«Помогать людям — не зло» Россиянку похитили и пытали за помощь украинским беженцам. Она бежала из страны

В ночь с 29 на 30 апреля 2022 года неизвестные похитили и пытали пензенскую активистку Ирину Гурскую. Сразу после этого она уехала из города и стала искать способ покинуть страну, где больше не чувствовала себя в безопасности. Недавно Ирина вместе с дочерьми уехала из России. «Гласная» публикует ее монолог.

«Не переживай. Но и не геройствуй»

С начала «спецоперации» я потеряла сон и покой, смотрела только новости. Выходила на улицу и видела вокруг руины и что люди идут за водой, как в Мариуполе. Мне казалось, что война меня окружает и если я не начну что-то делать, сойду с ума. В интернете я увидела новость, что в пункт размещения под Пензой, в Леонидовку, поступили беженцы из Мариуполя. Знакомая сказала, что там люди прямо из подвалов — без подходящей одежды, со вшами.

Сперва я предложила партии «Яблоко» помочь украинцам. Они отказались. Тогда обратилась к знакомому Игорю Жулимову. Мы встречались на митингах, однажды я ходила поддержать его, когда Игоря и других судили за организацию митинга (им тогда назначили штраф, который оплатили в складчину читатели его блога). Игорь согласился помочь и написал пост о том, что мы создаем волонтерское движение для поддержки мариупольцев. Деньги посыпались валом — мы даже испугались. Съездили в Леонидовку, выяснили, что нужно людям, и начали покупать одежду, лекарства, смартфоны…

Поначалу в пункт временного размещения пускали без проблем. Потом представитель министерства соцразвития распорядился передавать гуманитарную помощь в административный корпус, где ее распределяли по спискам потребностей. А если кто-то из беженцев попросит нас о чем-то конкретном — вручать эти вещи снаружи, за забором. Мы так и делали.

Потом чиновники сказали, что гуманитарная помощь в таком размере уже не нужна, и перестали пропускать нас на территорию.

Мы сосредоточились на лекарствах, тонометрах, глюкометрах и помощи людям, которые хотели покинуть лагерь. Уезжали не только в Европу, но и, например, в Таганрог — поближе к родному Мариуполю.

В какой-то день мне прислали статью со словами [экс-омбудсмена Украины] Людмилы Денисовой. Она говорила, что пензенские волонтеры спасли людей из концлагеря в Леонидовке. Хотя мы никогда не называли пункт размещения концлагерем. Наоборот, я писала, что он построен по европейским стандартам: двухэтажные корпуса, номера гостиничного типа, просторная столовая. Стало тревожно.

27 апреля Игорь мне пишет: «Посмотри на свою дверь». И присылает фотографию собственной двери: «Здесь живет укронацист». Я выхожу, чувствую запах ацетона и вижу огромную надпись «Пособник укронацизма». Позвонила знакомому, и мы начали оттирать эту краску.

Все думала, как отреагирует мама — ей 93 года. Но она сказала: «Ты делаешь хорошее, богоугодное дело, помогаешь людям в трудную минуту. Не переживай, это завистники. Но и не геройствуй». Мама сама многое перенесла. Ее семью дважды раскулачивали. Она знает жизнь беженца не понаслышке.

«Пыталась пробудить человеческое»

29 апреля мы проводили группу беженцев в Эстонию. На вокзал я не поехала: случился гипертонический криз. Решила отлежаться, но весь день отовсюду шли звонки с просьбами по отъезду. Мой телефон разлетелся как SOS для украинцев. Я передавала их сообщения другим волонтерам, составляла списки необходимых вещей.

В полдевятого вечера в дверь позвонили. Пришли два полицейских в форме и два человека в гражданском: «Поступила анонимная жалоба, что вы носите в квартиру какие-то пакеты, коробки. Люди беспокоятся». Я открыла дверь и говорю: «Вот, посмотрите». В коридоре, кроме кота, никого не было. «Поедем, напишете объяснительную в пятом отделении на Воронежской [улице]. Мы вас отвезем на 10 минут и привезем обратно». Я позвонила Игорю Жулимову, он сказал: «Можешь воспользоваться 51-й статьей, но думаю, что ничего страшного. Напишешь объяснительную — и отпустят». Я взяла телефон, паспорт и поехала с ними.

В отделении полицейские расспрашивали, как я стала заниматься волонтерством, сколько нас, что за организация. Я говорю, что мы стихийно организовались, что нас только двое, мы просим — и люди помогают чем могут: кто-то подвозит, кто-то дает грузовую «Газель», кто-то приносит вещи.

Они несколько раз в разных вариантах возвращались к вопросу, что за организация нам помогает, кто дает деньги.

Я объясняла, что [помогают] абсолютно незнакомые люди, даже пенсионеры. Один 100 рублей пришлет, другой — 30 тысяч. Для них это было странно.

Через час тот, кто постарше, подал мне отпечатанную объяснительную, я ее подписала. Спрашиваю: «Уже поздно. Вы меня отвезете?» — «Нет, у нас возникло срочное дело. Вот вам 50 рублей. Здесь две остановки, еще ходят “Газели”. Чего вы боитесь?» — «После того как мне расписали дверь, для меня это небезопасно. Вы обещали отвезти. Это слово мужчин, тем более полиции». — «Ничего страшного. Вон сколько людей на улице».

Я вышла. Не успела завернуть за угол, в сторону остановки, как увидела темную легковую машину. Сзади резко открылись дверцы, выскочили два упитанных молодых человека в балаклавах. Схватили меня, нахлобучили на голову вязаную шапку и запихали в этот автомобиль. Я лишь успела вскрикнуть: «Что вы делаете?» Там стояла полицейская машина, они однозначно могли это слышать.

Люди в балаклавах зажали мне рот и матом сказали: «Сейчас все узнаешь». Поехали в сторону аэропорта. Телефон отобрали. Держали руки: «Конец тебе пришел, сейчас все расскажешь».

Тот, что справа, был особенно свиреп и заламывал мою руку, хотя я говорила, что больно. Агрессии со стороны человека слева было меньше. Надеюсь, что в его душе было какое-то сострадание.

«Почему не помогаешь пензенским бабушкам?»

Они увозили меня все дальше и дальше, в сторону села Засечного. Через вязаную структуру шапки я видела огни, очертания их фигур. Потом наступила темнота. Они сказали: «Это последние минуты твоей жизни». И все это матом, ором, криком.

Меня вытащили из машины, бросили на землю, взорвали светошумовую гранату — одну или две, не помню. После этого я ощущала себя будто извне своего тела. Мне уже не было больно (потом поставили диагноз — сотрясение мозга, контузия барабанных перепонок, частичная потеря памяти).

Я рассказала им все и старалась вести себя так, чтобы они поняли: я их не боюсь, потому что говорю правду и потому что помогать людям — не зло, не позор для России.

Тем более людям, которым Россия принесла страдания и горе.

Они орут: «Кто вас финансирует? На кого работаешь?» Я отвечаю, что все уже рассказала, что мы с Игорем волонтеры, другие люди просто приезжают и помогают. Они опять: «Нет, говори правду, иначе за каждое лживое слово будем отрубать пальцы».

Дождь усилился, они заволокли меня обратно в машину. Потребовали разблокировать телефон, иначе обещали сломать руки. А правую и так уже заломили до такой степени, что пальцы были перпендикулярны кисти. Она сразу опухла. Я открыла телефон. Тот, что спереди справа, самый активный, начал смотреть: «О, сколько номеров украинских». — «Вообще-то, это украинские беженцы». Они орали: «Почему не помогаешь пензенским бабушкам? Зачем тебе украинцы? Ты понимаешь, что идет война?» — «Вообще-то, “спецоперация”».

Говорили: «Зачем их вывозишь? Пусть сидят здесь. Еще хоть одного вывезете, мы найдем твоих детей. Сейчас, может, и уцелеешь, а в следующий раз ни тебе, ни твоим волонтерам не выжить. Тебя мы закопаем или привяжем к дереву, чтобы обглодали собаки». Я в ответ: «Я собакам тоже помогала. Не должны они меня обглодать».

Пыталась снизить градус агрессии. Они говорили: «Хорошо, если мы с тобой никогда больше не увидимся». — «А я бы хотела с вами выпить чаю». Они удивились, а я на самом деле хотела бы взять у них интервью. Просто понять, как они пришли к мироощущению, что можно так поступать, не зная, виновен человек или нет, просто вывезти его и унижать, избивать. Что в их воспитании не так? Кому пришла в голову мысль вчетвером пытать женщину? Думаю, они берут пример с их трусливого кумира.

С Украиной тот же посыл: нравится не нравится — терпи, моя красавица, поскольку я большой и сильный. Не знаю, как в их головах соединяется то, что я якобы позорила Россию, и то, что они якобы делают ее лучше, бросая женщину в грязь и говоря, что закопают живьем.

Они спрашивали, почему я пошла именно в «Яблоко», а не в «Единую Россию», почему не люблю Путина и свою страну. Я сказала: «Почему вы соединяете Путина и Россию в одно целое? Я, наоборот, Россию очень люблю и хочу, чтобы люди, попавшие в беду из-за путинского беспредела, почувствовали, что не все россияне его поддерживают».

Скачивали с моего телефона информацию, звонили кому-то, потом опять задавали вопросы, смотрели контакты, спрашивали, кто это, били. Казалось, это продолжалось бесконечно. Жутко болели сердце и голова. Они подожгли мой паспорт и спросили: «Что тебе оставить?» «Оставьте медицинский полис, зубы полечить», — ответила я и только тогда осознала, что останусь жива.

До города ехали молча. Дорога размокла. Начало светать. Они приказали: «Завтра пойдешь на любой официальный пензенский канал и скажешь, что занималась плохим делом, что все осознала и больше не будешь». Потом велели сдать или уничтожить билеты, уже купленные для очередной партии беженцев, уезжающих в Европу.

Сказали: «Больше из лагеря ни одного человека не должно быть вывезено. Куда им отправиться, не тебе решать. Сиди и борщи вари, если хочешь сберечь детей и маму».

Заехали в город, куда-то свернули. Говорят: «Мы тебя выведем из машины. Пройдешь сто метров вперед, потом можешь обернуться. Иди обратно — и увидишь, где ты. Это недалеко от дома».

Меня выволокли за волосы, потом сняли шапку, запретили открывать глаза. Когда машина отъехала, я повернулась и увидела, что нахожусь возле гаражей, недалеко от торгового центра «Слава». Было полтретьего ночи, то есть это продолжалось пять часов. Под дождем шла домой мимо баннеров «Za правду», «Za президента», «Za мир», голова была налита огненным свинцом.

Дома выпила корвалол. Поменяла пароли в соцсетях, заблокировала симку. Потом поняла, что надо уезжать из города. Так начался мой собственный путь беженца.

Конечно, у украинцев ситуация страшнее, но теперь я в какой-то мере могу ее почувствовать на себе. Тяжело терять возможность жить как прежде. Какие-то нелюди решают за нас, обычных мирных людей, и за граждан другой страны, что будет с нами завтра. Я желаю, чтобы они никогда не обрели покоя и крыши над головой и никто из них не встретил волонтера, который бы ему помог.

На следующий день Игорь Жулимов отвез купленные билеты для беженцев на КПП Леонидовки. Сказал охране: «Решайте сами, что с ними делать». Они отдали билеты людям. Беженцы уехали. Но что будет дальше?