«Вместо каких-нибудь похорон» История Дары, которой удалось справиться с зависимостью от современных наркотиков

Сейчас Дара — стилист по волосам в известном питерском салоне красоты, который позиционирует себя как «безопасное пространство для любых идей и свободного проявления». Чтобы подстричься или покраситься именно у нее, придется подождать несколько недель — такая большая очередь, такая востребованная специалистка. Еще Дара много ездит по России, участвует в фотосессиях, уделяет время маме и бабушке, которые совсем недавно переехали в Питер из родного Якутска, и помогает людям избавиться от наркотической зависимости.

Потому что ее саму эта зависимость чуть не сломала. А все, что есть сейчас — любимая работа, доверительное общение с родными и друзьями, способность отдавать, — появилось уже в трезвости. Как Даре удалось укротить зависимость и почему в нынешней России это скорее чудо, чем руководство к действию, — в материале «Гласной».

«Зависимое мышление»

Дара — одна из самых ярких девушек, каких мне приходилось видеть: разноцветная одежда, короткая асимметричная стрижка, пирсинг, татуировки, ямочки на щеках, дерзкий, насмешливый взгляд черных-черных глаз. Даре чуть за тридцать, но она утверждает, что всегда была такой — самой заметной, самой громкой — и никогда не стеснялась говорить, что думает.

В интервью давнему знакомому по «Анонимным наркоманам» Михаилу Рыбакину из «Проекта ДНО» она говорила, что не раз получала за неспособность держать язык за зубами, но ее это не останавливало. Необходимость высказать собственное мнение, собственную правду всегда была очень важна, даже в детстве.

Про детство Дара вспоминает неохотно. Стаж употребления наркотиков она отсчитывает с 16 лет, хотя алкоголь и популярные в нулевые курительные смеси появились в ее жизни гораздо раньше. Когда Дара — ученица престижного якутского лицея — поняла, что проводить свободное время ей намного интереснее с яркими тусовщиками, а не с одетыми в форму лицеистами.

Казалось бы, обычный подростковый протест, но Дара уверена, что это не так. Она говорит, что была зависимой с самого первого дня своей жизни, просто родилась такой, говорит, что даже отношения с алкоголем выстраивались у нее иначе, чем у других людей: она всегда напивалась практически до потери пульса, не могла остановиться.

«Мой первый диагноз — зависимое мышление. Главный аспект нашего мышления в том, что мы иллюзорно все воспринимаем, — объясняет она мне. — Мы можем убедить себя в чем-то — что у нас СДВГ, например, или что за нами следят, что в нас влюблены. Нам постоянно нужно сверяться с реальностью, чтобы не уйти в эти иллюзии».

Дара говорит, что свое особенное мышление чувствовала даже в банальной офисной работе логистом, как будто занималась не организацией доставки грузов, а решала квест на высоком уровне сложности. Когда машина приезжала в нужное место в нужную дату, Дара ощущала что-то вроде прихода. 

«Зависимое мышление» — это зонтичный термин, который очень популярен в среде анонимных наркоманов и алкоголиков, но описывать он может почти все что угодно: от неспособности принимать решения до тяги к удовольствиям любого характера. Кажется, что Дара обычно имеет в виду как раз тягу к удовольствиям. Желательно максимально быстрым.

«Находить друг друга»

Мы, говорит Дара. «Мы» — это люди, зависимые от психоактивных веществ. Она почувствовала общность с ними, в первую очередь общность симптомов и проблем, уже когда попала к анонимным наркоманам и начала «выздоравливать». Но тянуло ее к «своим» всегда.

«Мы умеем друг друга находить, умеем найти себе друзей, возлюбленных из этой же стези. Поэтому в 16 лет я начала встречаться с мальчиком, который познакомил меня со спидами, — рассказывает Дара. — Я сразу поняла, что это мое, и сразу начала продавать. Есть понятие “обслуживать свою зависимость”: ради сигареты я под дождь выйду или в метель, скуксюсь, но буду курить, обслуживать эту сигарету. И вот я понимала сразу, с первого употребления, что не хочу обслуживать, делать что-то за наркотики, я решила наладить с ними бизнес-отношения».

Распространять наркотики Дара начала в лицее — чтобы заработать на вещества для себя, чтобы всегда иметь к ним доступ. В те же 16 лет, когда зависимость стала брать ее жизнь под контроль, она съехала из родного дома, жила в съемных квартирах или у молодых людей, некоторые из них торговали наркотиками. Главным прикрытием от родителей были успехи в школе, а затем — финансовая независимость. Дара рассказывает, что всегда училась очень хорошо, настолько, что в лицее ей было откровенно скучно: слишком просто.

«Я так натиранила родителей, что в шестнадцать, когда ушла жить отдельно, чтобы мне никто не мешал продавать наркотики и обслуживать свою зависимость, мама не могла мне сказать: “Ты никуда не пойдешь”. Потому что лет с тринадцати я уже себя обозначила как человека, который делает то, что захочет», — объясняет Дара.

«Слава богу, что живой»

По биографии Дары можно изучать историю российского наркорынка XXI века. Начинала она с курительных смесей (спайсов) — синтетических каннабиноидов, которые получили распространение в России в конце нулевых и были очень популярны у подростков. 

На тот момент спайсы еще не включили в список наркотических средств и психотропных веществ, продавались они свободно — например, в табачных ларьках. При этом

спайсы опасны, они вызывают сильное привыкание и могут спровоцировать психоз.

«Обычно я не приходила домой в таком состоянии, оставалась где-то на вписках, а возвращалась дня через два-три просто помятенькая. Там уже слава богу, что живой, неважно, чем пахнет, — вспоминает Дара. — Но один раз я, помню, пришла накуренная, мама спросила, почему глаза красные, а я такая: “Мыло попало”. Ну и все».

Оборот курительных смесей с синтетическими каннабиноидами в России запретили в 2010 году — как раз тогда Дара впервые попробовала спиды. Спиды — это наркотики на основе амфетамина, то есть стимуляторы нервной системы, высвобождающие норадреналин и дофамин. В России они были очень популярны, особенно на рейвах и других танцевальных вечеринках. Это тот самый порошок в пакетиках, который скидывали на пол клубов при облавах, — очень распространенный телевизионный сюжет нулевых.

В то время наркотики распространяли так называемые барыги, закладок и торговли через даркнет и мессенджеры еще не существовало. Нужно было просто знать определенных людей, а с этим у Дары проблем не было, по сути, она сама стала барыгой, когда начала продавать в лицее и подсаживать знакомых.

Говорят, что каждый наркозависимый рано или поздно находит свой наркотик. Для Дары им стали стимуляторы. Спиды и амфетамин в России теряли позиции под напором так называемых солей для ванн — синтетических катинонов, схожих с амфетамином по действию, но, опять же, гораздо менее предсказуемых, более опасных.

Синтетические наркотики остаются одними из наиболее распространенных в России наркотических веществ. На самых ярких представителей — мефедрон и альфа-ПВП — по разным оценкам, приходится от трети до половины потребления ПАВ в последние годы. И эта доля только растет. Закладка с солью или мефедроном может лежать практически в каждом российском дворе. Подростки ищут «мяу» — порошок с характерным запахом ацетона или кошачьей мочи. А обнаженные люди, пристающие к прохожим, уже нашли.

Но в конце нулевых ситуация, да и вещества, были совершенно другими. В первые пару лет после появления в России синтетические катиноны продавались под видом тех самых «солей для ванн» или курительных смесей. Дара вспоминает, как ее знакомые стояли в очереди за ними к грузовикам с мутными личностями, сама она таких мероприятий старалась избегать. Ее любимые наркотики были в доступе и без того.

В страну готовый продукт приезжал непосредственно из Китая вполне легально. Это отражалось на качестве — производили наркотики на больших заводах, а не кустарным способом. Но к концу нулевых синтетические катиноны запретили, а поставки веществ из-за границы сильно сократились. В РФ фурами через Казахстан поехали уже прекурсоры, то есть исходные материалы. Из них доморощенные химики стали синтезировать наркотики в подпольных лабораториях, которые совсем не похожи на химические заводы. Качество упало.

Дара и сама говорит, что «сейчас под солями подразумевают вообще что-то другое, из-за чего сразу в окно выходишь. Тут уже только психиатры и программа вместе могут помочь. Реально новая волна наркотиков».

«Был производитель, который делал это все из качественных субстанций, потому что это был новый продукт. Сейчас эти же наркотики делают внутри страны из разных компонентов — что было, из того и сварили. Вещество деградирует, уровень негативных проявлений гораздо выше на данный момент, — объясняет доверенный психиатр-нарколог благотворительного фонда “Гуманитарное действие” Николай Унгурян. — А еще поменялась среда. Законодательство и условия создают внешний тревожный фон, и он оставляет отпечаток на употреблении, создает почву для психоза».

Судя по многочисленным рассказам наркопотребителей, один из самых частых мотивов галлюцинаций в результате употребления солей — своеобразная мания преследования, ожидание прихода полиции. Люди слышат голоса за дверью, принимают обычных людей под окном за сотрудников органов. Возможно, это следствие того самого тревожного фона, о котором говорит Николай Унгурян.

«Гуманитарное действие» уже больше 20 лет помогает наркозависимым вернуться в социум или хотя бы минимизировать риски потребления. Николай отлично знает, о чем говорит. Он работает в медцентре фонда на Каменноостровском проспекте в Петербурге, который в день принимает десятки пациентов, находящихся в трудной жизненной ситуации.

«Социальная обстановка значительно влияет и на форму зависимости, — рассказывает Николай, — и даже на “форму наркотического ответа” в моменте употребления. Чем опаснее обстановка, тем быстрее развивается зависимость, тем выше скорость деградации, тем активнее распадаются социальные связи потребителей».

Дара — видимо, просто на интуиции — сделала все очень технично: она употребляла в относительно комфортной обстановке, у нее всегда был доступ к веществу, а еще она с детства боялась уколов. Поэтому инъекционный способ доставки, а значит, и связанные с ним риски прошли мимо.

«Плюсы понятные»

Мне Дара рассказывала, что ее стратегия со школьными пятерками и другими прикрытиями сохранялась на протяжении всего времени употребления. На самом деле на то, чтобы употреблять, она всегда тратила очень много сил. После лицея Дара не стала никуда поступать, зато пошла работать в местный бар — обеспечивала свою зависимость (от веществ) и независимость (от родных), чтобы у них не было никаких вопросов.

«Я даже ЕГЭ не сдавала, потому что я в 11-м классе уже зарабатывала в баре. А образование я в колледже получила в 19 лет. Пошла учиться, когда узнала, что мой босс обязан мне учебный отпуск оплачивать, — смеется Дара. — Поступила на логиста, получила красный диплом. Просто такой я человек. У меня и плюсы, и минусы от моей башки есть. Минусы в том, что никто не догадывался, что мне нужна помощь, что я наркоманка. Поэтому на меня очень много взваливали. А плюсы понятные».

Плюсы — это в первую очередь способность выживать и свойственный Даре, как она сама говорит, «материализм». В родном Якутске после получения диплома она работала в офисах, занималась логистикой, была продавцом в магазине техники, вела вообще очень активную жизнь. Например, участвовала в программе каучсерфинга, принимала гостей со всего мира и сама ездила в разные страны. Но на фоне всегда оставалась зависимость.

В какой-то момент она даже жила с человеком, который был резко против наркотиков. И хотя бы раз в месяц сбегала к друзьям, как когда-то от мамы, — чтобы продолжать употреблять. А в остальное время заливалась алкоголем. «Я была пьяная, в принципе, всегда, — вспоминает Дара. — Боссы не могли ко мне придраться. Ну, типа, я сижу в своем кабинете, у меня пахнет алкоголем, но ошибок в документах я не делаю, со своими обязанностями справляюсь. Я настолько комфортно для всех употребляла, что меня никто не трогал».

Жизнь с гражданским мужем не сложилась. Он, кажется, так и не узнал, куда и зачем она уезжала с друзьями минимум раз в месяц. Зато Дара добилась своей цели — заработала деньги на квартиру в Питере — и переехала в город, в котором живет до сих пор. Северную Венецию. Культурную и наркотическую столицу.

«Поюзать и умереть»

Был такой мем: «В любой непонятной ситуации уезжай в Питер». Дара так и делала. В первый раз она оказалась здесь в начале десятых, поселилась в сквоте, обзавелась знакомыми, пыталась работать, но больше все-таки употребляла. Остаться не получилось, но идея поселилась в голове. Тогда Дара и решила заработать на жилье в Питере.

Цель может показаться безумной, но не стоит забывать о северных надбавках и «материализме», то есть невероятной практичности, которая оставалась с ней на протяжении всего употребления. Дара вернулась в Якутск, снова устроилась работать в офис и стала копить — как раз пока жила с гражданским мужем — а через шесть лет купила студию в Мурино и переехала.

Судя по инстаграму* Дары первых питерских лет, у нее все было в полном порядке, и даже весело. Девушка работала в центре семейного и сексуального образования Secrets, увлеклась окрашиванием волос и стрижкой (отучилась на парикмахера и получила диплом), набрала клиентов, обменяла муринскую студию на комнату в центре города.

Но за фасадом, который не стыдно показать, скрывалось почти круглосуточное употребление. Она ездила на вписки, бесконечно нюхала, теряла здоровье,

и в конце концов в ее жизни не осталось практически ничего, кроме употребления.

«Квартиру я разменяла на комнату на Владимирской и здесь тоже начала торчать, чуть не проторчала жилье, — говорит она. — За два дня до того, как попала на группу, я уже держала палец над объявлением на “Авито” — выставить комнату за наличку, чтобы забрать деньги, устроить вечеринку, поюзать и умереть. Вряд ли бы у меня это получилось, как мне сказали другие наркоманы, просто осталась бы с голой жопой, скорее всего».

В общей сложности в Питере Дара живет около 10 лет. Шесть из них она «проторчала». Но ей это не казалось проблемой, несмотря на постоянную неустроенность, ломающиеся зубы и общее желание умереть, — наркотики всегда были важнее. Проблему заметил друг.

«Он считал, что я зависимая, что у меня проблемы с наркотиками. Я так, конечно, не думала. Убедить зависимого человека в том, что он зависимый, бывает почти невозможно. Он должен как-то сам это понять, — объясняет Дара. — И друг говорит: “Вот у меня есть психолог по зависимостям, берет недорого”. Я подумала: у меня нет зависимости, но, раз она берет недорого, пойду к ней как обиженная мамой дочь. Но она сразу сказала, что я зависимая. Чтобы я отстала от мамы и занялась своей зависимостью».

«Хожу назло»

К этому психологу Дара ходила около полугода. Говорит, что, наверное, ей нравилось рассказывать одно и то же о своей семье. Но психолог упорно твердила, что идти нужно не в кабинет, а на собрание анонимных наркоманов, на группу. Дара, конечно, не слушала. Хотя зависимость продолжала прогрессировать.

«Анонимные наркоманы», или NA (Narcotics Anonymous), зародились на базе сообщества анонимных алкоголиков в США пятидесятых годов. В России первые группы собрались в 1990-м. Основа сообщества — 12-шаговая программа, в рамках которой участники признают зависимость и свое бессилие перед ней, полагаются на высшую силу, как они ее понимают, и постепенно «выздоравливают».

Про сообщество Дара знала, но никак себя с ним не идентифицировала, увещевания психолога тоже не слушала. И в конце концов перестала посещать сессии с ней, потому что не могла оставаться трезвой даже один день в неделю.

Наркотики и тут победили.

«Мне нужно было оставаться чистой, чтобы ходить к психологу, у меня вторник был чистый день. Но в итоге я была уже семь дней в неделю употребленная, а не шесть, — вспоминает она. — Я ей позвонила, сказала: “Я больше не могу к вам ходить”».

В сообществе NA не то что есть место Провидению, оно там повсюду, как в стихотворении Федора Сваровского: «для таких, возможно, Творец и разворачивает ход Провиденья и вместо каких-нибудь похорон они вдруг празднуют дни рождения». Для Дары таким днем рождения стал неприметный летний день, который она планировала провести, гуляя в Павловске, но внезапно он стал точкой отсчета трезвой жизни.

«Моя подруга приехала в Павловск, чтобы сходить там на группу. Я говорю: “Давай я приду тебя за ручку подержать”. Ну и пришла, — вспоминает Дара. — Вообще, в сообществе обычно встречают тепло: “Молодец, что пришел. Все у тебя будет хорошо. Давай вместе попьем чаю после группы, я тебе все расскажу”. А тут моя высшая сила сработала так, что на группе меня встретили совершенно по-другому. Я потом ни разу не видела, чтобы так встречали людей: цокая, закатывая глаза, сказали, что я такая шибко красивая, пришла со своими зубами, с нормальной кожей, последние кроссовки не проторчала. Ну и я стала ходить просто назло. И вот как-то уже четыре года хожу назло».

«Подарки выздоровления»

То ли Дара уже была готова, то ли сработало «назло», но она усердно пошла по шагам, втянулась в сообщество и — как водится у отличников — стала успевать едва ли не лучше всех, а заодно налаживать жизнь за пределами NA. Тут, считает Дара, тоже не обошлось без Провидения, или той самой высшей силы, о которой так много говорят в сообществе.

Знакомый Дары, который периодически у нее стригся, рассказал, что известный в городе салон открыл несколько вакансий в связи с расширением. Эти вакансии Дара видела в соцсетях и сама, но боялась отозваться: не была достаточно уверена в себе. А под нажимом решила попробовать.

«Один из моих клиентов стригся и у арт-директорки этого салона, он мне скинул объявление, сказал: “Ты сможешь”. И я решила послушать не свою голову, а голову человека, который регулярно доверяет мне свою голову. И да, меня сразу взяли, — говорит Дара. — Мы называем это подарками выздоровления. На пятом месяце трезвости я пришла в коллектив абсолютно независимых людей. Я впервые увидела, что творческие люди могут не употреблять и классно себя чувствовать».

Неожиданно оказалось, что без веществ Дара может заниматься любимым делом, получать за это деньги и даже в какой-то степени прославиться — вместо того чтобы сидеть в офисе и отхлебывать из припрятанной бутылки или расчерчивать дороги в туалете.

Конечно, зависимость не отпустила так просто.

Первый кризис случился на 10 месяцах трезвости.

«Нас, девочек, почему-то на 10 месяцах жестко накрывает, — говорит Дара. — Как будто последние крошки вещества выходят физически именно в этот момент. У меня было так же, и я нашла где взять. Но так получилось, что анонимные друзья успели приехать чуть раньше, чем я вышла из квартиры. Я им сама написала. Они очень быстро справились: забрали телефон, закрыли меня дома, ходили с собакой моей гулять. А я смотрела в окно и думала, как я могу выбраться со второго этажа, чтобы все-таки употребить. Это настолько зависимое мышление. Я была уверена, что мне нужно вещество, чтобы не сойти с ума».

«К сожалению, от синтетики тяга возникает в любой момент — любая ситуация, которая немножко качнет эмоциональный фон, может вызвать яркое воспоминание и желание употребить, в виде физической тяги, мыслей, даже ощущений во рту, в носу, сильного возбуждения», — объясняет Николай Унгурян.

Но тем летом Дара осталась чистой. А когда оно прошло, написала в инстаграме: «Это лето было клевым, в нем были классные люди, странные ночи, рабочие дни и слезы, и ненависть по утрам. В нем было много смеха и еще больше боли и психозов. Но в нем была я, я настоящая, я трезвая, я готовая и капитулировавшая. Это лето останется в моей памяти как начало чего-то полезного и как конец чего-то разрушительного. Может быть я повторю этот опыт снова, но, как ни странно, пока не хочется».

«За помощью к несведущим»

«Зависимое мышление, о котором часто говорит Дара, — это термин из программы 12 шагов. Там нет парадигмы, что ты выздоровел, — ты всегда выздоравливающий. И это на самом деле ядро всех проблем, все списывается на вот это зависимое поведение, на болезнь. Мешает принять, что человек, например, выздоровел и должен брать ответственность за свою жизнь, — объясняет Николай Унгурян. — Это такая форма оправдания тяги, крейзинга, который они испытывают от вещества».

Когда «Анонимные наркоманы» пришли в Россию, главной проблемой были наркотики опиоидной группы. Употребление формировало стойкую физическую зависимость и сопровождалось чудовищным синдромом отмены, ломкой, но когнитивные способности потребителей, как правило, оставались в порядке. В борьбе с таким типом зависимости NA были довольно успешны.

Современные синтетические катиноны работают иначе — формируют в первую очередь психологическую зависимость, очень сильно и разнообразно влияют на мозг, провоцируя психозы, мании и депрессивные состояния.

Зависимым от них программа тоже не вредит, но часто им нужна более комплексная помощь, считает Николай Унгурян и его коллеги по «Гуманитарному действию».

«Сначала — медицинская составляющая, то есть нарколог или психиатр, плюс фармакологическое лечение. Это могут быть антидепрессанты, нормотимики или нейролептики. Если человек употребляет катиноновые наркотики, без нейролептиков едва ли получится обойтись, — говорит Унгурян. — Затем — психотерапевт, который работает с зависимым поведением, и социализация: группа взаимопомощи, но с фокусом не на зависимость, а на ментальное состояние, например биполярное расстройство или что-то еще, с чем человек начал употреблять вещества».

Дара на одной программе 12 шагов тоже рисковала не справиться. Первую попытку срыва удалось купировать благодаря поддержке друзей, а спустя еще пару лет она сама почувствовала, что пора идти к психиатру. Понимала, что с ней что-то не так, одновременно побаивалась попасть в зависимость уже от таблеток, долго откладывала, в итоге встреча с доктором оставила не лучшие впечатления.

«Я сказала психиатру про свой опыт, а он спросил, как у меня отношения с алкоголем. Я говорю: “Ну нормально, если при мне его пьют”. Он говорит: “А вы сами пьете?” Он даже не знал о моем диагнозе элементарно базовую вещь — что я не могу позволить себе алкоголь! То есть я пришла за помощью к несведущим людям», — возмущается Дара.

От психиатра она вышла в еще большем стрессе и с рецептом на «Ципралекс» — очень эффективный и распространенный селективный ингибитор обратного захвата серотонина, то есть антидепрессант. Даре он совсем не зашел: «жестко рубил в сон», делать что-либо было невозможно. Через пару дней пить таблетки она перестала. Тревога и желание употребить никуда не делись.

«Прониклась доверием»

Истории про психиатров, которые совершенно не знают, что делать с наркопотребителями, я слышал неоднократно. Как и истории про наркологов, которые работают исключительно с зависимостями, оставляя за скобками психиатрический анамнез своих клиентов. Даже государственные наркологические больницы перенаправляют пациентов в психоневрологические диспансеры, если подозревают у них соответствующие диагнозы.

Хотя вообще психиатрия и наркология — смежные дисциплины, неразрывно связанные друг с другом. По словам Николая Унгуряна (кстати, нарколога-психиатра), их разделили еще в восьмидесятых в Советском Союзе. С тех пор мало что поменялось. Получить квалифицированную комплексную помощь наркозависимым особо негде: в наркологических больницах их «ставят на учет» и лечат только от наркомании, психиатры часто не знают, что делать с зависимыми, а в разного рода рехабах нередко избивают и заставляют работать. Остаются группы NA, которые, увы, тоже подходят не всем.

«Как правило, психиатры не очень любят работать с зависимыми. Как только слышат об этом, бегут, как кошка от воды, — говорит Унгурян. — Тут и юридически разная ответственность, да и в принципе они не особо хотят погружаться. Поэтому могут задавать глупые вопросы, не хватает практических знаний. Зависимым приходится либо пользоваться сарафанным радио, либо идти в какое-то проверенное место».

Дара рассказывает, что примерно неделю после неудачного похода к психиатру пыталась найти себе несколько граммов вещества, но за три года растеряла контакты, а барыги, которых она знала, просто отказались снабжать ее после такого перерыва: не хотели в этом участвовать. «Бог уберег, невозможно поверить, что я не смогла найти наркотики. Это явно высшие силы, это нельзя объяснить иначе», — говорит она.

Вместо притона Дара отправилась в медицинский центр «Гуманитарного действия» на прием к психиатру Ивану Коврижных. Обратиться в фонд посоветовала знакомая из анонимных. Квалифицированную и бесплатную помощь здесь предоставляют буквально всем, приемы проводятся анонимно, а чтобы на них записаться, не нужны никакие документы. В числе клиентов центра мигранты, беженцы, люди с ВИЧ и, конечно, наркозависимые.

«К Ивану я как-то сразу прониклась доверием, он сказал, что это просто реакция на конкретную ситуацию, это нормально, таблетки не нужны, — рассказывает Дара. — И я стала ходить к нему регулярно, когда мне казалось, что со мной что-то не так. Я приходила — и меня отпускало.

То есть моя больная голова капитулировала перед мнением профессионала».

Знакомство с Иваном оказалось очень важным для выздоровления Дары. Этой весной жизнь в очередной раз зашаталась. Дара внезапно буквально «возненавидела волосы», потеряла способность заниматься любимым делом. Отменила все записи и отказалась от работы на неопределенный срок. Думала за лето прийти в себя и осенью снова вернуться в салон, но уверенности не было никакой.

«Этим летом я снова пришла к Ивану, и он сказал, что нужно принимать “Золофт”. Не понимаю, за какую конкретно разницу он зацепился. Он знал все эти полтора года, что у меня, как у многих зависимых, отрицание медикаментозного лечения, потому что мы боимся подсесть даже на это, — говорит Дара. — Но мы с ним уже давно работали, поэтому я ему доверилась, взяла этот рецепт. И вернулась к своей любимой профессии гораздо раньше, чем планировала».

«Создать своего героя»

Чуть позже Дара узнала, что у ее бабушки онкологическое заболевание, которое в таком возрасте уже не поддается лечению. Девушка говорит, что испугалась в первую очередь за маму и сразу отвела ее в «Гуманитарное действие» — обе главные для Дары женщины на тот момент уже переехали из Якутска под Петербург.

Когда Дара рассказывает о них, ее лицо буквально светится. Бабушка о своем диагнозе не знает и до сих пор не вполне понимает, что живет в другом регионе, но мама и Дара стараются делать ее жизнь радостной и комфортной.

«Раньше я бы просто забухивала эти чувства. Сейчас у меня только чувство благодарности, — говорит Дара. — Как удачно, что они год назад успели переехать, что мне в Якутию не надо к бабушке мотаться. Как удачно, что у моей мамы удаленка, а у меня такая работа, которая позволяет много времени проводить с бабушкой. Как удачно, что у нас с мамой достаточно денег на сиделок, медикаментозное лечение, такси, на всякие штуки. И как удачно, что бабушка периодически смотрит на квартиру и говорит: “Наверное, здесь живут очень богатые люди”».

Даже если просто пролистать Дарин инстаграм, который она ведет больше 10 лет, очевидно, как важны для нее всегда были и мама, и бабушка. Но за последние четыре года отношения всех троих качественно изменились. Особенно после того, как мама — по совету Дары — стала посещать группы поддержки для созависимых. Это как группы NA, но для тех, кто живет с зависимыми людьми.

«У нее случилось новое знакомство со мной. Оказалось, что со мной можно не ссориться, а разговаривать, — объясняет Дара. — Программа дала ей адекватную дочь, она очень благодарна, и в этой программе сама познает мир. Врач из “Гуманитарного действия” тоже сказала, что с ней все в порядке. И поэтому я перестала видеть в маме несправляющегося и депрессивного человека».

Программа дала Даре еще одну суперспособность — помогать. Это важнейший постулат 12 шагов — передавать опыт дальше, поддерживать других людей в их стремлении к трезвости. Дара в сообществе уже давно, поэтому у нее несколько подспонсорных, то есть людей, которым она помогает пройти по шагам — познакомиться со своей высшей силой и довериться ей.

После интервью мы идем по темному и влажному осеннему Петербургу, я спрашиваю Дару, такую «материалистку», как она представляет себе эту высшую силу. Кто это?

«Знакомство со своей высшей силой — это отличная возможность, как в РПГ, создать своего героя, наделить его всеми качествами, которые ты хочешь, — вот он умеет выпускать огненный шар, такие у него мышцы плеч, он умеет скакать на собаке, и при этом у него три меча, — говорит Дара. — И ты прокачиваешь его — щит, молот, все эти делишки. Я представляю себе чувака андрогинной внешности. Ему идут женские платья, он божественно танцует, у него волнистые волосы».

Когда она уезжает в полупустом автобусе, за спиной Дары я замечаю высокого длинноволосого человека, похожего на эльфа. На запястьях у него браслеты. Под глазами — блестки, на поясе — три острых меча. И он пританцовывает.

* Соцсеть принадлежит компании Meta, которая признана в России «экстремистской организацией».