Девушка с косой и рюкзаком История о кочевничестве, которое мешает жить «нормальной жизнью»

Ксении — 33. Почти половину своей жизни она провела в путешествиях по миру. Все началось с безобидного автостопа по Китаю, потом были Вьетнам, Камбоджа, Южная Америка. Сегодня она уже не может с ходу посчитать, сколько стран объехала и в скольких из них жила. То, что начиналось как хобби, в какой-то момент вышло из-под контроля.

Сейчас Ксения пытается научиться «жить нормально» и заодно понять, подходит ли ей это «нормально». Она осела в Европе, нашла работу и уже несколько месяцев в психотерапии. 

«Гласная» публикует монолог Ксении — ее историю и ее мысли о том, насколько нормально жить «ненормальной жизнью» и нужно ли пытаться повернуть ее вспять.

Жизнь за окраиной Новосибирска

У меня суперконсервативные родители: мама — учитель музыки, папа — технолог на оборонном заводе в Новосибирске.

Мы никогда не разговаривали по душам. Они, конечно, заботились как умели и как могли. Но что у тебя на душе — «забей, никого не волнует». Мама, например, запрещала нам с сестрой читать женские романы, когда это делала вся школа, — ловила меня за чтением в туалете. 

Каждое лето мы путешествовали по России: либо в папину деревню на Урал, либо на море, но очень-очень экономно. У меня такой «отдых» вызывал только фрустрацию, я еще больше ощущала нашу бедность.

В школе — она была на рабочей окраине, и там учились в основном гопники — меня постоянно буллили и звали на «стрелки». Говорили, что «выпендриваюсь», а я была просто скромной и замкнутой.

Когда я поступила в университет на социолога в Новосибирске и впервые в жизни оторвалась от родителей, у меня снесло крышу. Начала безостановочно ходить по клубам — дома мне не разрешали даже ночевать у подруг. 

В 20 лет — не знаю, как так получилось, — уговорила родителей отпустить меня в США по программе Work and Travel. До сих пор не понимаю, как они согласились дать мне на билеты 100 тысяч рублей. Это был мой первый перелет.

По приезде устроилась в какой-то топовый ресторан в Бостоне — мне нужно было разносить корзинку с маленькими хлебцами. Потом работала официанткой и продавщицей мороженого. 

Ко мне везде хорошо относились и называли «русской девушкой с косой». Коса у меня до сих пор.

В Америке мне вообще без конца отпускали комплименты. Людям нравилось, как я одевалась, — а выглядела я как новогодняя елка: это был конец 2010-х, расцвет молодежных субкультур. И мне тоже все нравилось. Была в шоке от того, что есть абсолютно другая жизнь — помимо окраины Новосибирска.

«Что ты творишь?!» 

Денег в Америке я, конечно, не накопила — все потратила, такая была бестолковая. Да и вообще я как будто бы поздно повзрослела. Знаю, что в 23 года некоторые люди рожают детей и продают свой уже отработавший бизнес. А я в этом возрасте была ребенком.

В Америке я провела целое лето, домой не хотелось. Поняла, что мир огромен и полон приключений. Жизнь в России казалась однообразной и монотонной.

Диплом в Новосибирске тогда не защитила: меня не допустили из-за одного дурацкого предмета. Конечно, очень расстроилась. Но все, чего тогда хотелось, — это увидеть мир. Кто-то читает книги, а мне казалось, что можно познать мир, только физически побывав в разных местах. Мама в ответ говорила, что я хочу легкой жизни. А я впадала в депрессию: лежала на кровати и плакала.

Через пару дней после того, как мне исполнилось 23 года, я зашла в какую-то группу во «ВКонтакте» и увидела там пост от ребят из Украины. Они собирались ехать автостопом в Азию с тысячей долларов в кармане. У меня эти деньги были — накопила на небольших подработках. 

Когда обсуждала с родителями это путешествие, они не понимали, что я собираюсь проехать полпланеты. Мама уговорила папу отпустить меня, а он бросил ей в ответ: «Если с ней что-нибудь случится, тебе не жить». С этими словами меня и отпустили.

Я взяла у подружки 80-литровый черный рюкзак. Он выглядел как рюкзак для картошки в Советском Союзе — абсолютно бесформенный и огромный, скорее мешок, чем рюкзак. Ребята громко и долго смеялись, когда увидели меня с ним. Я очень небольшого роста, 157 сантиметров, и надо мной был этот огромный черный шар.

Содержимое рюкзака было абсолютно бесполезным — я не представляла, насколько уезжаю и вернусь ли. Это сейчас могу сложить все необходимое буквально за минуты. 

Про важность аптечки, например, я узнала опытным путем. В некоторых странах не продаются без рецепта антибиотики, которые нужны. А в каких-то в принципе их не купишь. Но мне повезло: у меня крепкое здоровье. 

Когда уезжала, у меня не было интернета на телефоне, не было банковской карты, да и телефон был какой-то заклеенный Motorola. Это был 2013 год.

Прыгнула в поезд до Иркутска и встретилась с ребятами, которые оттуда стартовали в Китай. Поначалу нас было пятеро, но парням не дали визы, и мы с девочкой поехали вдвоем. Бывало, мы разделялись. 

До этого мой первый автостоп был в Чите: дальнобойщик начал меня отговаривать: «Куда ты поехала? Что ты вообще творишь?» Угрожал отправить обратно в Новосибирск, к родителям. Я выглядела как цветочек. Мне вообще часто — еще в Америке — говорили, что я выгляжу так, будто нуждаюсь в помощи. Предлагали деньги, угощали едой. 

Дальнобойщику сказала, что обратно не поеду, и мы с ним ссорились всю поездку. В итоге он меня выкинул на трассе, на стоянке для дальнобоев, где остановился на ночевку. Я словила какую-то машину и поехала дальше.

«Люди думали, мы терпим бедствие»

Никогда, ни разу не было страшно. Где бы я ни путешествовала, ничего плохого не случалось. При мне были разные истории — кражи, нападения — а у меня нет. Тогда я это объясняла тем, что не думаю про безопасность: честно, в голову никогда не приходило, что со мной может что-то случиться. Некоторые — скорее, невротичные — люди постоянно про это говорят, предпринимают меры, и потом почему-то с ними что-то случается.

А сейчас думаю: наверное, мне просто везло. Еще я достаточно гибкая и могу подстроиться под обстоятельства. Не уверена, что без такой приспособляемости работает везение. 

С моей новой знакомой мы проехали весь Китай с севера на юг. В каждом регионе мы покупали бумажную карту местности. Это была первая страна, которую я пересекла автостопом. За все время нам никто и никогда не намекал на сексуальные услуги. Лишь однажды, когда мы застопили автобус, водитель начал показывать какие-то странные картинки в интернете. Неприятно, конечно, но что с него взять.

В основном люди нам помогали. Они думали, что мы терпим бедствие, — пытались купить нам билеты на самолет, поезд или автобус, давали сумки с едой. Приходилось объяснять: ничего не надо, просто подвезите дальше. 

Я тогда поняла, что нельзя судить о нации по людям, которых ты встречаешь за границей, — особенно по туристам. 

Китайцы — старая нация, и страна у них на самом деле волшебная. У них все очень похоже на коммунизм, и выглядит так, будто он им подходит и они живут в нем от души. Встают на зарядку в пять утра или едут в два часа ночи, изрядно подвыпивши, на корт поиграть в бадминтон. В России мы на тусовках обычно только напивались, у нас не было никаких других активностей. 

Ни в тот первый раз, ни после у меня никогда не было конкретного маршрута. После Китая мы с той же девочкой проехали Вьетнам, Камбоджу, Лаос. Тысячи долларов, взятых из дома, хватило — мы особо не тратились: автостоп, бесплатные ночевки через сервис «Каучсерфинг», угощения едой. Потом практически на два года застряли в Таиланде. 

«Я выживала»

В Тае я осознала, что всегда буду кочевником, что кочевать намного легче, чем жить в одном месте. И планировать при этом что-то — а я не люблю этого делать — вовсе не обязательно. Это было нечто противоположное монотонности и стабильности жизни в сибирском городе. Так пришло понимание, что никогда больше не буду жить в России. 

Начала разбираться в том, как ехать куда-то, где у тебя нет знакомых, как заработать денег, если нет профессии. 

Я преподавала английский в тайской школе, снималась в массовках в кино за смешные деньги — 100–150 долларов. 

Однажды, когда я была одна на юге Таиланда и с собой было, на наши деньги, 300 рублей, я мыла ноги в фонтане, потому что мне надо было на какую-то встречу. Переживала ли я из-за этого? Нет!

И с 300 рублями выкрутилась. Доехала на каком-то поезде до Бангкока, чтобы взять подработку на пять дней в детском лагере, там же познакомилась с девочкой, которая «вписала» меня к себе.

Не было никаких документов, кроме паспорта, не было страховки — но это никогда меня не пугало. Например, в Тае меня взяли в школу преподавателем английского без специального образования. При этом местным с PhD или с магистратурой платили в два-три раза меньше. А ведь я была просто девочкой с улицы. Такая «обратная дискриминация» по отношению к местным терзала душу.

В Таиланде познакомилась с парнем из Индии, и мы решили поехать в Южную Америку. Он очень умный, ботанического склада, и если бы что-то плохое случилось, то драться пришлось бы мне. Но даже в криминальных кварталах Рио я не задумывалась, что, когда за нами бегут какие-то чуваки с автоматами, это может быть опасно. 

Плана у нас, как обычно, не было, мы просто стопили. Полтора года слонялись по Южной Америке: проехали Бразилию, Аргентину. Все мои вещи были уже дырявыми, я поцарапала их о камни — мы были настоящие панки.

Когда мы оказались в Колумбии, у нас совсем закончились деньги, заработанные в Тае. Наши пути с тем парнем разошлись. 

Я бесплатно поселилась в бедной колумбийской семье, в криминальном районе. Наших соседей обокрали, кого-то пырнули ножом, убили нашу кошку. 

Это был сложный период, я выживала, но в целом была в порядке. Вставала в четыре утра, шла работать — преподавала английский в школе для богатых колумбийцев, волонтерила в Красном Кресте. Немного подкармливала семью, в которой жила, хотя сама была очень худой. Так продолжалось около трех месяцев. Это был 2016 год.

После этого полетела в Штаты, в Бостон, к подруге. Потом вернулась в Новосибирск и все-таки защитила диплом бакалавра. Позже еще несколько раз была в США, долго жила в Колорадо. Работала на самых разных работах (в ресторане, гостинице, супермаркете), только чтобы кататься весь сезон. Тогда был такой период в жизни, когда мне ничего, кроме сноуборда, было не нужно. Он и сейчас случается: например, прошлой зимой было 50 дней непрерывного катания на лыжах и борде. 

Раз в год или в полтора я ездила к родителям в Сибирь. Никогда в деталях не рассказывала им — а они, наверное, не особо и спрашивали — обо всем, что со мной происходит. Когда уходила в горы или походы в России (такое бывало несколько раз), мама волновалась, звонила по кордонам и плакала. Но у нее не было достаточно ресурсов и информации, чтобы переживать за меня и искать где-то за пределами России.

«Зачем красота, если ее не с кем разделить?»

Два года назад в Куршевеле — там находится самая крутая школа подготовки инструкторов и самая большая горнолыжка в мире — мы с ребятами-инструкторами попали в лавину. Угроза схода была примерно пять из пяти, высокий уровень, но мои опытные друзья сказали: «Идем». Я спустилась первая, потом начали съезжать парни, и кто-то из них прыгнул со скалы. Это стало триггером, который спровоцировал лавину. Меня и других засыпало снегом по горло. Снег был очень тяжелый, и мы всерьез застряли, но все же выбрались. 

Мне известно, что люди в принципе умирают, с ними такое бывает. Но тогда я на самом деле не сильно испугалась. Было немного тревожно за друзей. Позже психолог объяснила это тем, что у меня в целом заниженный порог опасности, и я немного изменила свое отношение к «везению» в спорте — например, стала использовать снаряжение для лавинной безопасности. 

После горнолыжного года в Америке некоторое время жила в Африке. Работала в НКО, которая занималась реабилитацией детей из бедных семей. Там я впервые всерьез задумалась о том, чтобы осесть.

Смотрела на суперкрасивые пейзажи, и было тотально одиноко, хотя вокруг всегда было много людей. Я думала: «Зачем вся эта красота, если не с кем ее разделить?» Может быть, так дает о себе знать биологический возраст, но я решила, что надо осесть, потому что только так можно завести близких людей и какие-то глубокие отношения.

Это было почти пять лет назад. Я выиграла стипендию и поступила учиться в трехлетнюю магистратуру на юрфак в Милане. Конечно, готовилась к IELTS, написала крутое мотивационное письмо. Но как всегда, казалось, что это просто везение. 

Поступив, я думала, что выучусь и буду работать в одном месте. Но перед началом занятий поехала в Южную Корею заработать немного денег. Услышала где-то о такой возможности — и сразу взяла билет. 

За пять лет жизни в Европе две зимы провела на разных горнолыжках: во Франции, Швейцарии и Австрии. Летала в Израиль и Непал. И тогда почувствовала, что попытки осесть тщетны: как только появлялась свободная минута, я куда-нибудь уезжала. Может быть, это звучит так, будто я какая-то мажорка, но это абсолютно не так. Например, в Италии из-за интенсивной учебы я не могла работать, поэтому целый год ездила на метро бесплатно — приходилось пролезать под турникетами. 

В какой-то момент у меня осталось только пять евро. Я купила коробку фиников и несколько дней, пока не появились деньги, ела только их и пила черный чай.

После окончания магистратуры у меня несколько месяцев была депрессия — почти все время была параллельно полу. Никогда не понимала, кем хочу быть, когда вырасту, но мне сложно ничего не делать и ничем не заниматься. Поиск сферы деятельности сводил с ума — в то время я искала работу после университета, но безуспешно.

Наверное, поэтому не люблю Италию. С ней ассоциируется затяжная депрессия, потому что я решила попробовать осесть и повзрослеть, но не признавалась самой себе, что мне это не подходит. 

Как результат — стала еще больше путешествовать. 

Когда началась война, я работала в бутике в Куршевеле, одновременно сотрудничала удаленно с международной организацией с миссией в Африке, каждый день ездила на тренировки. Конечно, я была в шоке от войны, но абсолютно не было времени это осознать. Однако поняла, что теперь долго не увижу своих близких. Я не обсуждаю с семьей происходящее в России, не хочу расстраиваться.

В прошлом году мне стало настолько плохо, что подруга под угрозой прекращения общения отправила меня к психотерапевтке. Та поставила диагноз СДВГ (синдром дефицита внимания и гиперактивности). Сказала, что я иррационал, который в хаосе чувствует себя наиболее комфортно, а все компульсивные путешествия и экстремальные виды спорта — компенсаторный механизм. 

Быть с самой собой

С декабря я перестала ездить. Живу в Европе и работаю в крупной правозащитной НКО, филиалы которой есть в 40 странах. То, что хочу работать в правозащите, осознала еще в Таиланде. Со временем убежденность в этом только росла. 

Моя работа — это стабильность, но она тоже похожа на приключения. Я бываю в деловых микропоездках, поэтому чувствую себя хорошо. Потихоньку начала находить комфорт в том, чтобы никуда не ездить. Учусь не эскапировать и не убегать, быть с самой собой в одном месте. 

Думаю, путешествия — своего рода зависимость, наркотик. Будет круто избавиться от этого, во всяком случае я хочу. И было много попыток. Но может быть, не сильно старалась — только придуривалась, что хочу осесть и стать нормальным человеком, что бы это ни значило.

Потому что каково это на самом деле — жить по-другому — я не знала.

В том, что я начала это делать, есть, наверное, какое-то смирение с обстоятельствами. Как говорят? «Плыть по течению». Но ведь именно так я научилась жить, как умею, — взяла и поехала с рюкзаком по странам. И уже в пути поняла, как это правильно делать: как ехать, как искать интересное, как заработать деньги и как их потратить. 

Про меня могут сказать словами моей мамы: «Ты ничего не производишь. Не приносишь пользу людям». Постоянно загонялась от этой мысли. 

Кажется, я только это и делала все годы. То есть много-много лет путешествовала и параллельно загонялась. 

Не могла принять свой выбор и при этом не чувствовать вину за то, что не приношу пользу обществу. Кажется, перестала переживать из-за этого буквально недавно. На это есть несколько причин: изменился уровень осознанности и понимания своего места в мире, я встретила похожих людей-кочевников и накопила опыт работы в социальной сфере. 

Возможно, неспособность осесть как-то связана с кочевничеством моих предков. Два месяца назад я узнала, что дедушка — он был похож на цыгана, у него были большие усища и густые черные-черные волосы — в один момент взял и увез семью жить на остров Беринга. Он работал там механиком на кораблях.

Сейчас появилась новая идея: хочу отправиться в кругосветку. Иногда мечтаю о том, что меня уволят — и я уплыву на корабле куда-то через океан.