24 июля стало известно, что иранские власти приговорили к смертной казни курдско-иранскую журналистку, правозащитницу и политическую активистку Пахшан Азизи. Женщину обвиняют в «мятеже» и «членстве в группах, которые вели вооруженное восстание против правительства». Дата исполнения приговора пока неизвестна.
Слушания по делу Азизи проходили в мае и июне 2024 года, однако адвокатов иранки уведомили об этом лишь недавно, 24 июля. После того, как другие женщины-политзаключенные тюрьмы Эвин узнали о приговоре для журналистки, в знак протеста они начали забастовку во дворе своего изолятора и объявили, что не вернутся в свои камеры. Чем закончилась эта акция неповиновения, неизвестно.
До своего тюремного заключения Пахшан Азизи занималась правозащитной и активистской деятельностью — писала про права женщин в Иракском и Сирийском Курдистане, а также помогала беженкам из Рожавы во время нападения «Исламского государства» на Сирийский Курдистан. Впервые Пахшан была арестована 16 ноября 2009 года во время протестов курдских студентов в Тегеранском университете.
Через четыре месяца Пахшан освободили под залог, после чего она покинула Иран и долгое время проживала в Иракском Курдистане. После этого женщина решила вернуться в Иран, где до сих пор проживает ее семья. В августе 2023 года в Тегеране она была схвачена иранскими спецслужбами и арестована.
На протяжении долгого времени в заключении Пахшан была лишена возможности звонить своей семье и встречаться с родственниками на свиданиях. В тюрьме ее пытали, требуя признаться в участии в «Рабочей Партии Курдистана» (РПК) и сдать своих «сообщников». Из заключения ей все же удалось передать правозащитникам свое письмо — полное боли, несправедливости и попыток осознать свой женский и курдский исторический опыт.
Мы прочитали и перевели его. Вот, что из своей одиночной камеры пишет иранка, приговоренная к смерти:
«Отрицание истины и ее альтернативы»
С самого детства она училась борьбе за выживание по сказкам и колыбельным матери, которая до мозга костей прочувствовала трудности жизни. С успокаивающим голосом матери, передающим суть жизни и свободы, она росла и взрослела.
На протяжении долгого времени день и ночь сливались воедино в ее неустанном стремлении к тому, чтобы остаться в живых и найти способ существования. В самый разгар знойного лета около 20 человек, следуя государственной политике запугивания, ворвались к ней домой. Они считали, что они задержали террориста (того самого террориста, для которого запугивание — неотъемлемая часть жизни!).
Со связанными за спиной руками и приставленным к голове пистолетом 17-летняя девушка, которая впервые за десять лет увидела свою тетю, была брошена на землю вместе с тремя другими членами ее семьи. Демонстрируя свою власть, похитители уселись на них, триумфально ухмыляясь.
Сцены резни и разлуки тысяч курдских сирийских семей пронеслись перед ее глазами, словно трагический фильм.
Гонка между жизнью и смертью была в самом разгаре. Истощенная, чтобы не упасть, она цеплялась за стены своей одиночной камеры. Той самой камеры, где ее держали в 2009 году по тем же обвинениям: она курдянка и она женщина.
Она слышала кашель своего отца из третьего крыла. Недавно ему прооперировали раковую опухоль, после чего он перенес инсульт. Она беспокоилась о психическом и физическом состоянии двух других членов своей семьи.
В первый день допроса они предложили ей все уладить по-тихому, без судебного разбирательства!…
На допросе ее несколько раз подвесили. Ее прятали от общества в самых глубоких подвалах и доставали лишь для того, чтобы продемонстрировать ее беспомощность и отчаяние. Таких случаев в истории было уже много. С детства ее клеймили как сепаратистку и как представительницу второго пола, никогда ее не признавали гражданкой. Для центральной власти мы — маленькие, мы не в счет, но для их указов мы — самые значимые и опасные.
И снова во время допроса ей указывали на ее отчаяние и поражение.
Человек определяется своим полом, своим языком, своей культурой и искусством, организацией общества, своей свободой и образом жизни и, в более общем плане, своей идеологией. Когда любой из этих аспектов жизни уничтожается или пресекается, не остается места для человеческой жизни. Если пресечь свободу воли женщины, не останется места человеку и его свободе. Когда нельзя жить просто будучи самим собой, приходится защищаться, приходится восставать.
Стул постоянно пинают. Оскорбления, унижения и угрозы заполнили комнату. После долгой голодовки и пяти месяцев одиночного заключения (самой страшной «белой пытки») ее физическое и ментальное здоровье истощены. Пытки — крошечная капля в море истории. Следователь, сжав кулаки, воображает себя государственным деятелем, щеголяет своей властью, громогласно кричит «Почему вы отрицаете правду?!».
Самую важную в обществе правду, которая заключается в том, что женщина, ее идентичность, курдское происхождение, жизнь и свобода отвергаются, что же здесь является правдой, и что — отрицанием?!
Авторитарные, гендерные и религиозно-фундаменталистские установки сами по себе являются причиной социального, политического, экономического и культурного кризиса, и, естественно, то, что является причиной, не может быть решением. Социально-политическая воля, способная преодолеть этот кризис, сосредоточена в людях. Отрицание правды женщин, курдов и всех маргинализированных сообществ означает историческую ложь и величайшее отрицание правды.
И дело не только в курдах; проблема шире. Разница между центром и краем — в одной букве, символизирующей отрицание истины, и это отрицание заложено в центре.
Стереть формулировку проблемы не значит ее решить. Да, есть шанс, что напуганным властям удастся уничтожить коллективный потенциал женщин и маргинализированных сообществ. Но демократия и политика никогда не должны бояться реалий сложного общества, богатого исторической памятью о геноциде и его отрицании.
Она уже провела несколько месяцев в одиночной камере. От долгих голодовок и потери крови она едва жива. Чтобы узнать все, что им нужно, ее доводят до истощения. А зачем еще?! Она повторяет вслух себе: она — маленькая капля в огромном море, течение которого неизбежно. Она массирует ноги, чтобы встать. Она поднимается, падает, это не непредсказуемо, все мы начинали ходить с этих подъемов и падений. Это смысл нашей жизни, боль, которая не убивает, но делает человека сильнее. Мы чувствовали, жили на грани бытия и небытия всем своим существом.
Первым трупом, который она увидела, была Хадиджа. Ей связали руки ее муж и брат, после чего ее подожгли. Она поклялась никогда не прекращать защищать права женщин. Тысячи женщин и детей видели, как их мужчин обезглавливали на их глазах во время атак ИГИЛ, а их самих брали в плен и насиловали. Так женщинам навязывается культура изнасилования. Женщинам, матерям с младенцами у груди, чье молоко иссякло. Сотни босых детей погибли у скал Шангала [Шангал — провинция Курдистана, находящаяся на территории современного Ирака — прим.ред.]. Об этом рассказывали во всех мировых СМИ. Преступление против человечности, которое невозможно полностью изучить, даже написав сотни книг.
В Кобани и Рожаве турецкие авиаудары сожгли десятки женщин и детей.
Она просыпается, она не может встать, ее тошнит исторической рвотой.
Ее насильно усаживают, продолжаются угрозы и унижения. «Зачем ты поехала в Сирию? Почему ты не поехала в Европу?!»
Вопрос повторяется, обнаруживая их явную тягу к Западу. Они говорят о своих мечтах или их тянет к тому, чего они жаждут?!
После поражения в 2009 году из-за удушающей политико-социальной атмосферы мне пришлось уехать от моей родины, от моей матери. Жизнь потеряла смысл. Я уехала на другую родину. Они говорят, что Сирийский Курдистан тоже наш, Турецкий Курдистан и Иракский Курдистан наши. Получается, я никогда не уезжала с родины! Я работала в лагерях военных беженцев. Я служила веками угнетенному сообществу. Служба гуманитарного работника, которая с пересечением границы становится революционной.
Раздается голос: «Все, кто там был – члены РПК?! [Рабочей партии Курдистана — прим. ред]».
Подход гуманитарного работника, выходящего за рамки угнетения, был принят ими с ненаучным, объективистским взглядом, лишенным эссенциализма. Называть это организационным, основываясь на нескольких фотографиях (в разгар революции вы видите оружие в руках женщин, стариков и молодежи в каждом доме, районе, лагере), — это ваше неправильное понимание проблемы.
Я верю в первичность революции сознания и мироощущения, за которой следуют структурные изменения. В ходе революции, естественно, выстраиваются и формируются характеры. В обществе, выполняющем свой политический и социальный долг, остается больше места предательству и героизму. Они в самом сердце социальных проблем. Но ваша работа отличается. Принятие демократического и системного подхода и перестройка этико-политического общества в рамках гражданской и гуманитарной деятельности приводит к более ощутимым решениям с более высокой практической ценностью.
Необходимо принимать местные различия, — это не равнозначно сепаратизму.
Революция сознания делает сама себя. Демократичное общество появится тогда, когда семьи преодолеют гендерное неравенство. Религиозная свобода придет с победой над религиозным неравенством. Демократия должна проникнуть в каждый институт общества. Только так можно победить авторитаризм и истребление идентичностей и традиций народов, живущих в этом регионе.
Я лишь исполняла свой исторический долг. Так, как мне его показывал мой жизненный опыт, опыт пережитой мной исторической несправедливости. Я твердо верю, что правильный путь к достижению демократического общества по сути заключается в принятии демократического подхода к построению этико-политического общества. Общества, где людям самим приходится обсуждать и решать свои проблемы. Максимальное участие людей в решении проблем общества обеспечит социальную сплоченность и выход из кризиса. Это и есть суть жизни с женским знанием того, что достижение демократии приведет к достижению свободы.
