«Я побрилась наголо, но не помогло» Истории женщин-кинологов, работающих с собаками в мужском мире

Профессия кинолога в России становится все более женской: в колледжах и вузах множество студенток, на выпускных фото — почти одни девушки с дипломами в руках. Практикующие кинологи тоже все чаще женщины. На сайте кинологической федерации России преподавателей обоих полов почти поровну, а программы курсов иллюстрируют сплошь женские лица.

Лучшие ведомственные кинологи, судя по пресс-релизам МВД и ФСИН, тоже часто женщины. Они же периодически отправляются и в зону СВО.

Хотя кинология никогда не была сугубо мужской профессией, сегодня женщинам-кинологам по-прежнему приходится преодолевать массу стереотипов и убеждать владельцев собак, что они справятся с их питомцами не хуже мужчин. «Гласная» рассказывает истории трех кинологинь — об их пути в профессию, ценностях и гендерных стереотипах в общении с клиентами и коллегами.

ИСТОРИЯ № 1

«На зоне говорили, что вы**ут меня и мою собаку»

42-летняя Светлана — служебный кинолог в отставке. Почти 15 лет она проработала в мужской колонии строгого режима.

Мы разговариваем с ней на маленькой заправке в одном из областных центров. Здесь она круглосуточно дежурит пару дней в неделю, чтобы зарабатывать на жизнь — пенсии и дохода от частных консультаций по кинологии не хватает.

Светлана — миниатюрная, небольшого роста, у нее короткая стрижка и рабочий спецкостюм. Она двигается грациозно и в то же время деловито.

В 32, еще работая в колонии, она увлеклась уличными танцами — садилась в автобус и ехала после смены на другой конец города. «Шестнадцатилетние подростки и я, тетя, которой за 30 лет», — смеется она. Но из-за интенсивных тренировок и травмы колена сейчас танцы пришлось свести практически на нет. Тем более что нагрузка на частных занятиях с собаками иногда запредельная.

История любви к собакам у Светланы с детства — «всех переглажу, всех перецелую». Но в профессию она пришла в 25 лет, в конце нулевых.

По образованию Светлана биолог. До ФСИН, еще студенткой, успела поработать уборщицей и санитаркой, потом год ухаживала за животными в зоопарке. Этот профессиональный опыт был не самым легким. «Я старалась убрать свою жалость подальше, — вспоминает она. — Дважды была на грани: один раз львы, другой пумы чуть не вышли из неплотно закрытых клеток».

Во ФСИН Светлану позвала работать знакомая, когда появилась вакансия: стабильный оклад и соцпакет в середине нулевых для провинции были еще редкостью. Первые пару лет она работала в отделе охраны. Сидела на вышке наперевес с автоматом и,

если заключенные пытались шутить с ней про ее пол, напоминала: «Пули у всех одинаковые!»

Кинологом Светлану назначили через два с половиной года — чуть ли не принудительно. Однажды, придя на работу, она увидела документы о переводе и новую «должностную». В свои 28 лет вместе с собакой досматривала не только заключенных, но и посетителей, въезжающие машины и передачи в колонию. Иногда выезжала в соседние.

«Собака — это хорошее пугало: были случаи, когда люди видели, что мы идем, разворачивались на входе в колонию и уходили, — вспоминает она. — Хотя, когда один грамм наркотиков завернут, замотан и еще запихан куда-нибудь подальше, эффективность собаки на зоне сильно снижается. В отличие от таможни, где и весовки, и, соответственно, собачьи шансы учуять наркотики куда больше».

Сначала у Светланы был служебный спаниель, потом овчарка. Женщине делала все, что связано с уходом за собаками в колонии.

«Я варила им еду, убирала за ними говно, помогала на стройке вольеров, косила траву, пилила болгаркой, закручивала дюбеля. Всему этому кинологов учат во ФСИН», — смеется она.

С азами профессии Светлану знакомили коллеги-мужчины: рассказывали теорию, показывали видеоролики, помогали тренироваться. Пренебрежения с их стороны не было. А вот насмешки и оскорбления от заключенных продолжались и после того, как Светлана стала кинологом.

«Когда мы заходили в зону, мужики показывали мне свои письки, свистели, орали, говорили, что вы**ут меня и мою собаку, и все такое прочее, — продолжает она. — Но этими разговорами все и заканчивалось. Они как звери: чувствуют, если тебе страшно, и ведут себя соответствующе. А если ты заходишь туда с “понтами”, то и отношение постепенно меняется.

«Иногда есть только один путь сказать собаке, что она неправа»

Полтора года назад Светлана вышла на пенсию вместе со своей служебной овчаркой. Опубликовала в интернете объявление с предложением услуг дрессировки — и «поперла». Начинала с пятисот рублей за консультацию, теперь берет уже тысячу в час.

Переучиваться после работы во ФСИН, по ее словам, почти не пришлось. Но для себя Светлана разделяет дрессировку, или обучение выполнению команд, и воспитание, или корректировку общего поведения собаки. Чаще всего приходят с вопросами по второй части: «чтобы не тянула поводок», «не ссала и не срала дома», «не грызла мебель», «не лаяла на чужих».

«Часто заводят собаку под охрану, а она добрая, и ее просят “раскусать”, — говорит собеседница. — Но с некоторыми породами должны заниматься мужики с полным обмундированием. Как-то я ездила “раскусывать” алабайчика, и у меня была защита только на руке, а он “пошел” и укусил в ногу. Не сильно, но выводы я сделала».

Применение силы при дрессировке — Светлана настаивает на формулировке «физическая корректировка поведения» — самая чувствительная тема в ее работе. «Собака, которую завели для охраны дома, в случае проникновения должна укусить человека, — объясняет она. — Это выведенные линии пород, у которых блокируется страх перед человеком, и они становятся к нему агрессивными.

А если собака агрессивна, она агрессивна ко всем людям, без исключения. Как сказать собаке, что вот этого можно кусать, а хозяина — нельзя?

Это изначально собака, у которой “свернута крыша”. И, если ты воспитываешь охранную собаку, иногда показать ей, что кусать нельзя, можно только физически».

Потомственная служебная собака Светланы в первый год работы тоже кусала хозяйку.

«Например, я брала ее за ошейник, она разворачивалась и нападала: “Со мной так нельзя!” Приходилось применять к ней определенные физические методы, чтобы она поняла, что и со мной так поступать нельзя. Или я заводила ее в вольер, выходила, и она меня в этот момент прикусывала — до синяков, рвала одежду, — вспоминает Светлана. — Я ее и так и сяк: и по полчаса стояла в вольере, чтобы она успокоилась, и лакомством поощряла… Но в очередной раз, когда она меня укусила при уходе, порвала мне майку, я ей дала очень хорошую такую оплеуху. И это сработало — она перестала меня кусать».

Светлана несколько раз подчеркивает в разговоре, что у нее в приоритете гуманные методы дрессировки: через лакомство, контакт с человеком и физические нагрузки. Но, по ее словам, бывает, что снять агрессию у собаки это не помогает.

«Когда дрессируешь охранных собак, стараешься не создавать ситуаций, чтобы тебя укусили, — продолжает она. — Но если уж кусают, этот вопрос нужно решать здесь и сейчас. Когда собака в тебя вцепилась, ты не можешь ее ни кликером кликнуть, ни кусочек в нос дать, ни сказать: “Ой, бедная моя собачка, не надо так делать”. Тут только один способ, точнее — два. Один — поднять за ошейник и подвесить, второй — ударить. Если кусает маленькая собачка, я могу поднять ее за шкибот (шкирка, загривок — прим. «Гласной»), тряхануть и сказать: “Эй, перестань!” А собачку весом больше тридцати килограммов я уже не подниму, и там только один путь — сказать, что она неправа. Искать причины и выстраивать взаимоотношения будем потом».

Светлана показывает прокусанную руку: как-то пришлось разнимать двух кобелей — крупный «немец» оказался сильнее нее.

Кинолог «уровня коньяка»

В советское время самым популярным методом дрессировки собак, по словам Светланы, был «сорок пятый размер сапога»: если собака что-то сделала не так, ее «укладывали» ногой на землю. Дело даже не в системе ФСИН — там, уверяет она, к животным относятся очень бережно: это ценное имущество, которое кормят и лечат, с которым занимаются.

Подобные подходы были распространены в быту и в среде кинологов вплоть до начала нулевых. Примерно тогда, еще работая в колонии, Светлана начала изучать материалы в интернете по новой кинологии. Штудировала и записывала все подряд.

«Мне всегда было интересно что-то новое, я много читаю и смотрю обучающие вебинары, — объясняет она. — Вопрос, где все это было применять, ведь ФСИН — другое государство. Работая там, я несколько лет пользовалась так называемым альфа-переворотом Цезаря Миллана: если собака плохо себя ведет, ты берешь ее одной рукой за шкибот, другой рукой за лапу, поворачиваешь и ждешь, пока она сдастся. Добро пожаловать, искусанные руки — а раньше это было очень популярно».

Сейчас такие методы, по словам Светланы, постепенно уходят в прошлое: на протяжении последних лет она практикует только гуманный подход. Да и большинство хозяев не спешат лишний раз осекать собаку силовыми методами. Иногда ей даже приходится настаивать: «дерни за ошейник», «возьми за шкибот», «щелкни по уху», «скажи громко “нет”».

«Во время занятий я стараюсь много объяснять, как вообще нужно обходиться с собакой, как гладить, хвалить, считывать сигналы тела, — объясняет она. — Один трусоватый спаниель, например, проявлял агрессию именно из-за своей трусливости. Его неправильно гладили — а собакам нравится, когда аккуратно, спокойно и только в определенные моменты, в игровой ситуации. Обычно достаточно посмотреть на сигналы тела, которые подает животное, чтобы понять, что оно лишь терпит ваши поглаживания».

Гуманные методы дрессировки требуют терпения и выдержки не только от собаки, но и от хозяина.

«Долго? Очень долго, — соглашается Светлана. — Есть альтернативный путь: увидела другую собаку — залаяла — получила удар. Это быстрее? Скорее всего, да. Но бывают звери, которых бьют и током, и физически, но они продолжают лаять».

Мужчины чаще женщин склонны идти коротким, «силовым» путем, рассуждает Светлана — но не все и не всегда.

«Если ты переходишь к физическому наказанию, тут уже нельзя вполсилы. Мне всегда жалко “на полную” — все-таки новая кинология и школа бесконфликтной дрессировки мне ближе. И, потом, я просто не имею такой физической возможности, — говорит она. — Я не могу в случае форс-мажора огреть алабая руками и ногами так, чтобы он понял, — его это разозлит еще сильнее. А мужчина, если треснет, то треснет».

На работу кинолога, по словам Светланы, влияют не только гендерные различия, но и окружение. В ее случае — в равной степени.

Работая во ФСИН она крайне редко получала профессиональные комплименты и похвалу от мужчин-коллег. «При этом, как женщину, меня, в общем-то, в основном берегли. Всегда давали ту нагрузку, которую я могу выдержать, даже на выбор. Но признания заслуг — чтобы сказали “ты молодец” или “ты крутой профессионал” — на службе было очень мало. Мужчины очень малоэмоциональные: они и собаку-то с трудом хвалят, не то что человека».

После ухода из ФСИН в частную практику клиенты — среди них есть и женщины, и мужчины — не просто благодарят Светлану, но хвалят и часто дарят подарки. Однажды один из них помог починить ей багажник в машине. Пес этого мужчины — тайский риджбек — никак не хотел тренироваться, а Светлана выяснила, что он мерз, и придумала перевести его на занятия в дом. Другой клиент за помощь с собакой сделал скидку в пять тысяч рублей на могильный памятник для умершего родственника.

«У нас в России есть такое понятие “уровень коньяка”, — смеется она. — Если ты все нормально делаешь, тебе могут в качестве благодарности, например, принести шоколадочку. Я всегда думала, что хочу так классно делать свою работу, чтобы человек хотел меня отблагодарить. А следующий уровень после шоколадки у нас — коньяк. Хочу уровень коньяка!»

ИСТОРИЯ № 2

«Было смело с моей стороны»

32-летняя Анастасия — практикующая зоопсихологиня. Помимо консультирования, она изучает Animal Studies и Human Animal Studies как независимая исследовательница. В фокусе ее исследования — обращение с животными в позднесоциалистической Москве.

По первому образованию Анастасия историк. Но с детства она интересовалась зоологией: в семь лет уже читала взрослую кинологическую литературу. А в 26 поняла, что хочет стать зоопсихологом и начала с азов — пошла подрабатывать догситтером в сервис выгула.

«Работа с живыми существами на земле оказалась очень ресурсной для меня, — вспоминает Анастасия. — И я решила учиться ей дальше».

В 2020-м она окончила интенсивные курсы зоопсихологов при Московском зоопарке, потом — восьмимесячные курсы психологии собак Лидии Ушаковой и школу прикладной этологии Софьи Баскиной. Анастасия в профессии уже пять лет. К ней в основном приходят с поведенческими проблемами питомцев — собак и кошек.

Как-то обратились сотрудники одного из приютов — такса вела себя крайне агрессивно и никого не подпускала. Решением стало увести пса подальше от стрессовой обстановки, где громко, шумно и много других собачьих запахов. Чем дальше Анастасия уходила с ним от приюта, тем более вменяемым он становился. Вскоре таксу перевезли на передержку.

«Сейчас я думаю, что это было немножко смело с моей стороны — так быстро доверять хорошим проявлениям собаки, — рассуждает Анастасия. — Никогда не знаешь, как она поведет себя в незнакомой обстановке, когда проявления агрессии могут вернуться. Оказалось, прежние хозяева несколько раз возвращали таксу в приют именно по этой причине. Запустить агрессию у собак вообще не так трудно. Они легко в нее втягиваются, и, как только понимают, что это успешно работает — например, от них все отшатываются, — поведение закрепляется, как плохая привычка у человека. Любой стресс, любое возбуждение идет в этот общий котел агрессии».

Основная масса клиентов Анастасии — частные владельцы, которые не могут справиться с разными поведенческими особенностями питомца в городских квартирах.

Кинологини vs зоопсихологини

Отучившись на трех разных курсах, Анастасия поняла, что спор о том, кто лучше — кинолог или зоопсихолог, — не более чем вопрос брендинга. Это сродни спору о том, кто профессиональнее — мастер маникюра или нейл-дизайнер.

Подразумевается, что зоопсихолог более глубоко понимает механизмы поведения и использует научную базу, рассуждает она, а кинологи больше занимаются дрессировкой, чем коррекцией поведения, при этом теоретическая база их знаний часто бывает устаревшей и не включает системное изучение бихевиоризма.

«Можно чему-то научить собаку с помощью дрессировки, но при этом создать у нее невроз, потому что для ее вида будет очень нетипично так себя вести. Например, если вы придумали дома для питомца неподходящее место для отдыха, — объясняет она.

— Один раз я видела, как собаке сделали лежанку под синтезатором, на котором ребенок занимался музыкой. Хозяева не могли понять, почему пес упорно не хотел там лежать».

При этом, оговаривается Анастасия, часто работа кинолога и зоопсихолога с животными отходит на второй план — на первый выступают человеческие ценности и работа с клиентом.

«Есть психологи, которых клиенты бесят одним своим существованием, — продолжает она. — Их бесит, что к собаке прилагается кто-то еще, что нельзя просто работать с собакой и надо иметь дело с людьми. Но если преодолеть эту стадию раздражения, то дальше становится гораздо проще принять, что собака существует не сама по себе, а с человеком».екрет успешной работы кинолога или зоопсихолога, по мнению Анастасии, как раз в том, чтобы не отвергать потребности владельца.

«Мы заводим питомца не для того, чтобы жертвовать собой и страдать рядом с ним 15 лет подряд,

— объясняет она. — Многие зоопсихологи, например, триггерятся от того, что человек как-то не так вербально определяет себя в отношениях с животным или его поведение. Одни называют себя его “мамочкой”, другие говорят какие-то грубые слова вроде “ссыт” и “срет”. И специалистам кажется, будто это само по себе — признак плохого отношения к животному».

Анастасия предпочитает смотреть на динамику отношений владельца с питомцем: насколько человек воспринимает его как живое существо со своей логикой поведения, которую сформировала эволюция, а не прихоти или капризы.

«Женщины в “кинологических селениях” были всегда»

Профессия кинолога сейчас, убеждена Анастасия, преимущественно женская.

«Может казаться, что это не так, потому что у нас в обществе есть образ такого маскулинного кинолога-укротителя собак, — рассуждает она. — Но женщины в наших кинологических селениях были всегда».

Так повелось еще с 1920-х, когда зарождалось советское служебное собаководство. Все больше распространялась практика, когда молодежь, в том числе девушки, брали на воспитание щенков из военных питомников, растили их и потом передавали Красной армии. Во время Великой Отечественной войны, когда большинство мужчин ушли на фронт, их участие в работе с собаками стало более активным.

В послевоенные годы участие женщин и девушек в собаководстве продолжало развиваться. При ДОСААФ были специальные кружки, а Гослит издавал много пособий для младших подростков о том, как воспитать служебную собаку.

«Сейчас это кажется странноватым, потому что в обществе есть установка, что служебные собаки опасны, а детей мы бережем от опасности. Но тогда это казалось совершенно логичным», — объясняет Анастасия.

В советское время совсем не было частной кинологии и заводчиков, и служебную собаку можно было получить только при участии государства. Сначала нужно было встать в очередь и ждать щенка, потом ходить с ним на специальные курсы и сдавать нормативы. С дворнягами дело обстояло чуть проще, но к частным дрессировщикам обращались редко — вся дрессировка была ориентирована именно на служебных собак.

«Менеджмент агрессии»

Несмотря на то что в кинологии много женщин, в России они по-прежнему испытывают на себе влияние гендерных стереотипов, считает Анастасия.

«Иногда женщины-кинологи пытаются вести себя даже более маскулинно, чем мужчины — как будто они должны доказывать свою силу, что они волевые и жесткие», — объясняет она.

По мнению Анастасии, такие установки связаны с тем, что служебное собаководство — это, в широком смысле, некий «менеджмент агрессии» собак. А работая с ними, приходится демонстрировать и собственную потенциальную агрессивность.

«Есть миф, что собаку “надо сломать“, и это сильно мешает эффективной коррекции ее агрессии», — говорит кинолог.

С точки зрения бихевиоризма любое поведение, которому дают проявляться, может закрепиться. Провоцируя агрессию животного, чтобы потом «укротить» его и показать, кто сильнее, человек может усугубить проблему. Чем меньше давать собаке проявлять агрессию, тем меньше она будет ее демонистрировать. Анастасия рекомендует предотвращать такую реакцию: сделать поводок покороче, надеть намордник.

В начале 1990-х, когда система советского собаководства ушла в прошлое, все более популярными становились декоративные породы собак, которыми владели в основном женщины.

«Визуально и эстетически эта сфера тоже стала более женской: расцвели грумерские салоны, эстетика выставок по западным образцам, — продолжает Анастасия. — Это сильно легитимизировало в собаководстве и феминность как таковую. В том числе и как подход в работе. На тех же выставках появились нормативы, что с собакой нельзя жестко обращаться, — это тоже создало некоторый спрос на более мягкие методы дрессировки».

Во многом из-за этого зоопсихология, считает Анастасия, сейчас дистанцируется от кинологии — будучи более феминной по ценностям и эстетике.

«Маскулинный подход, если его можно условно так назвать, больше про то, как изменить собаку, а не изменить систему в целом, — резюмирует Анастасия. — Но даже если мужчины используют феминный подход, у них снова возникает преимущество. Им не скажешь “ты сентиментальная баба” или “ты говоришь про потребности собак, потому что сам не можешь справиться со своей природной слезливостью”.

К ним больше прислушиваются: раз мужчина сказал, значит он уж точно знает».

Особенно триггерными, по словам Анастасии, бывают дискуссии на тему физических различий мужчин и женщин при работе с собаками. Телесность хозяина быстро маркируется как маскулинная или феминная.

«Какую собаку и за что проще удержать, за шлейку или ошейник? Женщины нейтрально воспринимают эту тему, а для мужчин она чувствительна, — рассуждает Анастасия. — Они начинают мысленно сопоставлять мой вес, свой и вес собаки. Появляются как минимум напряжение, как максимум — страхи: “Я же сильнее. Но вдруг окажется, что она может эффективнее удержать собаку?”»

Однако поколенческий фактор часто играет более заметную роль, нежели гендерный. Зачастую, обращаясь к Анастасии, молодые мужчины больше настроены сотрудничать, чем пожилые женщины.

«Два способа испортить отношения с собакой»

На городских улицах и площадках, по наблюдениям Анастасии, мужчина чаще повышает голос или ведет себя жестче со своей собакой, чем женщина. При этом женщины быстрее мужчин реагируют на «поломки» в поведении своей собаки и оперативнее обращаются к специалисту за помощью.

Рассуждая о разнице в подходе мужчин и женщин к профессии, уместнее говорить об отличиях в работе с клиентами, нежели с собаками, считает Анастасия.

«Я бы, скорее, говорила, условно, про два разных способа испортить отношения клиента с собакой, — объясняет она. — Один более маскулинный, другой более феминный. Маскулинный — это то, что в англоязычных animal studies называется entangled victimization: когда все, что человека заставляют делать со своей собакой, он воспринимает как насилие над ней. Даже если происходящее таковым не является. Если его все-таки продавили и он подчинился, это очень сильно ломает отношения с животным».

Феминный способ «поломать» отношения хозяина с собакой — так, к сожалению, часто делают именно зоопсихологи — утрированно-материнский подход. «Как будто это такой младенчик, а ты — молодая хозяйка, молодая мама — ничего не умеешь. Если хозяин — мужчина, тем более. И вообще, положи лучше этого младенчика, сейчас уронишь, или дай мне, я лучше знаю. Эта модель порождает отчуждение между хозяином и собакой», — поясняет Анастасия.

По ее словам, обе крайности опасны.

Собаке нужен стабильный хозяин.

Если человеку комфортно вести себя в авторитарном стиле, то и животному будет с этим комфортно. Еслипроявить авторитарность для него означает сломать себя, то и для отношений с псом это будет катастрофой.

«Лучше бы он целовал собаку в попу по три раза в день и не учил ни одной команде. Любой вариант лучше, чем поломанные отношения с собакой», — резюмирует Анастасия.

Но есть и «серая зона». Например, когда у человека — неважно, мужчины или женщины — прекрасные отношения с животным, но при этом пес кидается на окружающих, а хозяин не видит в этом проблемы. Или когда владелец отпускает питомца бегать по дорогам без поводка, бросаясь под колеса. В этом случае, объясняет Анастасия, важнее обеспечить базовую безопасность окружающих и самой собаки, а не отношения хозяина с животным.

ИСТОРИЯ № 3

«В книжках было написано, как стоит бить собаку»

35-летняя Мария Гербер — кинолог из Москвы — почти три года живет с семьей в Грузии. В прошлом году они с мужем арендовали в деревне неподалеку от Тбилиси дом с земельным участком и открыли коммерческую передержку для собак.

«Но так получилось, что она наполовину некоммерческая», — горько шутит Мария. Всего у нее живет больше 20 собак, из них семь — свои.

Примерно четверть животных находятся в зоогостинице бесплатно. Одних подобрали на трассе, других на грузинских улицах. Некоторых — с огнестрельными ранениями.

«Людям, которые не живут в Грузии, кажется, что бродячие собаки — это ***** и что в России такого нет. К сожалению, это не так. Но здесь, конечно, более мягкий климат, который позволяет им быстрее размножаться, — объясняет Мария. — Прошлая аномально холодная зима здесь как раз показала, почему уличные псы в Москве и в Питере не часто выживают: очень много грузинских собак замерзло, хотя обычно они здесь чаще умирают от обезвоживания».

Мария против приютов — они кажутся ей больницей или тюрьмой. В начале своей карьеры она волонтерила в нескольких. «Я не считаю чем-то хорошим держать собак пожизненно в вольере, в луже, под дождем», — объясняет она. Отлов, стерилизация и выпуск собак на улицу под опеку жителей района, по ее мнению, куда более подходящий выход из ситуации.

«Не соответствовала образу кинолога»

Мария переехала в Москву из Молдовы вместе с родителями в канун 2000 года, — ей было десять лет.

В семнадцать ей подарили собаку, и было совершенно непонятно, что с ней делать — как ухаживать и воспитывать. Параллельно Маша выбирала для себя профессию — перспектива быть экономистом, на которого она поступила учиться, не прельщала.

«Я листала в интернете какие-то вакансии, и мне попалось объявление вроде:

“Если вам нравится грязь, слякоть, работа в любую погоду, Вы не боитесь покусов и маленькой зарплаты, то профессия кинолога для Вас!”

Мне показалось это любопытным», — вспоминает Мария.

Так она бросила экономический вуз и поступила на двухлетние кинологические курсы при ветеринарной академии. Обучение оплатил отчим.

«Все было очень серьезно. В первый год нас заставляли подробно изучать анатомию и определять породу по силуэту. На второй год в качестве специализации я выбрала дрессировку — хотела как в том объявлении: чтобы на площадке в дождь и снег. Была готова, чтобы мало платили».

К тому моменту Маша уже успела поработать курьером, поваром и бариста. За первые сеансы дрессировки она брала 300 рублей, подрабатывала выгулом собак. В 2011-м, когда Марии был 21 год, она со знакомой-кинологом открыла сервис услуг «Лаплай».

«Мы были вторые или третьи в “Яндексе” на тот момент, — вспоминает она. — Развивали команду кинологов, и я выгуливала собак, набегая по десять километров в день по Москве».

Тогда, по словам Марии, она остро ощущала гендерные предрассудки в профессии и переживала из-за этого.

«Я была девочкой с длинными волосами до жопки и не соответствовала образу кинолога на тот момент, — вспоминает она. — Могла прийти на дрессировку в платье, потому что мне потом надо было в театр. Клиенты-мужчины не воспринимали меня всерьез. Они смотрели и говорили: “Я думал, сейчас придет двухметровый мужик и научит мою собаку себя вести”. А подтекст был: “Ну, и чему ты меня научишь?” Это было тяжело, нужно было доказать, что ты что-то можешь. Я даже побрилась наголо, но это не помогло».

«Как работать, если в собаку нельзя кидать диски Фишера?»

В 23 года Мария начала читать альтернативную профессиональную литературу — тогда в России только начала развиваться новая кинология.

«Я не хотела ничего слушать про классическую кинологию и абсолютно разочаровалась в дрессировке, — вспоминает она. — В то же время понимала, что и новая кинология не является наукой: все, на чем она базируется, очень спорно, хотя очень заманчиво. В общем, я не понимала, как теперь работать, если в собаку нельзя, например, кидать диски Фишера или нельзя использовать поводок-контроллер — а это были классические методы дрессировки».

Другой популярный «метод контраста» работал по принципу «кнута и пряника». В крайней форме он выглядел так: чтобы отучить собаку подбирать с земли, нужно было рассыпать еду, а потом, когда та попробует подобрать ее, кинуть в нее бутылочку с мелочью — чтобы испугалась. Когда перестанет поднимать съестное с пола, похвалить и угостить лакомством.

«Сейчас это звучит как жуткий садизм, я понимаю.

Но для кинологии в начале 2010-х, условно, это было обычно: ногами не бьем, не орем на собаку, голодом не морим — уже хорошо.

Потому что многие кинологи говорили что-то типа: “Ты не покорми пса семь дней, и он у тебя будет хорошо дрессироваться”. А если открыть какую-нибудь книжку из 1990-х, там будет написано, как именно стоит бить собаку и по какому боку.

К 25 годам Мария окончила Московскую ветеринарную академию имени Скрябина с дипломом зоотехника. Тему выбрала по диагностике агрессии с использованием методов гуманной дрессировки — знаний из новой кинологии.

Но, получив диплом, она поняла, что так устала от высокой рабочей нагрузки и выгорела, что была готова навсегда «завязать» с профессией.

«Хотелось просто взять свою собаку, уехать в лес и жить там без поводков и команд, — вспоминает она. — Надоели люди, которые хотели исправить свою собаку и сделать ее вышколенной.

Надоело бороться и доказывать в кинологической среде, что можно иначе».

Она раздала все книги по кинологии и амуницию в приюты и коллегам.
Взяла собаку и уехала автостопить по Европе, чтобы посмотреть другую жизнь. В венгерской деревне, например, она научилась «доить всех, кого можно, и делать сыр. Потом жила с собакой в вигваме, в лесном поселении в Ленинградской области.

Вернувшись через два года домой, Мария ушла в декрет и начала печь пироги на заказ. Совсем бросить профессию не получилось — знакомые просили о консультациях.

«Когда ребенку стукнуло три года, я настолько соскучилась по собакам, что приставала на улице к каждой», — резюмирует она.

Кинология здравого смысла

Спустя некоторое время Мария стала брать собак на передержку — денег хватало, чтобы оплачивать арендованную трехкомнатную квартиру и комфортно жить. К тридцати, постепенно вернувшись в профессию, она снова стала консультировать.

«Не могу сказать, что мне очень нравились выезды на изменение поведения собаки. Потому что в 80% случаев — это советы на уровне здравого смысла, — объясняет она. — Приезжаешь на вызов или консультацию в частный дом, а там две собаки на цепях рядом. “Как сделать так, чтобы они не гавкали постоянно друг на друга? А то у нас соседи уже против”, — такой запрос от хозяев. Ну, вы хотя бы вольерчик сделайте и выгуливайте их. Или другой запрос: “У меня собака жрет медикаменты — что делать?” А давайте положим просто их в коробочку подальше?

Один из моих любимых запросов: “Собака тянет поводок”. А на деле оказывается, у нее такие большие интервалы выгулов, что, конечно, она, простите, ссать хочет».

Экспертизу в профессии сейчас Марии дают семинары, книги, опыт и наблюдение — прежде всего за поведением человека, а не собаки. При этом она не считает себя зоопсихологом или бихевиористом, потому что у нее нет такого образования.

«Может, это кому-то не нравится, может, люди думают, что кинолог — это милиционер с собакой, но у меня так в дипломе написано, — рассуждает она. — Есть наука кинология, вот я от нее. Мне очень нравится слово “специалист по поведению”, но как я докажу, что я специалист по поведению?»

Мария понимает свою нишу и уверена, что у кинологии сейчас женское лицо.

«Когда я пришла в профессию, женщины в ней были серьезные и мощные — из тех, что могут взять алабая за шкирман и отправить куда-нибудь лететь, — вспоминает она. — Сейчас люди больше тянутся к такой информации, о которой рассказывают девочки 20–25 лет в соцсетях и на YouTube-каналах. Быть бы мне двадцатилетней, я бы порвала этот мир!»

***
Мария с мужем, дочерью и собаками готовится к большому переезду. Они нашли новый дом с участком в Тбилиси, где будут жить и обустраивать передержку.

Пока готовился этот материал, Мария подобрала на дороге еще двух выброшенных двухнедельных щенков немецкой овчарки. Она говорит, что такой «феминицид» (оба щенка — девочки) в Грузии не редкость: местные избавляются от них, потому что те могут дать потомство. Пристроить собаку, у которой потом будет течка, очень сложно, а кастрация для многих грузин — грех и вмешательство в божественный замысел.

«Поставила интервал будильника на кормление. Ближайшие ночи — прощай, сон», — написала Мария в редакцию.