Сама по себе История 17-летней активистки из приграничного Белгорода, которая против ***

Двухминутный пикет в безлюдном месте закончился для несовершеннолетней белгородки Алены М. визитом полиции и ультиматумом от родных, поддерживающих войну. Девушка даже ушла из дома — правда, ненадолго, всего на пару дней. Внимание силовиков и конфликты с родственниками, от которых подросток пока еще зависит, сделали ее более осторожной. Алена перестала расклеивать антивоенные стикеры и не пишет антивоенных постов. Но колледж она сейчас бросает, несмотря на протесты родителей, — пошла работать, чтобы быть полностью автономной.

Девушка легко согласилась на публикацию, а на предупреждения о рисках отреагировала: «Да *** [пофиг], делайте». Она часто матерится и на многие вопросы отвечает «Не помню», объясняя — память плохая. Сейчас продолжает заниматься «тихим» активизмом, а еще пытается переубеждать близких. Говорит, даже удалось подтолкнуть к сомнениям бабушку.

«Гласная» рассказывает историю подростка.

Крымское детство

Алена родилась в Белгороде, областном центре Белгородской области. О своем детстве рассказывает немногое — говорит, мало что помнит. Жили «совсем бедно», неделями могли питаться гречкой. Потом стало получше: в 2011 году бизнес семьи пошел в гору — и на столе, кроме каши, появились сладости, овощи и мясо.

Белгородская область граничит с Украиной, и Алена не раз ездила туда с мамой — и в Киев, и в Крым, на море (помнит, как «меняла рубли на гривны и ходила в сiльпо»). Но после 2014 года поездки вдруг прекратились. Мать не объясняла, почему, но девочка позже сделала выводы сама. «Какая-то мразь решила, что Крым — это Россия, и все», — девушка не стесняется в выражениях, говоря о присоединении территории. Представление о том, что именно тогда происходило, она составляла по видео на ютьюбе — уже тогда смотрела политблогеров.

Поэтому, когда в 2016 году мать решила перебраться в Крым, восторга девочка не испытала. Но повлиять на переезд не могла. В Крыму жили родственники, у них был свой бизнес, они позвали маму Алены работать, та согласилась (что за работа, девушка не говорит: «Такая, что лучше вообще не писать»). Отец Алены остался в Белгороде — они с матерью тогда еще не разошлись, но уже жили раздельно.

В Крыму, несмотря ни на что, Алене нравилось. Она нашла друзей, которые не поддерживали присоединение полуострова (только проголосовать на референдуме не могли из-за своего возраста). Ходила в журналистский кружок. Любила танцы. Жизнь уже не была бедной: мать сначала снимала, а потом купила трехкомнатную квартиру в Феодосии, с хорошим ремонтом.

«Ее активизм начался еще в школе. Она увлекалась журналистикой, чем и меня заразила. Именно с этого и началось наше общение, — рассказывает об Алене ее лучший друг Данил. — Еще больше нас сплотила совместная проектная деятельность. Мне кажется, тогда начался ее путь в активизме».

Это было классе то ли в восьмом, то ли в девятом. В школе попросили сделать проект по обществознанию.

Подростки взяли тему «Кому доверить власть, если сместят Путина». У Алены сохранились материалы к проекту. Она пишет там про члена партии «Коммунисты России» — что он «политический спойлер», про Ксению Собчак — что она согласовала свое участие в прошлых выборах с Путиным. Ссылается на Максима Каца*, Екатерину Шульман* и Дарью Беседину*.

Проект был согласован с учителем по обществознанию, но одноклассники восприняли его в штыки. С Аленой и Данилом руководство школы потом провело беседу — о том, что «такого не должно быть».

Девушка уже в том возрасте интересовалась политикой. Читала статьи российских оппозиционеров (особенно выделяя Бориса Вишневского, говорит — нравится, как он «смотрит на будущее страны»), следила за деятельностью Ильи Яшина*, Алексея Навального и уже упомянутых Каца* с Шульман*. С 12 лет читала «Медузу»**. Позже подписалась и на другие медиа, сегодня заблокированные внутри России, — «Дождь»*, «Популярную политику». Участвовать «в политике» она тогда не собиралась — тем более в Крыму, где, как говорит, ничего «политически интересного» не происходило.

В 16 лет девушка решила идти в колледж. В Крыму, считает, учиться было негде, «кроме военно-морского» — но туда Алена не хотела. К тому же отец-предприниматель, который по-прежнему жил в Белгороде, позвал на малую родину. Она вернулась в родной город, поступила в колледж на «коммерцию». Направление выбрала, как говорит, «случайно».

Разочарование. Злость. Ненависть

В Белгороде жила обычной подростковой жизнью: ходила на учебу, встречалась с друзьями. По вечерам смотрела сериалы и читала. Алена любит современного британского романиста Эдварда Сент-Обина, а еще книги, написанные не профессиональными писателями, а обычными людьми, рассказывающими свои истории. Одна из самых любимых — роман «Будет больно», написанный акушером-гинекологом.

В какой-то момент попала на фотокурсы — была моделью, потом занималась в медиаотряде в летнем лагере. Увлеклась аналоговой фотографией: «До этого снимала на цифру, а в 2019 году маме — она тоже фотографирует — подарили пленочную камеру. Я захотела попробовать. В пленке ты никогда не знаешь, что получится. Всегда интересно, угадаю ли я, что выйдет в итоге».

В ночь с 23 на 24 февраля Алена читала — так она делала всегда, когда не могла уснуть. У нее вообще часто случалась бессонница, а в ту ночь еще и начались месячные, всегда болезненные в первый день. От чтения отвлек звук пришедшего уведомления: «Медуза»* написала, что российские военные вошли в Украину. Сразу после этого Алена (она жила всего в 20 километрах от границы с Украиной) увидела в окно дым и полосы на небе, услышала взрывы — звуки запуска ракет.

Говорит, эмоция, которую она испытала в тот момент, — разочарование. За несколько дней до 24 февраля Алена видела длинную колонну военных грузовиков, до этого тоже встречала военную технику на улицах Белгорода — «зеленые машины». Поэтому, «соображая головой, понимала, к чему все идет». Но, говорит, до последнего заставляла себя верить, что это «просто запугивание».

Рассказывает, что тогда бросила книгу (какую именно, снова не помнит — тот день вообще как в тумане), разревелась, потом написала матери — сказала срочно уезжать из Крыма, боялась, что армия Украины будет силой возвращать территорию. Мать покидать полуостров отказалась. Была уверена, что там безопасно. Так считает и до сих пор.

От звуков запуска ракет проснулся и папа Алены, с которым она жила тогда. Разговор был коротким: отец сказал, что все делается «для блага России», и велел идти на учебу.

24 февраля 2022 года на лекциях было всего три человека из 120: староста, сама Алена и еще один студент. Многие в тот день просто уехали из Белгорода. Студентка вспоминает, что преподаватели непривычно сухо отчитывали лекции, некоторые отменяли пары без объяснения причин. О происходящем не говорили ни учителя, ни студенты. Алена к разговорам тоже не стремилась: «Я тогда вообще ничего ни с кем не хотела обсуждать».

Главные эмоции того дня — злость и ненависть.

«Злость, *** [черт], на избирательную систему в России, потому что у нас не пришли к власти нормальные люди, которые могли бы как-то на это повлиять». Алена снова матерится, когда вспоминает тот день. Перечисляет дальше, что чувствовала: «Ненависть к власти. Ненависть к себе, что сделала недостаточно. Злость вообще на всех, что все сделали недостаточно». На просьбу сформулировать, что было бы «достаточно», отвечает: «Путина убить. Шутка. Я не знаю».

Мечта о протесте

В тот день у Алены появилась «мечта» (девушка использует именно это слово) — выйти в антивоенный пикет. 24 февраля не решилась: ей было 16, она была сильно зависима от родителей и посчитала, что с ними будут «большие проблемы», так как они поддерживали войну. В начале лета девушка стала жить отдельно от отца и его новой семьи — в однушке в центре города, но снимала ее по-прежнему не сама, с оплатой помогал дед, офицер запаса КГБ.

В колледже военную тему продолжали упорно игнорировать — несмотря на частые звуки взрывов, работы ПВО и «вылетов» (так стали называть запуск ракет). «Студенты — есть *** [долбанутые] “зетники”, есть те, кому *** [плевать]. От преподов [высказываний] не замечала. Об этом просто не разговаривали», — вспоминает Алена.

Девушка решила попытаться хоть как-то повлиять на мнение людей. Летом, когда съехала от отца, купила ленту, которую используют для ценников, — рулон с наклейками 6 на 4. На ней рисовала голубей мира, выписывала цитаты из антивоенных песен. Теперь по ночам вместо чтения она ходила по городу и расклеивала эту агитацию. Идею подсмотрела в интернете (где точно — не помнит). Каких-то особенных мер безопасности девушка не предпринимала — просто оглядывалась по сторонам, следила, чтобы вокруг не было людей, и старалась клеить в местах, где часто бывает, чтобы и «возможные пути отхода» были хорошо знакомы.

Таким образом Алена расклеила примерно 50 метров ленты. Чтобы наклейки держались дольше, старалась размещать их там, где сложнее оторвать: как можно выше или на фасадах домов, к которым нужно проходить через газон. Самодельную агитацию все равно часто отдирали прохожие: «Какие-то наклейки снимали уже на следующий день, какие-то держались неделями». Одна — с надписью «Нет войне» — висит до сих пор.

Еще Алена старалась бывать на судах по политическим делам. Например, ездила на процесс Ильи Яшина в Москву. «Хочу поддерживать тех, кто столкнулся с политическими репрессиями, — объясняет она. — Это приятно, когда тебя судят, а ты видишь в зале тех, кто тебя поддерживает».

На антивоенный пикет Алена решилась только спустя полгода после начала военных действий. Говорит, вдохновила «так удачно совпавшая дата»: 24 августа — День независимости Украины, и ровно девять лет назад девушка была в Киеве, когда страна отмечала праздник.

Накануне нарисовала плакат — на большом листе ватмана маркером написала четверостишие из стиха Максимилиана Волошина «Война» 1923 года:

Среди пустынь недоставало места,
Они горели только об одном:
Скорей построить новые машины
И вновь начать такую же войну.

Стих запостила у себя в канале подруга Алены из Крыма, стихотворение понравилось — говорит, оно описывает сегодняшнюю ситуацию, хотя и было создано сто лет назад.

24 августа Алена вышла. Геройствовать она не собиралась. Поэтому выдвинулась из дома почти на рассвете, в семь утра. Поэтому не встала в пикет на центральной площади города, где в тот день дежурила полиция, а выбрала безлюдное место у музея-диорамы «Огненная дуга», напротив танков. И даже там простояла не больше двух минут: приглашенный журналист сделал снимки, которые позже опубликуют местные СМИ, и девушка свернула плакат.

Чтобы полиция ее не опознала, Алена стояла в медицинской маске. Как ее смогли вычислить, она не знает, но вскоре отцу позвонили из полиции. Алена просила не «сдавать» ее адрес, но он к просьбам не прислушался. Сказал: «Я лучше знаю».

Через неделю после акции в квартиру, где жила активистка, пришли двое. Разговаривали на кухне. Один сел на диван, второй занял место за столом, напротив Алены.

— Против войны [пикет]? Смысл какой? — спросил один.
— Какой войны? У нас нет никакой войны, — ответила тогда Алена, а полицейский, сидящий напротив, поправил — мол, по закону нужно говорить СВО.

Дело заводить тогда не стали, ограничились беседой — девушке объяснили, что она «слишком молода, чтобы портить себе жизнь активизмом».

Дед и отец подростка присутствовали при той беседе. Алену они осуждали, ее акцию не поддерживали и поставили перед выбором: либо она начинает публично поддерживать действия России в Украине (и тогда ей продолжат оплачивать аренду квартиры), либо пусть ищет другое жилье. «У тебя не может быть в твоем возрасте своего мнения по политическим вопросам, — говорил дед Алены при полиции. — Мы должны быть на этой стороне баррикад. А эта сторона — власть». Он был убежден, что оппозиция работает «за деньги Америки» против России.

Девушка посчитала, что выступать против войны важнее. За пару часов собрала вещи (одежда, книги, учебные тетради — все уместилось в один чемодан) и уехала жить к друзьям. Тогда она даже была счастлива: наконец-то сможет стать полностью независимой от мнения семьи.

С людьми, приютившими Алену, девушка познакомилась уже после 24.02.2022, во время кампании по спасению белгородского троллейбуса. Они сами были антивоенными активистами: создали местное движение против войны, провели акцию, приуроченную к полугоду с начала военных действий.

На карте у активистки тогда было всего 200 рублей, и приятели согласились поселить ее бесплатно, даже предлагали помочь с оплатой учебы (она обходилась в 60 тысяч рублей за год). В трехкомнатной квартире, в панельке одного из спальных районов Белгорода, жили пятеро — в основном такие же студенты. Жилье, говорит Алена, было «убитым»: испачканный черной краской линолеум, отваливающиеся обои, скрипящая на всю квартиру духовка, советская мебель и захламленный вещами прошлых хозяев балкон. Девушке выделили старую скрипучую кровать в одной из комнат. Там пахло чем-то затхлым, сколько ни проветривай.

«Я считал Алену неподходящим человеком для того, чтобы она тусовалась с нами [с оппозицией], потому что у нее было очень странное поведение, — вспоминает девушку Илья (он делил с ней комнату). — По ней сразу было видно, что она ни в политику, ни в активизм не пойдет, она человек “сама по себе”, то есть не для политики явно создана. Так что я на нее особых надежд не возлагал. А даже больше скажу. Лично ей говорил, что считаю ее человеком-пустышкой».

Приютить девушку Илья все равно согласился. «Я по-человечески ее понимаю, — объясняет он. — У моих родителей такое же отношение ко всей моей деятельности. Если бы они меня выгнали и перестали содержать, мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь меня на первое время пустил к себе, чтобы просто-напросто не остаться на улице. Это поддержка, на тот момент она была необходима».

Уже в день переезда Алена начала искать работу. Даже устроилась — в кафе, где работали друзья, как раз было свободно место кассирши с зарплатой 20 тысяч рублей. Жизнь у приятелей, впрочем, продлилась недолго, всего пару дней. Затем родные разрешили Алене вернуться домой. С условием: она больше не будет участвовать в публичных антивоенных акциях.

«Тихий» активизм

На условие Алена согласилась. Студенческая оппозиционная романтика — вшестером в убитой квартире — ей пришлась не по вкусу. Она вернулась в свою однушку. Отношения с родными пришли в норму, хоть согласия между ними по-прежнему нет. Стали меньше ссориться, потому что теперь нечасто общаются, объясняет девушка.

Первые обстрелы Белгорода — вертолетный обстрел нефтебазы, где было двое пострадавших, и взрыв в центре города 3 июля, когда погибли пять человек, — Алена восприняла спокойно: «Я живу на втором этаже, а у нас их тут семнадцать. Даже если прилетит, до меня, наверное, не дойдет. Ну ничего, перееду…»

«Когда ты нападаешь на другое государство, [нужно быть готовым к тому, что] война, естественно, придет и к тебе», — объясняет она.

Из колледжа Алена сейчас отчисляется: не успевает учиться, потому что нашла постоянную работу (кассиром девушка уже не работает, но новое место просит не называть). Теперь только ходит на курсы — по юриспруденции и журналистике. Родственники, «конечно, против» того, чтобы она бросала учебу, но девушка хочет сама снимать жилье и не зависеть от семьи. Она надеется, что уже к осени доход будет стабильным и она сможет переехать. А в феврале следующего года ей исполнится восемнадцать.

Говорит, что «было бы классно» поселиться в Германии — с детства нравилась эта страна («чем-то», а чем именно, Алена объяснить не может). Но пока уезжать не планирует. Утверждает, что будет в России «до последнего» — мол, обстрелов она «не боялась и бояться не будет», а единственное, что способно заставить эмигрировать, — «если родственникам будет грозить опасность из-за меня и мой переезд что-то решит».

Антивоенную деятельность продолжает, теперь непублично. Помогает вести соцсети местному антивоенному движению. С весны 2022-го оно рассылало обращения с призывом остановить военные действия. Теперь занимается юридической помощью тем, кого судят за антивоенную позицию, и военнослужащим, желающим расторгнуть контракт.

Еще Алена пытается переубеждать знакомых. Говорит, есть небольшой успех с бабушкой: «Мы с дедом часто дискутируем на тему войны. Я говорю фактами, и бабушка решила посмотреть, откуда я беру информацию. И вот начала признавать, что правда, что-то не сходится. Например, не было тех репрессий русских в Украине, о которых говорят по телевизору».

На вопрос, что мотивирует продолжать, несмотря на отсутствие видимого результата, отвечает снова матом: «Не *** [знаю]. Может, это что-то изменит».

Благодарим службу поиска людей с медианавыками «ГЛУШ»за помощь при создании материала.

Редактор: Анастасия Сечина

* Беседина Дарья Станиславовна, Кац Максим Евгеньевич, Шульман Екатерина Михайловна, Яшин Илья Валерьевич признаны иностранными агентами.* «Дождь» (ООО «Телеканал Дождь») также признан иностранным агентом. ** «Медуза» (юридическое лицо, зарегистрированное в Латвийской Республике, SIA «Medusa Project») признана Генпрокуратурой РФ «нежелательной организацией».