. Постановлением Правительства Российской Федерации от 15 сентября 2008 г. № 687);
Постановления от 1 ноября 2012 г. № 1119 «Об утверждении требований к защите персональных данных при их обработке в информационных системах персональных данных»;
Приказ ФСТЭК России от 18 февраля 2013 г. № 21 «Об утверждении состава и содержания организационных и технических мер по обеспечению безопасности персональных данных при их обработке в информационных системах персональных данных»;
Приказ Роскомнадзора от 5 сентября 2013 г. № 996 «Об утверждении требований и методов по обезличиванию персональных данных»;
иные нормативные правовые акты Российской Федерации и нормативные документы уполномоченных органов государственной власти;
согласие на обработку персональных данных.

4. Объем и категории обрабатываемых персональных данных, категории субъектов персональных данных

4.1. Персональные данные, разрешенные к обработке в рамках настоящей Политики, предоставляются субъектом персональных данных путем заполнения веб-форм на сайте, предоставления информации в сообщениях, направляемых Оператору, или другим образом свободно, своей волей и в своем интересе.

4.2. Субъектами персональных данных являются пользователи и авторы проекта «Гласная».

4.3. Субъекты персональных данных сообщают следующую персональную информацию:

имя, фамилию;
e-mail;
номер контактного телефона.

4.4. Оператор защищает данные, которые автоматически передаются в процессе просмотра субъектом персональных данных рекламных блоков, в том числе информацию cookies.

4.5. Оператор осуществляет сбор статистики об IP-адресах своих посетителей. Данная информация используется с целью выявления технических проблем.

4.6. Оператор не проверяет достоверность персональных данных, предоставленных субъектом, и не имеет возможности оценить его дееспособность. Однако Оператор исходит из того, что субъект персональных данных предоставляет достоверные и достаточные данные и поддерживает эту информацию в актуальном состоянии.

5. Порядок и условия обработки персональных данных

5.1. Оператор осуществляет сбор, запись, систематизацию, накопление, хранение, уточнение (обновление, изменение), извлечение, использование, передачу (распространение, предоставление, доступ), обезличивание, блокирование, удаление и уничтожение персональных данных.

5.2. Обработка персональных данных осуществляется Оператором следующими способами:

неавтоматизированная обработка персональных данных;
автоматизированная обработка персональных данных с передачей полученной информации по информационно-телекоммуникационным сетям или без таковой;
смешанная обработка персональных данных.

5.3. Сроки обработки персональных данных определены с учетом:

установленных целей обработки персональных данных;
сроков действия договоров с субъектами персональных данных и согласий субъектов персональных данных на обработку их персональных данных;
сроков, определенных Приказом Минкультуры России от 25 августа 2010 г. № 558 «Об утверждении “Перечня типовых управленческих архивных документов, образующихся в процессе деятельности государственных органов, органов местного самоуправления и организаций, с указанием сроков хранения”».

5.4. Оператор не раскрывает третьим лицам и не распространяет персональные данные без согласия субъекта персональных данных (если иное не предусмотрено федеральным законодательством РФ).

5.5. Условием прекращения обработки персональных данных может являться достижение целей обработки персональных данных, истечение срока действия согласия или отзыв согласия субъекта персональных данных на обработку его персональных данных, а также выявление неправомерной обработки персональных данных.

6. Безопасность персональных данных

6.1. Для обеспечения безопасности персональных данных при их обработке Оператор принимает необходимые и достаточные правовые, организационные и технические меры для защиты персональных данных от неправомерного или случайного доступа к ним, их уничтожения, изменения, блокирования, копирования, предоставления, распространения, а также от иных неправомерных действий в отношении персональных данных согласно Федеральному закону от 27 июля 2006 г. № 152-ФЗ «О персональных данных» и принятым в соответствии с ним нормативным правовым актам.

6.2. Оператором приняты локальные акты по вопросам безопасности персональных данных. Сотрудники Оператора, имеющие доступ к персональным данным, ознакомлены с настоящей Политикой и локальными актами по вопросам безопасности персональных данных.

7. Актуализация и уничтожение персональных данных, ответы на запросы субъектов на доступ к персональным данным

7.1. В случае подтверждения факта неточности персональных данных или неправомерности их обработки, персональные данные подлежат их актуализации Оператором, обработка прежних при этом прекращается.

7.2. При достижении целей обработки персональных данных, а также в случае отзыва субъектом персональных данных согласия на их обработку персональные данные подлежат уничтожению, если иное не предусмотрено иным соглашением между Оператором и субъектом персональных данных.

7.3. Субъект персональных данных имеет право на получение информации, касающейся обработки его персональных данных. Для получения указанной информации субъект персональных данных может отправить запрос по адресу: [email protected].

8. Ссылки на сайты третьих лиц

8.1. На сайте могут быть размещены ссылки на сторонние сайты и службы, которые не контролируются Оператором. Оператор не несет ответственности за безопасность или конфиденциальность любой информации, собираемой сторонними сайтами или службами.

Я принимаю Политику конфиденциальности

Перенаправление на безопасную страницу платежа...