Выпуск 30. Быть «настоящей женщиной»: в чем тут подвох? Ухоженная и хозяйственная, пробивная и уступчивая, она может быть успешной в карьере, но прежде всего обязана быть «хорошей женой и матерью». В заключительном выпуске этого сезона мы обсуждаем, реально ли соответствовать современным стандартам «идеальной женщины», а главное — зачем им соответствовать.
Ухоженная и хозяйственная, пробивная и уступчивая, она может быть успешной в карьере, но прежде всего обязана быть «хорошей женой и матерью». Соцсети, наше окружение, СМИ ежедневно напоминают нам о том, какой должна быть «настоящая женщина», чтобы получить общественное одобрение. Чаще всего ей присущи труднодостижимые или противоречащие друг другу характеристики.
В заключительном выпуске этого сезона мы обсуждаем, реально ли соответствовать современным стандартам «идеальной женщины», а главное — зачем им соответствовать. Насколько общественные ожидания в отношении женщин соотносятся с их собственными желаниями и как отделять общественный запрос от личных приоритетов.
Гость: Ирина Изотова, соосновательница фестивалей FemFest и MaleFest
«Сама по себе постановка вопроса «Что есть настоящая женщина, правильная и истинная?», уже является ограничивающим убеждением. Потому что мы все, женщины, мы все настоящие в своей разноплановости, уникальности, мы все настоящие в своих выборах и желаниях, и это может быть самый разный спектр»
Ирина Изотова
ЧИТАТЬ:
Анастасия Седухина: Всем привет. В эфире подкаст «Неслабый пол» проекта «Гласная», и я, его ведущая, Настя Седухина. Нам с разных сторон рассказывают, какой должна быть настоящая женщина и каким стандартам она должна соответствовать. В заключительном выпуске этого сезона мы поговорим о том, какие требования предъявляет общество женщинам. Действительно ли, чтобы быть настоящей женщиной, нужно соответствовать большому набору гендерных стереотипов: быть красивой, скромной, хорошей хозяйкой, иметь много детей и настоящего мужчину рядом? Какие социальные последствия есть у такой оптики и как подобные общественные ожидания коррелируют с желаниями самих женщин сегодня? У нас в гостях соосновательница фестиваля Fem Fest и Male Fest Ирина Изотова.
Ирина, как вы считаете, какой образ настоящей женщины транслируется в российских СМИ и соцсетях? Как она должна выглядеть? Как она должна себя вести?
Ирина Изотова: Все, что вы перечислили, я это вижу. Оно как раз и транслируется. То есть это образы, в первую очередь, матери, хозяйки и очень сексуальной женщины, которая стоит или лежит за спиной своего мужчины. Она счастлива, она расслаблена, скорее всего, она, может быть, даже успешна в работе, но это не ее приоритет, потому что ее главный фокус — это семья. Вот это то, что я вижу как один из ключевых трендов репрезентации женщин, некоего желаемого образа женского. Опять же есть другие, есть запросы на другие образы, но этот устойчив. И, конечно же, нет ничего плохого в том, чтобы быть замужем, если ты хочешь быть за мужем. Вопрос в том, что это навязывается как единственный правильный, «естественный» путь для женщины. И вот это навязывание — это есть проблематичный момент.
Анастасия Седухина: А от кого идет это навязывание?
Ирина Изотова: Конечно же, есть некий маховик культуры, раскрученный издревле, — представление о том, что есть истина и правильное женское. Само по себе позиционирование и формулирование вопроса «что есть настоящая женщина», правильная и истинная, в принципе уже является ограничивающим убеждением, потому что мы все, женщины, мы все настоящие в своей разноплановости, уникальности, мы все настоящие в своих выборах и желаниях, и это может быть самый разный спектр. Но есть некое предписание идеальности для женщин, которое идет издревле. Если мы будем рассматривать европейскую культуру, частью которой мы являемся, да, и которая родилась в греческой, древнегреческой культуре, посмотрим всех философов, которые изначально позиционировали идеальное женское как приобщенное к домашнему образу жизни, труду, невмешательство в публичную сферу, в фокусе на материнстве как единственной добродетели женщины, — они говорили «да, это правильно, так и должно быть, и вы, женщины, больше никуда не смотрите, иначе вы свою добродетель потеряете». Вот эти модели женского дальше в разных культурах и в разных политических системах шлифовались, трансформировались, но в ядре остались такими же. Несмотря на то, что у нас общество поменялось, и запросы у него уже активно на женский труд, на участие женщин в публичной сфере, тем не менее, эти нормы существуют как культурные, как внутреннее усвоенное убеждение: фильмы пропитаны этим, сказки, мы в это искренне верим часто. Женщин так воспитывают с детства. Мужчины в это верят.
С другой стороны, есть, конечно же, и официальная пропаганда. У нас в России официально взят курс на умеренный консерватизм, недавно нам объявили. Он как раз тоже, скорее всего, заключается в этом.
Анастасия Седухина: Вы говорите, что европейская культура склонна транслировать такие вот стереотипные представления о женщине. А вообще Россия сейчас ближе к европейским странам в том, какой образ женщины транслирует, или, может быть, к азиатским?
Ирина Изотова: Россия — Евразия. Это ее определяет. В юго-восточной Азии очень жесткие стандарты красоты должного. Например, ту же Корею посмотрим: выбеленная кожа, тонкие носы, вот эти фарфоровые образы. То есть там очень жесткие стандарты красоты и приемлемости. В Европе сейчас фокус, скорее, на ролевых моделях, на том, что женщина может быть любой. То есть там чуть больше физического разнообразия. А мы, конечно, застряли посередине, потому что у нас, как и во всем мире, друг с другом в конфликте два тренда, две тенденции — консервативная и либеральная, условно, как крайности. И огромное количество людей, усилий и вообще творчества находятся где-то посередине. Например, в соцсетях у нас опять же тенденции на стандартизацию женской внешности. Есть огромное влияние женщин, которые блогерки и успешно ведут аккаунты на основе успешных стандартов своей внешности. Есть, наверное, мировые некие стандарты изменения своей внешности с помощью фильтров. С другой стороны, российские женщины хотя бы даже на бытовом уровне часто думают: а что вообще такого-то? Я хороша уже сама по себе. И часть медиа подхватывает эту риторику. Происходит это разнообразие. Например, такие медиа в ютубе развиваются активно — каналы, которые интервьюирует женщин с разной внешностью, разные ролевые модели, разные типы успеха. И вот там как раз это разнообразие живет. И я бы действительно сказала, что ютуб, часть глянца сейчас уходят в разговор про разнообразие. Тот же Vogue, например, недавно сделал обложку с моделью плюс-сайз, «Домашний очаг» делает прекрасные проекты. Forbes Woman тоже вытаскивает много ролевых моделей. Forbes Woman не заточен на внешность, но он говорит про женское разнообразие в профессиональном мире и про успешность. Это все есть. То есть есть некая прогрессивность и ретроградность. Они сосуществуют, но не всегда мирно, к сожалению.
Вообще вопрос, конечно же, для всех — это свобода выбора. Я бы не стала огульно обсуждать тех, кто делает пластику или каким-то образом себя меняет. Вопрос в том, чем обусловлен этот выбор: он основан на неуверенности в себе или на желании экспериментировать и творчестве? Если женщина отдает себе в этом отчет, то есть она осознанно делает выбор, это классно. Как раз это и есть разнообразие. Главное — чтобы никто не давил сверху и не говорил: «Ты такая должна быть. Ты должна к этому стремиться, и только». Чтобы это был максимально свободный и честный выбор женщин, а также мужчин, наверное, тоже, потому что на них все больше и больше давления тоже.
Анастасия Седухина: Вы упомянули, что есть запрос на разнообразие, на то, чтобы пробовать разные модели поведения, разные внешности. Но можно ли сказать, что этот запрос, скорее, идет от жителей крупных городов, то есть от узкой какой-то прослойки?
Ирина Изотова: Я думаю, да, потому что вообще сам разговор про разнообразие и про ценность разного присущ тем, кто больше зарабатывает и сытнее живет. Есть время об этом задуматься, но если ты живешь в маленьком городе, где внешность, скорее всего, является важным инструментом для добывания себе каких-то благ, то, конечно, женщины будут стремиться эту внешность и эти стандарты максимально прорабатывать у себя просто как стратегию выживания, чтобы получить максимум бонусов.
Анастасия Седухина: В одном из предыдущих выпусков с вашим участием мы говорили, что у нас, в основном, мизогинная культура и что у нас образ мужчин строится через неприятие в них женского. Почему так получилось?
Ирина Изотова: На этот вопрос я пыталась найти ответ в рамках FemFest и нашей дискуссии. В чем вообще корни мизогинии? Действительно, изначально так повелось, что мужское отстраивается через отрицание женского. И это очень классно прописано в работе Симоны де Бовуар «Второй пол». Это просто классика, которую нужно прочитать всем. Она анализирует всю европейскую культуру от колыбели до зрелости при ней. И пример за примером говорит о том, как все эти мыслители, деятели, все, кто делал европейскую культуру, объясняли мужское через отрицание женского. Но это полный абсурд. Говоря языком мифическим, мы говорим про существование двух начал, мужского и женского. Почему одно выстраивается через отрицание другого? Ответов на этот вопрос нет. Есть какие-то психоаналитические теории, которые объясняют страх мужчины перед женским, перед образом матери, например. Есть различные теории, которые говорят, что в принципе женское изначально казалось мужчинам более сильным, потому что именно женщины обладали возможностью материнства, то есть порождать жизнь. Это ассоциировалось чуть ли не с божественной мощью. В какой-то момент необходимо было подавить эту божественную мощь, взять под контроль неконтролируемое, и поэтому, воспользовавшись физической силой, мужчины построили мизогинный строй. Вот. Есть такие тоже теории.
Волны мизогинии часто связаны с тем, что в этот момент женщины выходили из-под контроля, и их нужно было как-то усмирить. Большие мизогинические волны — это европейская охота на ведьм, XVI–XVII века. Или, например, после Второй мировой войны, когда женщины активно вышли на рынок труда и участвовали в том, чтобы работать в тылу, а не только на фронте, необходимо было женщин вернуть под контроль домашнего очага. И тоже там активно происходило навязывание, особенно в западном мире. То есть фактически большинство исследователей связывает появление мизогинии с необходимостью контролировать женщин, с необходимостью мужчин свой властный контроль осуществить. Но почему это так возникло — я не нашла ответа на этот вопрос. Ответ коренится в глубине веков, в колыбели нашей человеческой цивилизации.
Но что важно понимать? В принципе человечество развивается и эволюционирует социально, гуманистически — от состояния конфликта, враждебности и насилия (потому что еще полтора века назад насилие в обществе эскалировало, а над женщинами тем более) к более безопасным структурам. Все-таки у нас есть государство, которое нас в чем-то защищает, какие-то права обеспечивает, в частности, право на жизнь. Мы эволюционируем как общество к более миролюбивому и менее насильственному, поэтому сейчас все это появилось — и феминистки, и просто какие-то гуманитарные, гуманистические инициативы. И это все является не чьей-то фантазией и не капризом какой-то группы женщин, которые вдруг сказали: «Нам надоело подчиняться, мы хотим выйти в люди и хотим говорить о наших правах». Это не капризы обиженных женщин. Это естественный социальный процесс, исторический процесс, и это уже не остановить. Мы сейчас движемся к культуре достоинства, к культуре уважения границ друг друга и к культуре уважения уникальности и знаковости каждого человека. Поэтому все эти стандарты и стереотипы, которые навешивались веками и их в значительной степени терпели и в незначительной верили, — сейчас они просто трещат и разлетаются как щепки. И пытаться их каким-то образом остановить («а нет, не улетай, щепочка, вот сейчас металлический ободочек на тебя оденем») — это бессмысленный сизифов труд. Нужно смотреть, каким образом сейчас работать с системами разнообразия и поддерживать уникальные таланты, поддерживать многогранность человеческого потенциала, независимость от пола. Вот куда надо смотреть.
Анастасия Седухина: А вот эти отрицательные качества какие-то, которые приписываются женщинам, присутствуют во многих древних книгах. Если говорить о патриархате, та же Библия ставит женщину в такую подчиняющуюся позицию. Можно ли выделить эти отрицательные качества, которые сформировались в отношении женщин за столетия?
Ирина Изотова: Ну, я как философ по первому высшему образованию могу брать примеры из философии. Тот же классик философской мысли Аристотель, великий мыслитель, считал, что женщина — это производная от мужского, поэтому для нее естественно быть в подчинении. Она по качеству ниже и хуже. Тот есть женщина — это недомужчина. Соответственно, что с нее взять? Соответственно, если она стремится к каким-то проявлениям мужских добродетелей, то ей не стоит этого делать. А что такое мужская добродетель? Это вот быть активным, быть проявленным, быть деятелем в обществе. А женское — это как раз деторождение как максимальное. Тот же Сократ в своих «Диалогах», ну, может быть, это платоновские, там были размышления о том, что если ты будешь вести себя аморально, то в следующей жизни родишься женщиной и прочее. Соответственно, проблема в чем? Человеческая культура делится на некую двоицу, дихотомию правильного-неправильного, где крайности закрепляются за одним полом. Мужское — активное, женское — пассивное. Мужское — цивилизованное, культурное; женское — природное, стихийное, то, что нужно контролировать. Мужчина — это тот, кто может контролировать, женщина — это то, что должно подчиняться. Мужчина — свет, женщина — тьма. Мужчина — ум, женщина — эмоция и глупость.
И это все навешивается таким вот огромным мешком представлений на биологический пол, на биологическую разницу. В этом проблема культуры: четко поделили на два, одно обозначили хорошим, другое плохим. И все хорошее закрепилось в значительной степени за мужским, а плохое — за женским. Конечно, можно находить разные пословицы и поговорки, которые переворачивают монетку и в какой-то момент выгораживают женское и смеются над мужским. Но в значительной степени перевес в сторону негативного именно в обрисовывании женского. Потому что — да, женское выстраивалось в культуре, в философии и в европейской мысли как немужское, а мужское отстраивалось как то, для чего нужна женская тень — чтобы мужское засветилось и было увидено. Самый банальный пример — это то, что мальчишкам говорят «не будь как девчонка», если они проявляют какие-то эмоции. То есть мальчики учатся тому, что быть девочкой — плохо. Они не учатся тому, что быть девочкой — это быть другим, что девочки другие. Они впитывают то, что девочки — это плохо. И это плохо. Потому что на подсознании усваивается связь женского с чем-то нехорошим и таким образом потом транслируется и проявляется в практиках мизогинных, сексистских. И девочка это все усваивает, что быть девчонкой — стремно. И потом она не хочет ни в женские коллективы попадать, ни с девочками, возможно, дружить. Плюс, возможно, усваивая эти негативные установки по поводу женского, девочки могут перестать любить свое женское, себя. И столкнувшись с проявлением женской конкуренции или чего-то негативного, фактически находить в самой реальности подтверждение этим негативным установкам. Причем женская конкуренция — это вообще миф, что женщины активно дерутся за мужчин, а мужчин у нас не хватает, и поэтому все женщины друг другу враги. Есть миф про женскую дружбу как дружбу ядовитых змей — тоже странный миф, который поддерживается культурными образами, хотя на практике все гораздо лучше и веселее.
Анастасия Седухина: Вы упомянули, что на мужчин тоже оказывается давление в плане соответствия какому-то образу и что мужчины, которые как-то выбиваются из этих стандартов, подергаются насмешкам. Можно ли назвать это мизандрией, нелюбовью к мужчинам, и насколько вообще это распространено?
Ирина Изотова: Не думаю, что критика мужчин за их несоответствие стандартам мужественности есть проявление мизандрии. Скорее, это проявление гендерного порядка, контролирующего, которой делит всех четко на две противоположности. Мужчинам важно не пересечь эту грань, чтобы ни в коем случае не проявить какие-то аспекты условно женского, хотя на самом деле это общечеловеческое.
Мизандрия и мизогиния — это ненависть, неприятие мужского или женского начала, соответственно. Это может быть даже некое ощущение, которое еще не проявляется в сексистских практиках, а может, проявляется. Пример мизандрии может быть, когда со стороны женщин есть ненависть к мужскому. Вообще я на самом деле с ней не встречалась ни разу в жизни, ну, я в феминистских кругах и прочих общалась. Не встречала, чтобы какие-то женщины вдруг просто ненавидели мужчин или ненавидели мужское. Есть ситуации эмоционального состояния, связанного с тем, что ты видишь количество насилия или сама подергалась насилию и ущемлению прав, и возникает гнев, эмоция, но в феминистской традиции это не про мужское, а про патриархат. Это про систему, которая назначает мужчинам вести себя, а женщинам — так. Но не про конкретных мужчин. И если есть эта ненависть, то часто она является ответной реакций как раз на мизогинию. Есть в феминистской американской традиции второй волны различные арт-работы, проекты, литературные опусы феминисток, которые можно увидеть и посчитать, что это мизандрическое. Но на самом деле если ты погружаешься в контекст, то часто это просто высмеивание патриархального дискурса, когда переворачивают монетку и примерно теми же словами, как где-то в каком-то трактате описали женщин, описывают мужское. И это просто способ показать систему патриархата и сексизма наоборот. Смотрите, если мы перевернем все по отношению к мужчинам, это будет звучать так. По отношению к женщинам это для вас звучит естественно. Но вообще это нормально или нет — вот так друг друга описывать? Люди, которые не в контексте, могут сказать: ой, феминистки ненавидят мужчин, посмотрите, что она написала. Это будет звучать достаточно глупо вне контекста, поэтому гендерное знание — это знание, которое необходимо получать систематически и глубоко, а не просто составить мнение, выхватив откуда-то цитату вне контекста. Скорее всего, оно будет ошибочным и манипулятивным.
Анастасия Седухина: А реально вообще соответствовать стандарту, который навязывается женщинам? Или это все-таки какой-то условный и недостижимый образ?
Ирина Изотова: Ну почему же? То, что сейчас транслируется как ключевое женское: материнство и бытие в семье, фокус в очаг — это в принципе то, в чем находится большинство российских женщин, причем часто по собственному выбору. Но обычно этот «выбор» — смесь и личного желания, и социального давления. Я бы сказала, что это такой многослойный пирог.
Это образ некой суперженщины, которая везде со всем справится, у которой абсолютное счастье на всех фронтах, она безупречно выглядит в любой момент и всегда понимает, зачем она живет и для чего. <…> Большинство женщин понимает, что это навязанные образы. Но все равно это давление присутствует, и с этим сложновато справляться. Проблема в том, что, добившись вот этих маркеров женской успешности, возможно, многие чувствуют себя в чем-то обманутыми, потому что счастья не нашли, либо они понимают, что все гораздо сложнее. Когда сказка заканчивается на том, что они поженились и жили долго и счастливо, дальше не рассказывается, как на самом деле жить и как строить отношения в семье. Про что же фемдискурс? Это не про отрицание института семьи, а про то, чтобы строить отношения здоровым образом и чтобы там не было насилия и не было ограничений на основе того, что кто-то есть мужчина, а кто-то есть женщина, поэтому они должны то-то и то-то. Мы ведем речь о том, чтобы создавать союзы любящие, здоровые и дружественные.
Анастасия Седухина: Да. Я часто сталкивалась с тем, что женщины, особенно в небольших городах, находятся в постоянной гонке, чтобы к определенному возрасту успеть выйти замуж, родить детей, и все время живут под этим гнетом и давлением. И если не получается подстроиться под какие-то рамки, это действительно вызывает у них тревогу очень сильную.
Ирина Изотова: Да. А есть еще женщины, которые не хотят замуж в принципе. Есть женщины, которые не хотят материнства. И есть женщины, которые не могут стать матерями. Поэтому когда этот образ навязывается как обязательный, какая-то группа женщин выпадает как недоженщины. Поэтому очень важно в этой риторике не говорить про идеальность, а говорить про разнообразие ролей и не наказывать за то, что люди не пошли в какие-то роли. Чтобы ролей было как можно больше, чтобы женское не сводилось только к биологическому воспроизводству, потому что женщины гораздо больше, чем их узкие роли.
Анастасия Седухина: Чем их репродуктивная функция.
Ирина Изотова: Чем их репродуктивная функция. И мужчины — гораздо больше, чем их репродуктивная функция. Мы вообще все очень разные. Поэтому мы как человеческий вид не сводимся только к репродукции. Об этом важно говорить.
Анастасия Седухина: Вот действительно, что можно сделать, чтобы это понять? Как вот вы считаете, мизогиния между женщинами возникает из-за отсутствия эмпатии и какой-то взаимной поддержки?
Ирина Изотова: Ну, мизогиния между женщинами, так называемая усвоенная внутренняя мизогиния, думаю, что она связана с отсутствием критического мышления и осознанности. Часто проблема в том, что люди не рефлексируют по поводу своих шаблонов мышления. И не умеют отличать зерна правды от манипуляций в медиа или каких-то других манипуляций. Навык критического мышления здесь очень важен. А почему я так думаю? Почему здесь так сказано? Почему эти выводы сделаны из этих посылок? Они вообще имеют отношения к этим посылкам? А зачем это сказано этими людьми? Что они хотят на самом деле? Важно, чтобы у каждого человека этот навык возникал. А еще навык критической рефлексии, саморефлексии. А чего я хочу на самом деле? А что есть женское для меня? А почему я чувствую себя некомфортно в этой ситуации? А как я могу себе сделать так, чтобы я чувствовала себя комфортно, чтобы это давление меня так не сковывало? Вот это самое главное. Поэтому я думаю, что лично для меня гендерная проблематика — это один из материалов для того, чтобы практиковать критическое мышление. Очень важно оставлять какую-то толику свободного независимого выбора в ситуации постправды, когда очень много манипуляций, лжи, нечестности, и эта нечестность сквозит даже сейчас.
Вот вернемся к теме соцсетей. Если раньше образ женского идеала периодически сквозил с обложек глянцевых журналов, то сейчас образ идеала сквозит из аккаунта подруги, которая надела на себя кучу фильтров и постоянно постит фото с моря, куда она съездила один раз. И происходит некое создание мифологии, мифотворчество. Если бы мы, женщины, перестали играть в мифотворчество успешной женщины и какого-то псевдосчастья, а просто бы стали честнее показывать себя и говорить про себя, то и предложение бы изменилось, потому что все-таки спрос определяет предложение. Ну, конечно, в этом тоже есть свои плюсы, потому что человек временно получает самоудовлетворение, увидев себя через фильтры, но сейчас все больше исследований по поводу психических расстройств и депрессий, связанных с тем, что не всегда смотришь на себя через фильтры, а иногда через зеркало. Это приводит к пищевым расстройствам, к проблемам с самооценкой, поэтому здоровое общество — это все-таки честное общество.
Есть еще такая проблема, что сейчас много людей застревают в инфантильности, в стадии зависимости от мнения окружающих, родителей, семьи. Я думаю, что работа с психологом здесь может помочь. Конечно, есть и другие факторы, которые влияют. Например, той же индустрии красоты, бьюти, всем этим компаниям важно продавать все эти средства, которые тебя улучшают. Поэтому им важно поддерживать чувство неудовлетворенности собой, недоженщины, недоправильной. Вот ты купишь эту помаду, накрасишься — и вот тогда ты будешь такой-то. По сути, продаются эмоции счастья и уверенности в себе. А их можно и самостоятельно в себе создать.
Как со всем этим быть? У меня нет универсального ответа. Это просто личная ответственность каждой. Я не скажу, что я чувствую себя абсолютно неуязвимой в этой системе кажимости, такого вот желания постоянно быть лучше. Нет, конечно же. И внешность — это только один из аспектов, женственность — один из аспектов, есть и другие системы неудовлетворенности, в которых находятся люди. В таком-то возрасте я того-то не сделала, не добилась. И у мужчин они тоже есть. Поэтому периодически случаются кризисы, когда переоценка ценностей и прочее. В какой-то степени это в принципе условие человеческого: у нас возникло свободное время, чтобы мы начали думать. И люди стали задумываться, чем они живут, а что есть то самое должное и хорошее, к чему я должен стремиться, чтобы потом счастливо умереть? Поэтому здесь нет универсального рецепта, а просто есть призыв к девушкам, к женщинам и мужчинам больше фокусироваться на себе, отслеживать внутри себя, что я хочу на самом деле. И искать для себя ролевые модели, искать вдохновляющие примеры, тратить свое время не на то, чтобы серфить и завидовать кому-то в соцсетях, а делать что-то стоящее — то, от чего у тебя мурашки по телу, то, о чем ты давно мечтала. Это самое главное.
Анастасия Седухина: У нас на государственном уровне транслируется, что нужно признать экстремистами чайлд-фри, какие-то феминистские движения. Ну, это тоже определенное давление.
Ирина Изотова: Как я это вижу? Что есть позиция крайностей, достаточно экстремальных, которые обозначают крайние точки, чтобы большинство приняло среднюю консервативную позицию, но только бы не в эти крайности. Я все-таки думаю, что это такие достаточно популистские утверждения отдельных людей, потому что если мы говорим про общество, то все-таки общество у нас зрелое, думающее, и оно не готово принимать такие глупые, огульные и странные утверждения. Вообще есть ощущение, что вот сейчас мир слегка сходит с ума. Главное для нас, для людей, которые стремятся к благу, — сохранять внутренне спокойствие, работать критически с информацией, не вестись на манипуляции и иметь внутри ценностный стержень. Почему-то есть такие выпады в сторону феминизма, что это безнравственность. На самом деле это самое нравственное, что сейчас есть, потому что как раз мероприятия гендерной грамотности, например, наши фестивали говорят: давайте жить дружно, давайте не убивать друг друга, пусть будет поменьше насилия, в частности, насилия над женщинами. Давайте пусть семьи строятся не из экономической зависимости и эмоциональных манипуляций, а из здоровья. То есть фактически феминизм — это движение про общественное здоровье с фокусом на проблемы, которые важно решать. И эта нравственная основа, по сути, есть у большинства людей. Кажется, что безумие вокруг. Но если стержень внутренней веры и ощущение своих собственных ценностный ориентиров будет потеряно, то это, наверное, самая большая потеря для человека, которая может случиться. Важно иметь смыслы, для чего ты живешь.
Анастасия Седухина: Недавно мы делали выпуск с Оксаной Пушкиной про феминизм и политику. И она активно выражала такую мысль, что феминизм — это про эмпатию.
Ирина Изотова: Я абсолютно согласна с Оксаной Пушкиной. Оксана — великолепнейшая, мудрейшая женщина. И этот вот тезис про феминизм и эмпатию очень совпадает с лозунгом Фемфеста, который у нас есть, один из: «Эмпатия и осознанность спасут мир». Эмпатия помогает понимать другого и чувствовать другого, принимать разные ситуации и разные условия. И я в том числе активно говорю, что она помогает понимать, о чем вообще феминизм и гендерное знание. Часто в моем окружении могут появиться женщины, которые не сталкивались с проблемами, потому что у них классные жизненные обстоятельства, а может быть, они их просто не заметили, а может быть, они достаточно сильные, чтобы все преграды преодолеть; вот они достигли и получили. Но когда они говорят «в моем опыте этого нет, почему вы говорите об этих проблемах, ведь их же нет» — это некорректное утверждение, потому что если в их опыте этого нет, это не значит, что этого нет в принципе. И достаточно почитать исследования, посмотреть цифры, свидетельствующие о том, что именно женщины уязвимы экономически, что они беднее мужчин, что действительно огромное количество женщин подергаются насилию самого разного рода, и это проблема. Это не отрицает того, что и мужчины подвергаются насилию. Просто давайте сравним масштабы. Вот это отрицание коллективного опыта из-за того, что у тебя нет личного такого опыта — это как раз следствие отсутствия эмпатии и ширины кругозора, поэтому важно ее включать. И как минимум — не мешать. Тебе необязательно идти в фемактивистки, участвовать в Фемфесте у нас. Нет. Живи своей жизнью, будь счастлива. Классно, что ты так живешь, что у тебя выстроенная благодатная реальность. Но пожалуйста, своими утверждениями не мешай, не нападай на тех, кто занимается помощью женщинам, которые попали в более трудную ситуацию. Не ставь палки в колеса каким-то законодательным инициативам или общественным проектам. Это очень важно. Эмпатия и осознанность — вот два базовых кита.
