Queenager: вторая жизнь или свобода премиум-класса Что стоит за мифом о новой женщине и почему он доступен не всем

Женщин 45+ в медиапространстве все чаще называют квинэйджерками. Слово звучит как комплимент и обещает свободу, силу и новые горизонты. Но за красивой упаковкой может скрываться старая логика рынка: продать вечную молодость под видом эмансипации. 

Специально для «Гласной» социологиня и авторка канала «Женщина, у которой накопилось» Жанна Чернова разбирается, где здесь феминизм, а где маркетинг.

Новая зрелость

Термин queenager придумала британская журналистка Элеанор Миллс в конце 2010-х. Так она назвала женщин старше 45 лет, которые не собираются тихо исчезать с радаров, растворяться в заботе о других или отчаянно маскироваться под двадцатилетних. У них есть свои планы, проекты и удовольствия: работа, путешествия, хобби, новая любовь или просто желание жить для себя. Концепция Queenager предлагает по-новому взглянуть на возраст: зрелость — это сила, кризис — это ресурс, возраст — это свобода.

На первый взгляд — вдохновляюще.

Кажется, что наконец появился язык, который называет женщин старше 45 не «бабушками» и «тетями», а героинями иной жизни.

Миллс превратила термин queenager в настоящий бренд возрастного преображения: «новая женщина 45+» должна переизобрести себя, засиять, «расцвести».

И в этом действительно есть немало хорошего. Такая философия помогает вернуть видимость тем, кого долго предпочитали не замечать, в то время как они продолжают строить карьеры, открывать бизнесы, осваивать другие профессии, заниматься спортом, начинать отношения или просто наслаждаться досугом. Новый образ дает им возможность открыто говорить о своих желаниях, объединяться в сообщества, делиться опытом и поддерживать друг друга не из позиции «должна», а из позиции выбора.

Тем самым он разрушает привычное представление, будто после 45–50 лет женщине «положено» быть только бабушкой или хранительницей семейного очага. 

Понятие queenager предлагает новую социальную норму: зрелый возраст — это не конец, а время свободы, выбора и удовольствия от жизни.

Не менее важно и то, что нарратив квинэйджерок не только строится вокруг обновления и «второго дыхания», но и признает усталость, выгорание, опыт ошибок и провалов. Это возможность сказать «мне тяжело», разделить переживание и получить поддержку, не услышав в ответ «соберись». Тем самым он разрушает образ «суперженщины», которая обязана справляться со всем и всегда. В этом ценность проекта: он предлагает говорить о возрасте не языком утрат, а языком ресурсов — опыта, права голоса, времени для себя.

Но за всеми этими положительными устремлениями проступают уже знакомые мотивы, воспевающие индустрию вечной молодости, где любой кризис легко превращается в повод для шопинга и подписки на очередной курс самопомощи. И тут становится ясно: под видом феминистской переоценки опыта женщинам снова предлагают что-то купить. Например, свободу от условностей в формате лайфстайл-пакета. Набор все тот же: личное преображение вместо социальных перемен, бесконечная работа над собой вместо обсуждения реальных причин неравенства — зарплат, карьерных потолков и неравномерного распределения домашних обязанностей. 

Красивое слово queenager обещает независимость, но по сути формирует еще один норматив: будь сильной, стильной, энергичной и при этом обязательно плати за доступ к этой версии «новой женщины».

Привилегия, выданная за общий опыт 

Один из главных вопросов к концепции Queenager связан с тем, что нам предлагают, казалось бы, универсальный образ. Но на деле он отражает опыт довольно узкой группы: белых, образованных, экономически устойчивых женщин стран Глобального Севера. 

В начале своей книги Миллс, говоря о себе, называет это «удачным наследством» (белая гетеросексуальная женщина, родилась в Лондоне, получила хорошее образование), но затем все равно переходит на так называемый мы-язык — «мы», «каждая из нас», «наш путь». Этот тон создает иллюзию общности и сводит существенные различия к универсальному «женскому опыту», оставляя за кадром условия, при которых описываемая трансформация вообще становится возможной: доступ к психотерапии, свободное время, стабильный доход, поддерживающее окружение.

Для женщин в более уязвимом положении — прежде всего из-за ограниченных доходов — проблемы среднего возраста выглядят иначе. 

Они связаны не столько с поиском «нового смысла» или практиками внутреннего обновления, сколько с материальными вопросами: как оплатить жилье, где найти стабильную работу, что делать, если не хватает на лечение или помощь родителям и детям. 

Поэтому вдохновляющий образ квинэйджерки сглаживает реальное разнообразие женских судеб, подменяя его одной красивой, но слишком обобщенной историей. Переизобретение себя требует денег, времени, возможности обратиться за поддержкой, и далеко не у всех они есть. Когда об этом молчат, неизбежно возникает ощущение, что «не получается» у тебя одной.

Читайте также Радость без права на усталость

Оставлять себе детей после развода — это женская привилегия или отражение неравенства?

Змея, вода и «духовное пробуждение»

В книге Миллс кризисы среднего возраста обрамлены мифологическими и природными образами — змея, вода, богиня Инанна. Символы придают образу глубину и значимость, но одновременно закрепляют привычное представление о «женской природе» как врожденной и сакральной. Женщина оказывается привязанной к телесному, иррациональному и духовному, а социальные и политические контексты уходят на второй план. 

В результате боль и усталость подаются как топливо для «перерождения»: истории вдохновляют, но все сводится к внутреннему апгрейду. Структура социального неравенства при этом остается неизменной. В итоге духовный антураж подменяет разговор об условиях — зарплатах, графиках, доступе к медицине и социальной поддержке — обещанием «внутреннего пробуждения».

Не менее показателен и выбор географических точек для трансформации — Марокко, Карибы, Ямайка. Эти места становятся сценой, на которой разыгрывается история эмансипации белой образованной женщины среднего класса. Как справедливо отмечала Чандра Талпаде Моханти, такой ракурс превращает женщин Глобального Юга не в субъектов, а в символические ресурсы: их опыт используется как фон, но их голос никто не слышит. Характерный пример — Мама Биа, марокканская женщина-гид, чья жизнь выступает декорацией коллективного ретрита. Но трудные социальные и экономические условия, в которых она живет, остаются за кадром.

Читайте также «Нас для большинства просто нет, мы не существуем в их мире»

Монологи девушек из национальных регионов России, обратившихся к своим корням

Такая экзотизация прячет глобальное неравенство и выдает его за «источник вдохновения». Ретриты, телесные практики, медитации предлагаются как путь к обновлению и органично встраиваются в рынок самопомощи. «Духовная глубина» добавляет эффект смысла, но смещает фокус: вместо разговора о причинах сексизма и эйджизма мы снова обсуждаем только индивидуальные переживания. Так личные истории заменяют разговор о смене правил, а менять их действительно необходимо.

Понятие queenager появилось как попытка позитивного ребрендинга среднего возраста женщин. «Нужен более жизнеутверждающий образ» — так формулируется исходный замысел. Но довольно быстро этот образ стал частью коммерческой экосистемы: книга, подписка, рассылка, ретриты, коучинг, клубы, туры.

«Освобождение по подписке» действительно может поддержать и дать опору. Однако без разговора о реальных условиях — работе, медицине, защите от дискриминации — услуги и чек-листы «новой жизни» меняют причину и следствие местами. В итоге преображение доступно прежде всего тем, у кого уже есть деньги. Системные барьеры не исчезают, просто жизнь внутри них становится чуть комфортнее. 

Так формируется нормативный образ квинэйджерки — энергичной, стильной, «обновленной» женщины, которая вроде бы символизирует свободу, но остается встроенной в старые социальные и экономические иерархии. Эмансипация оказывается не правом, а услугой премиум-класса.

Как не потерять главное

Несмотря на противоречия, эта концепция дает шанс критически пересобрать опыт женщин. Ставка на ресурсы среднего возраста — заметный поворот публичной риторики: о зрелости начали говорить не как о потере, а языком возможностей. То есть обращаясь к опыту и отказываясь от предписанных ролей. 

Именно это сделала Миллс, заодно собрав вокруг нового образа женщин 45+ комьюнити. Это важно сохранить. Но чтобы перемены коснулись не только обеспеченной части общества, женщинам придется добиваться создания соответствующих условий. Речь и об условиях труда: гибком и предсказуемом графике, карьерных маршрутах без «штрафа» за возраст. О доступе к медицине и психологической помощи не как привилегии, а как стандарте. О защите от дискриминации через реально работающие механизмы борьбы с эйджизмом и сексизмом. 

А еще нужны новые реалистичные сценарии: не только «уволилась — уехала — переродилась», но и «пересобрала обязанности на текущем месте», «получила поддержку работодателя», «договорилась о гибком формате». Тогда «вторая жизнь» перестанет быть продуктом премиум-класса и станет возможностью для большего круга женщин.