Выпуск 38. Куда нас отбросит в правах? Положение женщин после «спецоперации»* В этом выпуске мы обсуждаем, как события последних месяцев отразятся на положении россиянок и где можно искать защиту в условиях, когда правозащитников в стране почти не осталось.
Женщины всегда страдают от военных конфликтов, даже если не принимают в них прямое участие. «Спецоперация»* и последовавшие за ней перемены — не исключение. Среди рисков — большая уязвимость на рынке труда, зависимость от партнеров и рост домашнего и сексуализированного насилия. А с учетом ограничения деятельности НКО в России и выхода страны из-под юрисдикции ЕСПЧ их права защищать труднее.
В этом выпуске мы обсуждаем, как события последних месяцев отразятся на положении россиянок и где можно искать защиту в условиях, когда правозащитников в стране почти не осталось.
Гостья: адвокат Валентина Фролова.
*Роскомнадзор обязывает СМИ называть боевые действия на территории Украины «спецоперацией»
Женщины — уязвимая группа населения, это не секрет. И во время любых кризисов и конфликтов они страдают в первую очередь. Они становятся менее защищенными в самых разных сферах: от рынка труда до безопасности в семье.
Валентина Фролова
ЧИТАТЬ:
Анастасия Седухина: Всем привет! Это подкаст «Неслабый пол» проекта «Гласная», и я, его ведущая, Настя Седухина.
Женщины — уязвимая группа населения, это не секрет. И во время любых кризисов и конфликтов они страдают в первую очередь. Они становятся менее защищенными в самых разных сферах: от рынка труда до безопасности в семье. О том, как сказывается на правах женщин тот кризис, что мы проживаем с 24 февраля, с учетом нового российского законодательства поговорим с адвокатом, старшим юристом практики семейного права BGP Litigation Валентиной Фроловой.
Валентина, прежде всего можно ли сказать, что за эти недели женщины в России стали намного более уязвимы и ограничены в своих правах, чем до 24 февраля? Или же основные перемены ждут нас впереди?
Валентина Фролова: Здравствуйте, Анастасия! Здравствуйте, уважаемые слушатели! Огромное спасибо за приглашение! Мне кажется, важно иметь возможность вслух отговорить то, что сейчас происходит. Я думаю, что многие люди не совсем могут до конца уложить в голове и представить те последствия, с которыми мы можем столкнуться. Но какие-то отголоски мы увидеть можем уже сейчас и как-то спрогнозировать будущее. Безусловно, определенные ограничения наступили для всех людей. Для женщин эти ограничения могут быть более специфическими просто в силу каких-то социальных или биологических причин. Я надеюсь, что мы сегодня об этом продуктивно сможем поговорить.
Анастасия Седухина: За последние недели мы наблюдаем сильные экономические изменения в России. Цены растут, компании закрываются или совсем уходят с российского рынка. Можно ли сказать, что женщины в этой ситуации страдают больше мужчин?
Валентина Фролова: Я думаю, что, безусловно, женщины пострадают от этой ситуации больше, чем мужчины, поскольку, согласно данным Международной организации труда, уровень женской безработицы выше, чем уровень мужской. Поэтому два эти понятия нужно различать. Кроме того, существует тенденция, что женщины больше заняты в неформальном, неофициальном секторе экономики. И, конечно, когда происходят какие-то кризисы, именно те люди, которые трудоустроены таким образом, находятся в более уязвимом положении.
К сожалению, мы оказались в ситуации, когда еще не успели оправиться от первого кризиса, который был связан с ковидными ограничениями. Он тоже всех шокировал, и было не очень понятно, как жить дальше. А сейчас мы плавно переходим в другой кризис. Безусловно, на женщинах это очень серьезно отразится.
Женщины вынуждены выполнять самостоятельно домашнюю работу, заботиться о детях и, например, о престарелых родственниках. Безусловно, существенное снижение дохода или потеря дохода напрямую на этом отразится, потому что люди, которые могли раньше позволить себе оплатить труд наемного персонала, чтобы покрыть эти сферы, теперь будут вынуждены делать это самостоятельно. Одно тянет за собой другое. Экономическая независимость женщин также влияет на то, каким образом они могут трудоустраиваться, развиваться, проходить обучение и прочее. И сейчас то, что работу, которую женщины раньше имели возможность оплачивать, они примут на себя, — это, к сожалению, отразится на других сферах их жизни.
Анастасия Седухина: Если я правильно поняла, то это в целом отразится на всех членах семьи. То есть если раньше женщины вносили свой вклад в семейный бюджет, то теперь этого вклада может стать меньше?
Валентина Фролова: Безусловно, да. Сложившаяся система сильно поменяется. И это скажется на возможностях и самой женщины, и на возможностях членов ее семьи.
Анастасия Седухина: Почему так складывается, что, как вы сказали, женщины работают больше на неофициальных работах? Это какие-то минусы законодательства? В чем причина?
Валентина Фролова: Так сложилось в силу очень многих исторических и социальных причин. Я юрист не в сфере трудовых прав и не социолог. Эти вопросы нужно уточнять у специалистов, чтобы понимать первопричины. Но очевидно, что социально и исторически женщины гораздо более уязвимы. И первопричина этой уязвимости, кстати, тоже состоит в том, что женщины таким образом заняты в экономике.
Анастасия Седухина: Можно ли сказать, что теперь женщины будут более зависимы от своих партнеров?
Валентина Фролова: Многие женщины окажутся в более зависимом положении. Это прежде всего те женщины, которые потеряют работу или их доход существенно сократится. Будет, я думаю, закономерная ситуация: многие женщины, решившиеся выйти из домашнего насилия, которые планировали или уже начали в гражданско-правовом порядке, в административном, уголовном порядке пытаться привлекать партнера к ответственности, думать о том, каким образом дальше между ними будут отношения в плане заботы о детях и т. д., — эти женщины столкнутся, мне кажется, с серьезными ограничениями, с серьезным выбором в случае, если они, например, потеряли работу, потеряли доход. То есть текущая ситуация значительно усложняет в том числе и выход из насильственных отношений.
Анастасия Седухина: Исходя из этого у меня возникает вопрос. Означает ли это, что домашнего насилия может стать больше?
Валентина Фролова: Интересный вопрос. По данным женских организаций, пока количество обращений не возрастает. Но это повторяет ситуацию двухлетней давности, когда в период коронавируса мы не заметили сразу роста числа обращений. Это в какой-то период просто началось. Мы видели, что гораздо больше женщин начали звонить на горячие линии, обращаться в кризисные центры. В период пандемии коронавируса рост обращений был связан в том числе с тем, что были найдены другие способы получения заявления женщин о том, что с ними произошло. Если раньше это были какие-то стандартные способы, например, телефонные звонки и электронные средства связи, то потом организации адаптировались и начали принимать обращения по-другому. Люди поняли, что они могут, например, не опасаясь своего партнера, с которым они часто находились в одном жилом помещении, сообщить о ситуации насилия и получить помощь. Конечно, люди начали больше сообщать. И тогда мы увидели реальный масштаб того, что происходит, и могли представить, насколько действительно серьезная ситуация с насилием.
Сейчас ситуация немного другая. В тот момент мы все были, грубо говоря, заперты в пределах своего дома с людьми, с которыми мы живем. Сейчас люди могут выходить из своего жилья. Но мне кажется, что какие-то проблемы, связанные с ростом домашнего насилия, мы можем увидеть впоследствии. Потому что любые тяжелые кризисные ситуации влияют на психологическое состояние людей и рано или поздно на нем скажутся. Мы еще увидим последствия.
Кроме того, есть определенная группа женщин, в частности, например, на Северном Кавказе, для которой решение ситуации насилия заключалось, например, в релокации. То есть подразумевалось, что им необходимо улететь за границу и там устраивать свою жизнь. И сейчас, посмотрев цены на билеты, мы понимаем, что это стало сделать не то, что очень сложно, — я думаю, для многих практически невозможно. Это все осложняет именно реагирование на проблему насилия.
Кстати, здесь я бы хотела отметить еще момент. Те женщины, которые могли, например, планировать свой уход от насильствующего партнера и думать, каким образом расторгать брак, определять место жительства ребенка, определять порядок общения, сейчас, находясь в ситуации экономической зависимости от своих партнеров или в ситуации неопределенности, возможно, могут отложить это решение и продолжать оставаться в насильственных отношениях.
Я руковожу юридической клиникой по защите от дискриминации в одном из юридических вузов, мы работаем третий год с ситуациями домашнего насилия. И каждый год к нам приходят реальные заявители с реальными проблемами и мы со студентами консультируем, пытаемся помочь, насколько можем. Очень показательно, что, например, в этом семестре у нас подавляющее число обращений связано с гражданско-правовыми вопросами: раздел имущества с определением места жительства ребенка и т. д. Я понимаю, что сейчас для очень многих людей эта ситуация осложнится, потому что куда ты пойдешь, если, например, ты потерял доход? Я думаю, для них сейчас эта ситуация многократно усложнится. Но я надеюсь, что все с этим сумеют благополучно справиться.
Анастасия Седухина: Вы говорите, что организации не зафиксировали увеличения числа обращений. А достаточно ли сейчас организаций, которые с этим помогают? Сейчас ситуация с НКО в России, мягко говоря, не лучшая.
Валентина Фролова: Да, мне кажется, что ситуация с НКО в России даже печальная. За последнее время все значительно ухудшилось. Мы все смотрим новости и понимаем, что происходит. Конечно, в России за последние годы возросло количество юристов-адвокатов, которые оказывают квалифицированную юридическую помощь в ситуации насилия, потому что это вопрос очень специфический. Юристы, которые занимаются общими уголовными делами или гражданскими делами, не могут провести работу с насилием без какой-то специальной подготовки. У нас были, есть и сейчас остаются хорошие общественные организации, которые с этой проблемой работают. Это и кризисный центр для женщин, и центр «Анна», и центр «Насилию.нет», который готовит в том числе специалистов к работе с такими вопросами.
Анастасия Седухина: Нужно уточнить, что центр «Насилию.нет» признан иностранным агентом в России.
Валентина Фролова: И центр «Анна», к сожалению, тоже. Минюст обязывает нас эту информацию указывать. Эти центры готовят много лет специалистов, которые с этой темой работают. И благодаря им открывались, развивались многие организации в регионах, различные проекты, связанные с этой темой. Но, безусловно, при любом ухудшении правовой и социально-экономической ситуации всем будет работать гораздо сложнее. Нужно будет находить какие-то другие формы работы. Поэтому прогноз развития ситуации с правами женщин и, в частности, с ситуацией домашнего насилия, на мой взгляд, выглядит не очень позитивно, если честно.
Анастасия Седухина: Вы упомянули, что дела, которые поступают в последние недели, — это, в основном, какие-то гражданско-правовые вопросы. Можно ли констатировать, что из-за этой ситуации возросло количество разводов?
Валентина Фролова: Нет-нет, я бы это не связывала. Это для меня было любопытное наблюдение, что в этом году у нас в основном вот такие дела пошли. Хотелось тоже подчеркнуть, что те последствия, которые могут иметь место в связи с новым кризисом, мы даже еще не представляем. Нам кажется, что ситуация может быть очень прямолинейна, и нам нужно говорить про трудовые права, про возможное повышение обращений, связанных с домашним насилием. А на самом деле уязвимости, которые есть у женщин, гораздо глубже. И иногда они просто не видны тем людям, которые с ними не работают. Абсолютно закономерные процессы в ситуации домашнего насилия, когда у людей есть какое-то совместное имущество или совместные дети, могут, к сожалению, осложниться. Нам это нужно всем понимать. Если, например, вы знаете, что вокруг вас есть люди, которые сейчас этот процесс проходят (например, очень затяжные процессы по детям), то сейчас самое время оказать этим людям поддержку.
Анастасия Седухина: Вы упомянули про процессы по детям, про то, с кем останется ребенок. Женщинам, наиболее уязвимым сейчас в отдельных регионах России, и тем, кто работает в достаточно уязвимой сфере в нынешних условиях, иногда приходит в голову идея релоцироваться, уехать куда-то. Как в данном случае решается вопрос о том, с кем остается ребенок? Возникают ли какие-то проблемы с разрешением по вывозу ребенка за границу?
Валентина Фролова: Конечно, проблем возникает довольно много. И это, кстати, еще одно ограничение, почему многие люди, которые хотели бы сейчас куда-то релоцироваться, например, в том числе и потому, что релоцируется их компания, которая тоже готова их куда-то перевезти, сделать это не могут, потому что с ними проживает ребенок, или вопрос, с кем проживает ребенок, не разрешен или, например, имеется какой-то затяжной конфликт со вторым родителем. Любой родитель имеет право наложить запрет на выезд другого родителя с ребенком за границу. И, к сожалению, с этим запретом на выезд ничего не сделать. Понятно, что его можно оспорить в судебном порядке и получить разрешение, но мы всегда рекомендуем в случаях, когда есть такой спор, конкретно указывать, на какие периоды, в какие страны, с какими целями вы собираетесь выезжать.
К сожалению, это та реальность, в которой необходимо существовать. Если у людей есть общий ребенок, то они до его 18 лет друг с другом так или иначе связаны. Поэтому в обычной ситуации, которая не требует каких-то экстренных решений, мы советуем: спланируйте поездки на ближайшие пару лет и подавайте в суд заявление для того, чтобы получить разрешение на выезд, снять ограничение на определенные цели. Потому что суд понимает, что цели понятные, что это все в интересах ребенка, и запрет просто нивелируется судебным решением.
Но если человек хочет уехать куда-то очень быстро, это все будет значительно сложнее, особенно если есть запрет на выезд. Это будет невозможно. Если, например, запрета на выезд нет, но один из родителей с ребенком уехал, то впоследствии, если другой родитель посчитает, что его право нарушено и он хотел бы ребенка вернуть, то есть различные способы это сделать и осложнить жизнь и другому родителю, и ребенку, который с ним находится. Потому что Российская Федерация является участницей Гаагской конвенции, которая связана с вопросами незаконного перемещения ребенка за границу без согласия другого родителя. И вот в случае, если, например, один из родителей увез ребенка в страну, которая тоже является членом Гаагской конвенции, может быть инициирован процесс возвращения ребенка, потому что это считается международным похищением детей. Соответственно, ребенок может быть возвращен в юрисдикцию своего обычного проживания.
Поэтому я бы не сказала, что это прямолинейный вопрос. Это очень серьезный барьер и очень серьезное ограничение, о котором нужно думать заранее, нужно планировать заранее и максимально по возможности стараться договариваться. Хотя я как адвокат, практикующий в семейном праве, понимаю, что есть огромное количество ситуаций, в которых, к сожалению, сторона может быть не договороспособной, и это необходимо решать только в судебном порядке.
Анастасия Седухина: Вы уже упомянули о том, что женщины становятся очень уязвимыми на рынке труда, что у них уменьшается доход в текущей ситуации. Также, наверное, многие из нас помнят, что в последние недели в России был сильный спрос на товары женской гигиены, что быстро раскупали тампоны и прокладки, и цены на них очень быстро росли. Можно ли говорить о наступлении в России менструальной бедности (это международный термин), то есть ситуации, когда женщины не могут заплатить за необходимые средства гигиены?
Валентина Фролова: Мы, действительно, видели, что и цены возрастали, и в какой-то период было невозможно средства гигиены купить. Посмотрим, как это будет развиваться, но понятно, что в любом случае подорожание, скорее всего, будет. Это будет связано с логистическими причинами, с производственными. Ведь понятно, что сырье откуда-то поставлялось.
Я бы хотела здесь пояснить для некоторых наших слушателей, которые, возможно, не понимают, почему мы обсуждаем этот вопрос и эту проблему. Это — не просто про вопросы повседневной жизни женщин. Это напрямую также связано с возможностью женщин нормально существовать в обществе: работать, ходить в школу, ходить в университет, заботиться о своих детях, заботиться о своих близких. В повестке международных организаций давно присутствует позиция, что доступ к средствам гигиены (я имею в виду и физический доступ, и экономический, чтобы можно было их приобрести по нормальным ценам) напрямую связан с правами человека. Поэтому, конечно, об этом очень важно думать.
И я бы хотела здесь еще провести параллель с другими вопросами: например, со средствами контрацепции, с оральными контрацептивами. В определенный период, насколько я понимаю, тоже наблюдались проблемы с тем, чтобы их приобрести. При этом оральные контрацептивы, как известно, применяются не только для того, чтобы избежать нежелательной беременности, но и при необходимости лечения определенных заболеваний, поддерживающей терапии и т. д. Об этом, конечно, лучше говорить со специалистами и врачами, которые больше объяснят, как это все связано.
Важно понимать, что в силу физиологических особенностей у женщин есть определенные потребности, которые нужно закрывать, на которые нужно обращать внимание. Если эти потребности не закрыты, мало того, что мы просто не можем нормально функционировать, — в некоторых случаях могут наступать очень серьезные проблемы со здоровьем, с планированием в своей жизни и т. д. Поэтому, безусловно, это очень важный вопрос прав человека.
Анастасия Седухина: Если говорить об общественных пространствах, можно ли ожидать, что уровень безопасности для женщин будет снижаться? Что будет, например, опасно выходить вечером на улицу без компании, что увеличится криминалитет на улице, вырастет уровень преступности?
Валентина Фролова: Я предполагаю, что уровень преступности может повыситься в случае, если произойдет существенное снижение и доходов населения, и общего благополучия. Но при этом важно понимать, что основной источник опасности для многих женщин находится не вовне и не на улице, а в их семьях. И встает как раз кстати вопрос о том, что нам сейчас делать с домашним насилием, особенно в условиях выхода России из Совета Европы, в условиях того, что у нас есть прекрасное решение ЕСПЧ по делу Тунниковой и других против России, которая также включала жалобу и Маргариты Грачевой, и Елены Гершман. Есть решения по всем громким делам о домашнем насилии в России за последнее время, на которые мы возлагали очень большие надежды в плане их исполнения, потому что там содержатся конкретные меры того, что нужно сделать, чтобы изменить ситуацию с домашним насилием. Что сейчас будет происходить, для меня очень большой вопрос, потому что тот уровень опасности, который для многих женщин представляют их дома, может быть не сравним с тем уровнем опасности, который может возникнуть в связи с текущей ситуацией.
Анастасия Седухина: То есть женщинам нужно не бояться обращаться в общественные организации, если они подвергаются угрозе со стороны своих близких?
Валентина Фролова: Конечно, обращаться нужно! Я — первый человек, который вам скажет, что никогда о домашнем насилии молчать не стоит. Но мы с вами понимаем, что разные ситуации подразумевают разные ответы, потому что не всегда сообщение кому-то о насилии является безопасным для заявителя. И мне не хочется вводить людей в заблуждение и говорить о том, что да, пожалуйста, всегда рассказывайте, потому что для вас это абсолютно безопасно. Прежде всего это связано с тем, что, к сожалению, средств защиты в ситуации домашнего насилия со стороны государства сейчас абсолютно недостаточно. И об этом и общественные организации, все специалисты, которые работают с этой темой, говорят много лет. И вот когда мы говорим о том, что необходима система оценки рисков, и охранные ордера, и вообще какие-то средства защиты для женщин в этой ситуации, и возможность быстро, экстренно женщин эвакуировать в убежища, мы понимаем, что сейчас чего-то из этого просто нет. Это, мне кажется, абсолютно известный всем вашим слушателям факт. А что-то в недостаточном количестве у нас присутствует: например, убежища. Но обращаться именно в общественные организации, как вы сформулировали вопрос, нужно. И искать способ нужно, потому что всегда такое обращение будет конфиденциальным, и женщина может узнать, что ей делать в этой ситуации, каким образом спланировать свою безопасность, возможно, с сотрудниками общественных организаций оценить риски: а что будет, например, если я сегодня уйду, если я уйду с детьми, если я уйду без детей и т.д. Ситуацию может помочь спрогнозировать человеком, который с этой проблемой плотно работает.
Анастасия Седухина: Ну, и, наверное, на фоне выхода России из Совета Европы и юрисдикции ЕСПЧ не стоит ждать никаких сдвигов в отношении защиты от домашнего насилия сейчас?
Валентина Фролова: Мне будет очень интересно посмотреть, как этот процесс будет развиваться. Потому что мы видим, что последние предложения законодательных изменений идут параллельно с тем, как ЕСПЧ рассматривает дела против России. Публичное обсуждение законопроекта о домашнем насилии закончилось в декабре 2019 года. Мы его откомментировали как специалисты, как общественные организации, и после этого его отправили на дальнейшую работу, и мы про него ничего больше не слышим. Случился коронавирус, и говорили, что вернутся к обсуждению законопроекта после того, как пандемия закончится. Но до сих пор никакой общественной дискуссии, никакого открытого заявления относительно этого законопроекта нет. Что с ним происходит, мы как общество пока не знаем.
Но есть какие-то параллельные инициативы. Например, была инициатива об отказе от частного порядка уголовного преследования. Я напомню, что это очень большая проблема для дел о домашнем насилии, потому что это подразумевает, что дела о преступлениях небольшой тяжести (например, о повторных побоях или о причинении легкого вреда здоровью) преследуются в частном порядке. Это значит, что потерпевшая самостоятельно должна подавать заявление и самостоятельно выполнять, грубо говоря, роль прокурора, обвинителя в процессе. Это, конечно же, очень тяжело. Это то, почему многие потерпевшие не могли получить доступ к средствам правовой защиты, — потому что это средство просто недоступно. Я говорю как адвокат, который сам проходит со своими потерпевшими, со своими доверителями этот процесс вот уже не первый год. И есть замечательная инициатива по поводу того, что от этого нужно отказаться. Что будет по этому поводу, мы не знаем, потому что этот законопроект до сих пор не рассмотрен.
Также есть параллельная инициатива, которая связана с решением конституционного суда по делу Людмилы Саковой. Оно было вынесено 8 апреля прошлого года по тому, что повторные побои в недостаточной степени наказывают повторяющееся систематическое, физическое насилие. И мы помним с вами ситуацию с декриминализацией побоев 5-летней давности. Этот законопроект призван каким-то образом это скорректировать. Он внесен в Государственную Думу. Что по нему происходит, мы тоже не знаем.
Если бы эти законопроекты были приняты, это бы уже помогло ситуацию разрешить. Насколько я знаю, и сотрудники полиции, которые получают заявления о домашнем насилии, тоже очень поддерживают идею о том, что частного обвинения вообще не должно быть, потому что это мешает работать абсолютно всем и делает средства правовой защиты недоступными. Но если бы мы понимали, что в ситуации, когда Россия является членом Совета Европы, и у нас есть хорошие, сильные решения по делам против России по домашнему насилию, мы можем каким-то образом добиваться исполнения, потому что у нас есть механизм, как этого требовать. Хочу напомнить, что в решении Тунниковой и других против России перечислено большое количество совершенно конкретных мер того, что нужно сделать. Увы, сейчас мы этого лишаемся.
Поэтому очень многое будет зависеть от общественных организаций и, прежде всего, конечно, от воли самого законодателя эту проблему решать. Но не стоит забывать, что общественный запрос на решение проблем домашнего насилия очень-очень большой. И, конечно, ЕСПЧ не может прийти и сказать: «А давайте мы тут для вас напишем законопроект, а вы его примете!». Безусловно, законодатель должен видеть, что эта проблема важная, что эту проблему видят все, она острая, что необходимо принимать какие-то меры.
Мы с коллегами делали доклад по поводу ответственности сотрудников полиции, которые не реагируют вовремя на сообщения о домашнем насилии. И мы изучали все приговоры, которые есть в открытом доступе, для того, чтобы понять: вообще наказывают людей за это или нет. И я вам хочу сказать, что наказывают. Редко, но все же наказывают. В выводах этого доклада мы говорили о том, что отсутствие средств защиты и способов защиты пострадавших создают риски для всех: и для самих потерпевших, и для сотрудников государственных органов, которые хотели бы что-либо сделать. Они, может быть, были бы и рады помочь, но инструментов у них недостаточно. Поэтому нельзя воспринимать это как какой-то однобокий процесс, потому что просто потерпевшим нужно. Хотя, на мой взгляд, этого уже достаточно для того, чтобы что-то менять и применять. Это одно. С другой стороны, мы должны понимать, что все эти инструменты нужны всем, кто в этой ситуации так или иначе участвует. Сотрудники государственных органов здесь тоже не последние люди, которые принимают решение.
Анастасия Седухина: Может быть, есть еще какие-то неочевидные проблемы изменения в правах женщин, которые произошли совсем недавно, после 24 февраля, или, может быть, в этом году, которые вы считаете важным обсудить и выделить?
Валентина Фролова: Мне кажется, что какие-то отложенные, более глубинные последствия мы с вами увидим чуть позже. Но уже сейчас можно видеть, что жизнь многих людей поменялась коренным образом. И это связано с тем, где человек работает и работает ли он вообще, учится он или не учится, как он воспринимает существенные ограничения на свободу в общественном пространстве, в политическом пространстве, которые наступили за последние два месяца. На это можно по-разному реагировать. И я думаю, что мы это все, конечно, увидим. И нам важно не забывать, что в любом случае всегда есть какие-то очень уязвимые категории людей, помимо женщин: люди с инвалидностью, люди, которые страдают определенными заболеваниями и сейчас сильно переживают из-за того, что, например, не могут достать какие-то лекарства или думают, будут ли они обеспечены этими лекарствами или нужной медицинской помощью. Также важно учитывать, что бывают и пересекающиеся формы дискриминации. Поэтому то, как эта ситуация отразится на жизни разных людей, мне кажется, мы увидим только через некоторое время.
Анастасия Седухина: Как отразилась эта ситуация на женском активизме, на фемактивизме и на тех, кто защищает права женщин?
Валентина Фролова: Мы не можем с вами не отметить волну эмиграции, которая есть сейчас из России. Те, кто занимались фемактивизмом и защитой прав женщин, тоже среди этих людей есть. Но в России остаются прекрасные адвокаты и прекрасные организации, которые продолжают свою работу и думают сейчас, каким образом эту работу продолжать эффективно и качественно для того, чтобы помогать людям на местах, тем людям, которые будут нуждаться в их помощи и, возможно, будут нуждаться в ней еще в большей степени, чем раньше. Конечно, те ограничения, которые за последнее время принимаются, не могут не отражаться на их работе тоже. Поэтому я думаю, что нас всех ждет очень непростое время.
Анастасия Седухина: Что бы вы посоветовали тем девушкам, которые сейчас попали в неприятную ситуацию на рынке труда или в семье? Как они могут себя обезопасить? Куда им стоит обратиться и каким образом?
Валентина Фролова: Я бы рекомендовала во всех таких ситуациях искать помощь обязательно, потому что в любом случае остаются прекрасные общественные организации, которые работают и могут помогать. Если, например, вы оказались в ситуации домашнего насилия не только по уголовным и административным делам, но и по гражданским делам, которые связаны с важными вопросами по детям и т. д., есть целый ряд организаций, в которых вам окажут помощь. Например, это кризисный центр для женщин в Санкт-Петербурге, который работает на весь Северо-запад, насколько мне известно. Это центр «Анна», который работает по всей России, и центр «Насилию.нет» (Минюст обязывает нас говорить о том, что они — иностранные агенты). Это прекрасная московская организация – консорциум женских неправительственных объединений, который оказывает исключительно юридическую помощь.
Если это не ситуация насилия, а какая-то другая кризисная ситуация, обращайтесь в те же организации. Сообщество небольшое, все друг друга знают, и вам могут посоветовать, куда дальше обратиться. Ищите сервисы помощи, ищите, куда обратиться.
Очень важный посыл для всех людей — максимально друг друга поддерживать в этой ситуации, потому что сейчас многим людям самим по себе будет не справиться. Поэтому если вы видите, что рядом с вами кто-то нуждается в любой помощи (кто-то из ваших близких, из ваших коллег, из ваших знакомых), сейчас самое время этого человека поддержать, помощь оказать. Сейчас время очень тяжелое. В случае, если вы уязвимы по каким-то причинам, к сожалению, это будет еще тяжелее.
