Маячки для слежки и угрозы через банковское приложение История девушки, которая столкнулась с хайтек-сталкингом
Вот уже три года Елена засыпает и просыпается в страхе. Ее аккаунты регулярно подвергаются взлому, в сообщениях она получает страшные угрозы, в ее квартире выбивают окна, а за машиной установили слежку. Девушку преследует сталкер, методы которого с каждым годом становятся все более изощренными и технологичными. И даже приговор суда не остановил преступника.
«Гласная» рассказывает, как сталкер превратил жизнь Елены в ад, почему правоохранители не видят в этом большой проблемы, а главное — что делать, если вы столкнулись с навязчивыми преследованиями.
«Я тебя на кусочки разорву»
Елена и ее теперь уже бывший молодой человек Иван Матвеев встречались семь лет. Отношения были непростыми: конфликты и ссоры постепенно тянули пару к разрыву.
«Еще когда мы были вместе, случались моменты агрессии, и с каждым годом она нарастала, хоть и оставалась словесной, — вспоминает Елена. — Также со временем появились манипуляции, издевательства, оскорбления и угрозы. В 2020 году, когда я решила с Иваном расстаться, конфликты и угрозы стали постоянными. После расставания первое время он пытался нормально общаться. Сначала хотел вернуть меня, а потом, когда понял мою позицию, предлагал остаться друзьями».
По словам девушки, даже после расставания Матвеев пытался держать ее под контролем: отслеживал, где и с кем она находится, взламывал мессенджеры. Как только Елена это поняла, прекратила общение с бывшим, после чего тот перешел к прямым угрозам.
«Он сам так и сказал в какой-то момент: якобы я его сдерживала, а теперь он слетел с катушек и кого-то обязательно убьет», — рассказывает Елена.
Матвеев — классический сталкер. Известно, что у него и ранее возникали проблемы с самоконтролем. С 2016 года мужчина находился на спецучете за нанесение тяжких телесных повреждений.
«Я была вынуждена уехать из своей квартиры и из города. Пока не чувствую, что возвращаться безопасно. Я сменила все контактные данные и должна контролировать каждый шаг, чтобы не оставлять информационный след. И да, нужно постоянно думать о безопасности. Страшнейшие угрозы поступают и родным, за которых я переживаю, — их это пугает и расстраивает. Надо быть настоящим чудовищем, чтобы писать такое людям. Хотелось верить, что он может одуматься и оставить всех в покое, но прошло уже три года, и, судя по всему, надежды на это нет», — рассказала Елена «Гласной».
Елена неоднократно пыталась получить защиту у полиции, однако ей раз за разом отказывали в возбуждении дела.
Отчаявшись в одиночку справиться с преследователем, в начале 2022 года она обратилась за помощью в Консорциум женских неправительственных объединений (НПО). Представительница организации Софья Русова рассказала «Гласной», как непросто было добиться качественного расследования.
«Дело возбудили 4 марта 2022 года, — вспоминает Русова. — Мы писали различные ходатайства о выемке и осмотре телефонов, отправляли адвокатские запросы на получение записей с камер городского видеонаблюдения — в общем, собирали доказательства. Когда Матвееву избирали меру пресечения, следователь ходатайствовал о заключении его под стражу, мы тоже были за взятие под стражу, прокурор просил домашний арест, но суд дал ему подписку о невыезде. Он неоднократно нарушал [постановление суда], мы ходатайствовали о принятии мер, но без результата. В конце октября 2022 года дело ушло в суд».
В январе 2023 года Измайловский районный суд Москвы признал Матвеева виновным в совершении преступлений по двум статьям: части 1 статьи 137 УК РФ (нарушение неприкосновенности частной жизни) и части 1 статьи 119 УК РФ (угроза убийством). Ему было назначено наказание в виде 600 часов обязательных работ.
Елена с адвокатом подали апелляционную жалобу с требованием изменить наказание на более строгое. И в прошлом мае Мосгорсуд удовлетворил прошение и назначил сталкеру ограничение свободы на один год и восемь месяцев. Однако адвокат Матвеева не согласился с приговором и обжаловал его в кассационном порядке. В ноябре Измайловский суд отменил ограничение свободы и снова назначил обязательные работы. При этом наказание уже считалось отбытым с учетом срока, проведенного под подпиской о невыезде.
Из материалов дела, которыми с «Гласной» поделился Консорциум женских НПО, следует, что с 27 сентября 2021 года по 20 февраля 2022 года Матвеев «в результате личных неприязненных отношений» следил за передвижениями девушки и ее мамы.
На автомобиль женщин сталкер установил устройство Apple AirTag. Также мужчина получал сведения о передвижениях Елены в поездах, самолетах и другом общественном транспорте через базу данных МВД «Розыск-Магистраль». Елена полагает, что сведения из различных баз данных Матвеев, скорее всего, покупал в даркнете. О связях сталкера с правоохранителями девушке неизвестно.
Мужчина все еще остается на свободе. Сразу после суда он продолжил посылать угрозы Елене и ее родным. Так как девушка заблокировала его номер, Матвеев делал банковские переводы по одному рублю, сопровождая их сообщениями. Угрозы поступают с личного номера Матвеева.
Молодому человеку Елены также регулярно приходят переводы по одному рублю с угрозами. Так, один из ноябрьских переводов сопровождался посланием «Захлебнешься кровью, щенок». Другой — «Я тебя на кусочки разорву».
А сестре бойфренда сталкер написал: «Передай своему брату, что я его найду, а не найду его, приеду к вашей мамаше, а потом папаше. Еще и к тебе заедем… Ждите гостей. Или просто выдай мне его местонахождение, и по крайней мере с близкими будет все ок». Молодой человек поддерживает Елену, как говорит она, «несмотря на весь ужас».
Корреспондентка «Гласной» попыталась получить комментарий от Ивана Матвеева. Но тот сразу потребовал денег за разговор. В ответ на предложение представить собственное видение ситуации он написал, что бесплатно говорить не будет, и попросил пять тысяч USDT. Также Матвеев сказал, что уже получил наказание и отбыл срок, а слова Елены назвал клеветой. По его мнению, девушка лжет, чтобы получить от него деньги, а также «пиарится».
«Наше общество в целом мизогинно»
Сталкинг может принимать различные формы: навязчивые преследования бывшего партнера, слежка и угрозы конкурентам по бизнесу, чрезмерное внимание фанатов к знаменитостям. Во многих странах подобные действия классифицируются как преступление, но в России нет закона о сталкинге, как и закона о домашнем насилии.
«Бытует мнение, что [домашнее насилие] — это внутреннее дело семьи, что заявления против родственников, которые жертвы сами же потом и забирают, плохо влияют на статистику правоохранительных органов. Но причина не в этом, она глубже — наше общество в целом мизогинно, в том числе и представители органов. В понимании подверженных мизогинии людей если что-то случается в отношениях, то виновата всегда женщина. И даже женщина-полицейский может сказать что-то вроде “Вот меня муж не бьет, это с тобой что-то не то”», — замечает Юлия Арнаутова, руководитель PR-отдела центра «Насилию.нет»*.
Арнаутова добавляет: полицейские, столкнувшиеся с такого рода жалобами, понимают, что за бездействие им, скорее всего, ничего не будет.
При этом в конце января 2024 года Конституционный суд (КС) признал право потерпевших от бытового насилия на запрет для агрессоров приближаться к местам их жительства и работы. Это лишь отчасти напоминает охранные ордера, которые применяются во многих странах.
Однако в решении КС есть два ключевых нюанса: запрет на приближение назначают только преступникам, которые получили обвинительный приговор, при этом они не могут подходить к месту жительства пострадавшей или к месту ее работы и учебы. Других «нейтральных» территорий это правило не касается.
Разбираемся, появятся ли в РФ запретительные ордера
Не просто настойчивость
Распознать в партнере сталкера можно на ранней стадии отношений. Первый маркер, который проявляется в конфетно-букетный период, — это чрезмерная настойчивость под видом романтических ухаживаний. Для этого есть даже специальный термин — love bombing («бомбардировка любовью»): бесконечные сообщения, пусть даже с комплиментами, настойчивые звонки, приглашения на свидания, внезапные — часто дорогие — подарки, которые на этом этапе отношений кажутся преждевременными. За таким поведением скрывается пренебрежение личными границами.
Статистика по сталкингу в России не ведется: многие пострадавшие обращаются в правозащитные организации или службы поддержки, но до суда доходят далеко не все дела. А поскольку подобной статьи в УК РФ нет, понять, что факт преследований был, можно, только ознакомившись с материалами дела. В случае с Матвеевым суд вынес приговор по статьям о нарушении неприкосновенности частной жизни и угрозе убийством.
Однако суд потребует большого количества доказательств, которые не всегда удается предоставить. Например, угрозу убийством подтверждают скриншоты переписки, аудио- или видеозаписи, но возможность задокументировать инцидент может и не представиться.
При этом в делах о сталкинге одних только скриншотов, расшифровок телефонных разговоров и записей с камер видеонаблюдения может быть недостаточно, рассказывает Софья Русова: «Свидетели также будут важным источником информации в суде. Подруги, друзья, родственники, коллеги — их поддержкой нужно заручиться, чтобы они могли выступить на следствии и, возможно, в судебном разбирательстве».
Хотя, конечно, многое зависит от личной инициативы конкретного сотрудника, считает Русова. «У нас в практике был случай, когда участковый хамил жертве, отказывался приезжать на вызовы. Неоднократно я слышала от полицейских и слова поддержки в адрес агрессора. Иногда в лицо могут сказать пострадавшей, что она сама виновата», — вспоминает Софья.
Но правозащитники подчеркивают, что подавать заявление все-таки стоит: иногда это действительно может остановить агрессора.
Признан Минюстом РФ «иноагентом».
Марина мечтала о сцене и журналистике, но стала женой чеченского силовика. Ее история — о насилии и удачном побеге
Как анонимный чат психологической помощи «1221» помогает подросткам
Российская беженка, которая прошла секты и проституцию, решила стать психологом, чтобы помогать другим
Как побег из семьи становится единственным способом избавиться от постоянного насилия
Как первые женщины-политзаключенные ценой собственной жизни изменили порядки в российских тюрьмах в XIX веке