Выпуск 29. От равноправок до эко-феминисток: история борьбы женщин за свои права. В этом выпуске мы вспоминаем историю борьбы женщин за свои права: какие волны феминизма выделяют, в чем особенность каждой из них и есть ли общее в том, как развивалось самосознание женщин в России и в мире.

Слушайте эпизод на любимых платформах

Apple Podcasts Spotify Google Podcasts Яндекс Музыка Soundcloud

В российском обществе феминизм воспринимается неоднозначно. В то время как одни ассоциируют его с отстаиванием равных условий труда, другие видят в нем исключительно ненависть к мужчинам. Но движение за права женщин, зародившееся около двух столетий назад, действительно сложно описать в двух словах — оно включает в себя множество идеологий и устремлений.

В этом выпуске мы вспоминаем историю борьбы женщин за свои права: какие волны феминизма выделяют, в чем особенность каждой из них и есть ли общее в том, как развивалось самосознание женщин в России и в мире. Переходя к современности, мы обсуждаем деколониальный феминизм, эко-феминизм и другие новые направления.

Гость: Анна Сидоревич, аспирантка университета Science Po, соведущая подкаста «Пропаганда феминизма»

«[В современном мире] существуют разные феминизмы, и это абсолютно нормально, нет какого-то единственно правильного феминизма»
Анна Сидоревич

ЧИТАТЬ:

Анастасия Седухина: Всем привет. В эфире подкаст «Неслабый пол» проекта «Гласная». Феминизм — очень широкое понятие, и все воспринимают его по-своему. Кто-то ассоциирует его с отстаиванием равных условий труда, кто-то — с ненавистью к мужчинам. Но, наверное, не так много людей задумываются о том, что феминизм включает в себя множество идеологий, социальных и политических движений от эко до радфем.
В этом выпуске мы кратко вспомним историю борьбы женщин за свои права и обсудим, какие направления выделяются в ней сегодня в разных странах. У нас в гостях по связи из Франции Аня Сидоревич, аспирантка центра истории Парижского университета Sciences Po, со-ведущая подкаста «Пропаганда феминизма».
Давайте начнем с истории: когда впервые стали появляться фемдвижения?

Анна Сидоревич: Считается вообще, что первые организованные феминистские движения стали появляться в конце XIX – начале XX века в Европе и в США. Это были движения суфражисток, женщин, которые боролись за избирательные права, но это не значит, что феминистская мысль до этого не развивалась. Нужно разделять историю феминистской мысли и историю фемдвижения. Фемдвижения появляются действительно в конце XIX – начале XX века, но мы можем проследить развитие феминистской мысли, феминистской теории, феминисткой философии гораздо раньше. Например, уже в 1405 году Кристин де Пизан, французская писательница и философиня, опубликовала книгу «О граде женском», в которой доказывала важность женщин в обществе, выступала за женское образование, обличала мизогинию современников. Или мы можем также вспомнить, например, Французскую революцию, в которой женщины принимали активное участие, но по результатам революции их права не были учтены, и после революции тоже известная французская активистка Олимпия де Гуж опубликовала знаменитую «Декларацию прав женщины и гражданки» в 1791 году. То есть у феминистской мысли есть, скажем так, более долгая история, более длинная история, но именно движение все-таки — да, считается, что это конец XIX – начало XX века.

В России приблизительно то же самое. Историей российского феминизма до революции занимается Ирина Юкина, исследовательница из Санкт-Петербурга. У нее есть интересная книга на русском языке, называется «Русский феминизм как вызов современности». Я всех отсылаю к этой книге. Если вы читаете на английском, есть прекрасная книга The women’s liberation movement in Russia. Написал ее Ричард Стайтс. Эти книги немного перекликаются между собой, но я считаю, что обе книги очень здорово показывают дореволюционное женское движение в России. И в России тоже первое, так скажем, движение, которое боролось за права женщин, появилось во второй половине XIX века, так называемое движение шестидесятниц. 1860-е годы — годы реформ. В России женщины, которые принимали участие в этом движении, были, в основном, из высших сословий. Они не выделяли свое движение как-то отдельно как женское. Скорее, это было движение, в котором также принимали участие и мужчины. Их основная цель была, конечно, борьба за образование, женское просвещение, за доступ к профессиональному труду и к экономической независимости. Наверное, здесь можно упомянуть самых ярких представительниц этого периода — Мария Трубникова, Анна Философова и Надежда Стасова, знаменитый «триумвират». Они принимали участие в создании общества женского труда, женской издательской артели, в открытии владимирских и бестужевских женских курсов в Петербурге. В России начало женского движения, начало феминистского движения относится туда, ко второй половине XIX века.

Анастасия Седухина: А тогда их называли уже феминистскими движениями или просто женскими движениями за права?

Анна Сидоревич: Нет. Они не называли себя феминистками, но, соответственно, исследователи, которые изучают этот период, изучают их борьбу, считают, что для их описания уже можно использовать этот термин. Я думаю, что больше описание «феминистка» относится именно к равноправкам, это уже второй этап движения женщин в России. Опять же об этом пишут и Ирина Юкина, и Ричард Стайтс. Равноправки — женщины, которые боролись за избирательные, в первую очередь, права. И они тоже не называли себя феминистками, но исследовательницы, исследователи называют их феминистками, применяют к ним этот термин.

Анастасия Седухина: А этот термин «феминизм» когда вообще начали использовать применительно к движениям за права женщин?

Анна Сидоревич: Ну, нужно поговорить про историю этого термина. Это уже немножечко сложно. Важно здесь различать западный контекст, с одной стороны, и российский контекст, с другой стороны. В западном контексте если мы говорим про раннее движение — это было движение суфражисток, движение за избирательные права. В России дореволюционное движение — это движение равноправок. Соответственно, использовался термин «равноправка». А термин «феминизм» вошел в обиход, начиная с условно второй волны феминизма на Западе. В СССР термины «феминизм», «феминистка» использовались, в первую очередь, для обозначения буржуазных феминистских движений на Западе.

Анастасия Седухина: Вы упомянули про волны феминизма, про вторую волну. А сколько всего их было? Можете, пожалуйста, перечислить, рассказать кратко про каждую?

Анна Сидоревич: Сам термин «волна» появился в конце 1960-х годов. Его использование тогда служило важной цели — легитимации женского активизма и протеста посредством вписывания его в более длинную историю борьбы женин за свои права, в историю предыдущей борьбы, предыдущих поколений, поколений суфражисток. И тогда этот термин нужен был для вот этой политической цели. Затем он стал все более популярным. И сегодня мы используем его повсеместно, то есть он самый ходовой для описания истории феминизма; чаще всего, мы действительно говорим про волны. Сейчас я скажу, какие волны, условно, выделяются, а потом скажу, какая критика существует у такого подхода.

Ну, первая волна феминизма — это движение суфражисток в конце XIX века и начале XX века. Вторая волна феминизма — это феминистский активизм, протесты, движения женщин с конца 1960-х и условно до 1980-х, когда женщины, получившие избирательные права, выступали с критикой патриархальных институтов и культурных практик, в которых доминировали мужчины. Они боролись за свободу распоряжаться своим телом, в частности, — за право на аборт, привлекали внимание к проблеме домашнего насилия, создавали шелтеры и тд. Все-таки нужно сказать, что феминистки второй волны боролись за некие «универсальные» права женщин, игнорируя пересечение угнетений, то есть, по сути, — за права белых гетеросексуальных женщин среднего класса на Западе. Здесь, мне кажется, важно говорить о том, почему женщины организовывали свои группы без мужчин, почему они сепарировались от мужчин в своем феминизме и феминистском активизме — как раз для того, чтобы эти иерархичные, патриархатные отношения не воспроизводились внутри феминистского движения. Но мы понимаем, что с интерсекциональной оптикой, например, у второй волны феминизма воспроизводились другие иерархичные отношения. Например, проблемы расовые или проблемы ЛГБТ-сообщества игнорировались. Есть разные типы иерархий. Третья волна феминизма, которая началась в начале 1990-х и продолжалась до 2010-х, уже обращала внимание на то, что было проигнорировано второй волной, то есть — на пересечение угнетений. Представительницы этой волны глубже и шире развивали теорию феминизма. Была разработана теория интерсекционального феминизма, секс-позитивного феминизма, транс-феминизма, эко-феминизма. И четвертая волна феминизма. Началом ее условно считаются 2010-е годы. Она характеризуется опорой на интерсекциональность. Эта четвертая волна развивается во многом в интернете, использование интернета — важная ее характеристика. Также в четвертой волне у нас есть идея эмпавермента, girl power, вот эта известная нам сегодня идея.

Анастасия Седухина: Что такое empowerment и girl power?

Анна Сидоревич: Empowerment и girl power — это вообще концепт власти. Он очень важный. То есть женщина, которая обладает властью, перераспределение власти в пользу женщин и использование женщинами власти в своих интересах.

Анастасия Седухина: Чтобы политические решения принимали не только мужчины, но и женщины?

Анна Сидоревич: В том числе. В том числе в политическом плане, да, в первую очередь. Сейчас я хочу сказать пару слов про критику этой системы волн. Потому что, например, когда мы говорим про историю феминизма в России, в СССР, нам очень тяжело, используя эту систему волн, описать нашу собственную историю. Даже если мы говорим про первый пик женского активизма, именно феминистского движения, в начале XX века до революции, то есть про движение равноправок, то условно мы можем сказать — да, это были русские суфражистки: то есть у нас действительно есть какая-то параллель. Но затем мы уже не можем применять эту систему для описания нашей истории. Система волн описывает европейскую историю развития феминизма и, в первую очередь, американскую, потому что в Европе тоже своя специфика. Во-вторых, есть еще один момент. Такая система описания концентрируется на каких-то пиках активности. И таким образом, мы как бы теряем из виду вот эту продолжительность активизма женщин, продолжительность работы феминисток. Это может быть тоже важно. Все-таки такая система сильно упрощает картину, потому что условно во второй волне феминизма были разные течения, разные движения, разная специфика.

Анастасия Седухина: Если говорить про 1920-е годы или даже до революции, можно ли сказать, что в России тогда был расцвет движения за права женщин?

Анна Сидоревич: Да. Я думаю, что это было временя действительно активного женского движения, движения равноправок до революции и движения женщин после революции, которое уже, конечно, было под контролем партии, но тем не менее нельзя говорить, что женского движения не существовало. Оно существовало.

Начнем с дореволюционного женского движения. Что мне кажется очень интересным: дореволюционное женское движение было очень разным, то есть существовал плюрализм. С одной стороны, существовало Русское Женское Взаимно-Благотворительное общество, которое во многом действовало в рамках либеральной традиции XIX века и занималось преимущественно материальной помощью: организовывало детские сады, ясли, боролось с алкоголизмом. Нельзя сказать, что женщины участвовали только в социальной жизни и занимались только социальной помощью; они также писали петиции, пытались влиять на правительство после 1905 года, после революции. С другой стороны, было уже более молодое поколение, которому было тесно в рамках такого либерального феминизма и социального активизма благотворительности в стиле XIX века, и они организовали Всероссийский союз равноправия женщин. Позже он был переименовал в Лигу равноправия женщин. Это и были те самые равноправки, про которых мы говорим. И также в 1905-м году была создала женская прогрессивная партия, которая занимала промежуточную позицию между радикальным союзом равноправия и более консервативным благотворительным сообществом. С другой стороны, были женщины, которые постепенно начинают развивать рабочее женское движение, то есть которые придерживались эволюционных взглядов и которые позже образуют пролетарское движение. Александра Коллонтай уже занималась определенной деятельностью. В 1907 году в Петербурге она создала первую организацию женщин-работниц, общества взаимопомощи работниц. В 1908-м прошел Всероссийский женский съезд, в котором приняли участие делегатки со всей страны и делегатки разных течений. И в результате этого всероссийского съезда было принято более двадцати резолюций о страховании работниц, охране материнства и детства, изменения брачного законодательства и политических правах. Позже были и другие всероссийские съезды. То есть даже если сравнивать это, например, с нашим сегодняшним контекстом, невозможно себе представить такого уровня активности. И что еще важно сказать: результатом именно этого женского дореволюционного движения стало то, что временное правительство приняло положение о выборах в учредительное собрание, в котором было прямо указано о всеобщем избирательном праве без различия пола. То есть результатом их борьбы, в первую очередь, равноправок, до революции стало то, что временное правительство пошло на уступки, и все-таки они добились всеобщего избирательного права.

Затем происходит революция, и в 1918 году советская власть, большевики запрещают женские независимые организации. Но опять же это не значит, что совсем женский активизм прекращается на этом. Вовсе нет. И здесь, конечно, большую роль играет Александра Коллонтай, но не только. На самом деле журнал «Работница», который вы, наверное, знаете, был создан еще до революции в 1914 году как раз активистками, социал-демократками. После революции он был возрожден и уже стал важным рупором пропаганды среди женщин. Ну и, конечно, важную роль играла система женотделов, созданная в 1919 году. Ее первой заведующей была Инесса Арманд, затем ее на этом посту сменила Александра Коллонтай. Женотделы играли большую роль в вовлечении женщин в общественно-политическую, экономическую жизнь. Также с 1920-х существовало так называемое делегатское движение, организовывались делегатские собрания, выборные женские комиссии при советах, где женщины обучались работе в госучреждениях, участвовали в общественно-политической деятельности, то есть нельзя сказать, что женский активизм и женское движение прекратилось. Другое дело, что свободного и независимого женского движения уже не существовало. Все-таки партия осуществляла свой контроль, и вот, например, Ирина Юкина пишет, что хотя Александра Коллонтай и вообще женщины-работницы, женщины социал-демократки противопоставляли себя буржуазным феминисткам и равноправкам, все-таки феминизм равноправок на них влияние оказывал. Она считает, что феминизм Александры Коллонтай, марксистский феминизм, в том числе был разработан ею под влиянием феминизма равноправок. И вообще она пишет о том, что тот проект эмансипации, который был реализован советской властью после революции, был как бы тоже не дарован кем-то сверху, а был результатом действий равноправок, результатом движения женщин до революции. И, конечно, здесь нельзя недооценивать социал-демократок, таких как Коллонтай, которые продавливали эту повестку внутри партии, потому что нельзя сказать, что они получали безусловную поддержку со стороны товарищей по партии. Вовсе нет. И тот факт, что в 1930 году женотделы были расформированы, тоже говорит о том, что более-менее независимое женское движение не было приоритетом партии. Вообще я считаю, что да, это было очень важное временя, которое повлияло на последующий ход истории, потому что вся эмансипация, которая была реализована советской властью, была результатом этого женского движения.

Анастасия Седухина: Можно ли сказать, что Советский Союз был государством, где уважалось гендерное равенство, что это была страна соцфеминизма?

Анна Сидоревич: Да. Это хороший вопрос, и опять про феминизм. Как я сказала, использование термина «феминизм» для описания женского вопроса в СССР немного проблематично, потому что, скорее, в СССР говорилось об «эмансипации женщин», о «решении женского вопроса», но не о феминизме. Феминизм — это то, что происходит на Западе. Понятно, что сегодня мы говорим, например, «государственный феминизм» для описания политики эмансипации СССР. Это просто для удобства.

Анастасия Седухина: То есть негативная коннотация слова «феминизм» пошла еще с советских времен, да?

Анна Сидоревич: Кстати, вот я об этом думала. Мне кажется, что вполне может быть, потому что если брать начало века, то действительно (и Ирина Юкина об этом пишет): социал-демократки хотели как бы максимально обличить буржуазных феминисток, которые боролись только за права высших сословий и не думали о работницах, и как бы у них была такая идеологическая борьба очень мощная. Поэтому может быть.

Ну, в общем, если говорить про СССР, я думаю, здесь важно сказать, что история СССР очень длинная, и на каждом этапе есть что сказать отдельно по гендерной политике. Может быть, важно упомянуть классификацию, периодизацию, которую разработали исследовательницы Елена Здравомыслова и Анна Темкина. Классификация основана на том, что гендерный порядок в СССР был этократическим, то есть определялся государством, и они там выделяют три основных периода.

Первый период — это вовлечение женщин в политическую активность. Они называют это еще дефамилизация. Этот период длился с после революции и до 1930-х годов. Затем они говорят о периоде с 1930-х до 1950-х. И потом с 1950-х до конца 1980-х. Вот они выделяют эти три периода. Первый был, как я сказала, характерен вовлечением женщин в политическую активность, экономическую активность, дефамилизацию. <Второй период> они описывают, используя термин «работающая мать», когда женщине была приписана роль матери, матери-работницы. Этот период также характеризовался, кроме закрытия женотделов, тем, что в 1936 году был криминализован аборт, что очень важно. Третий период начинается в 1955 году с декриминализации аборта и с такой либерализацией гендерной политики, происходит кризис автократического гендерного порядка, когда уже в публичном дискурсе начинают обсуждаться гендерные роли, предписанные государством.

Можно ли сказать, в СССР был реализован беспрецедентный проект женской эмансипации? Конечно, да. Если мы говорим о первом периоде — это кодекс о браке, семье и опекунстве, принятый в 1918 году, который действительно фактически уравнял женщин в юридическом поле. Когда был узаконен гражданский брак, женщинам больше не нужно было разрешение мужа, чтобы получить образование, работать, была упрощена процедура развода. В 1920 году был легализован аборт с целью защиты женщин от опасных подпольных абортов. Это было беспрецедентно, безусловно. Затем то, что происходит в сталинский период, — это, конечно, немного откат назад, но даже в сталинский период, что важно, существовало женское движение, так называемое движение общественниц. Это движение тоже было запущено сверху и контролировалось сверху. Движение общественниц — это были жены стахановцев, жены рабочих, которые выполняли какие-то общественные работы. Но исследования показывают, что в этих движениях тоже была возможность у женщин проявлять свою агентность, инициативность, то есть это было пространство для женской активности, что здорово, даже в сталинский период. И в поздний СССР, послевоенный СССР в 1955 году был декриминализован аборт, позже проводилась политика поддержки материнства, особенно в брежневский период. Конечно, это было хорошо для женщин, поддерживалось материнство.

Но здесь есть одно «но». Это двойная нагрузка. Мы знаем, что женщине предписывалась роль матери и работницы. И проблема двойной нагрузки становится очень важной проблемой в позднем СССР. Она обсуждается в газетах и журналах, в том числе в «Работнице», и в официальном дискурсе. То есть есть разные исследования, которые с разных сторон анализируют гендерную политику, историю гендерной политики в СССР. Одни говорят: СССР эмансипировал женщин только в своих целях, чтобы они стали рабочей силой, чтобы их использовать. С другой стороны, другие исследования показывают, что на самом деле и сами женщины стремились к тому, чтобы добиться своих прав. Сегодня есть исследования, которые анализируют агентность женщин, возможность действовать в рамках институции в Советском Союзе. Здесь я бы хотела упомянуть работы Саши Талавер, например. Она как раз писала и пишет работу на эту тему, и она показывает, что, например, декриминализация абортов в 1955 году — тоже заслуга женщин, которые продавливали эту повестку в институтах власти, где они были в меньшинстве.

Анастасия Седухина: Я слышала, что в СССР появилось подпольное фемдвижение в первой половине 1980-х годов или примерно в это время. Чего добивались эти феминистки? Вы сказали, что в принципе это была страна с успешной эмансипацией. Может быть, двойная нагрузка или что-то еще?

Анна Сидоревич: Действительно, брежневский период можно назвать самым благополучным временем в СССР вообще и с точки зрения женского вопроса, в частности. Как я сказала, проводилась политика поддержки материнства очень активно. Но нужно отметить, что действительно были проблемы, которые обсуждались на страницах прессы, например, журнала «Работница и крестьянка», но и не только в женских журналах. В «Комсомольской правде» тоже, например. И какие-то проблемы женщин действительно решались посредством журналов таких. Если вы посмотрите выпуски женских журналов за те годы, увидите, что там почти в каждом номере есть какие-то письма, где женщины пишут, что у них есть такие-то проблемы на производстве или они не могут устроить детей в детский сад, или они не могут улучшить себе жилищные условия. И там бывают репортажи с места событий, когда журналистки едут, на месте разбираются и помогают женщинам. То есть действительно существовала система поддержки женщин, решение их проблем, плюс существовал комитет советских женщин, который тоже принимал письма от женщин и тоже решал проблемы, связанные с женским вопросом.

Но все-таки были темы, во-первых, которые были табуированы. Например, всем было известно, что аборт, легализованный в 1955 году, был фактически единственным средством контрацепции и осуществлялся он часто без анестезии, что приводило к страданиям женщин. Осуществлялся он конвейерным образом. Также известно об унижениях женщин-рожениц, об унижениях женщин, которые обращались в клиники за абортом. Также, например, гомосексуальность — тоже была табуированная тема, женская гомосексуальность. Мужская гомосексуальность вообще была криминализована. Женская нет, но женщин отправляли в психиатрические лечебницы, если они были уличены в гомосексуальности. Или, например, насилие в тюрьме. Об этом тоже мы ничего не найдем на страницах советских газет. И диссидентские феминистки действительно поднимали эти табуированные темы, но не только. Нужно сказать, что вот это независимое женское движение было образовано в среде так называемого ленинградского андеграунда, то есть в среде диссидентской или около диссидентской. К моменту создания альманаха «Женщины и Россия» в 1979 году они уже участвовали так или иначе в производстве каких-то журналов самиздатских. Они действительно были вовлечены в так называемую вторую культуру, неофициальную культуру, или андеграунд. И соответственно, для многих из них даже не стояло вопроса о том, чтобы сотрудничать с официальными институциями, которые занимались женским вопросом. Но не для всех. Для Татьяны Мамоновой, например, это вполне себе была опция. Она даже пыталась выйти на контакт с комитетом советских женщин, но у нее не получилось. Она потом писала: «Нужно быть космонавткой, наверное, чтобы туда попасть. Но я не космонавтка». Потому что на тот момент Терешкова была главой комитета советских женщин. Они <диссидентки> поднимали, во-первых, табуированные темы. Во-вторых, они также поднимали вопрос мужского шовинизма и в неофициальной культуре, и в самой диссидентской среде, что тоже было важной проблемой, о которой не говорилось. И все-таки их принадлежность к диссидентской, околодиссидентской среде обуславливала их независимость и их противопоставление себя советской власти.

Нужно сказать, что редакция альманаха «Женщины и Россия» довольно быстро распалась, и была образована группа «Мария» в 1980 году. Они уже занимались разработкой теории религиозного феминизма. Религия в позднем СССР, религиозный активизм — это было что-то, что преследовалось в конце 1970-х. Поэтому их преследовали за то, чем они занимались. Они нарушали табу. Они обращались к религии. И они сотрудничали с западными феминистками. Материалы о них выходили в других странах, на других языках, что портило имидж Советского Союза, которому все-таки было важно показывать себя как страну, где женский вопрос решен, где достигнуто абсолютное равенство между мужчинами и женщинами.

Анастасия Седухина: В 1990-х – начале 2000-х в Росси был политический плюрализм. Как после распада СССР чувствовали себя фемдвижения?

Анна Сидоревич: Здесь я бы хотела вам посоветовать почитать или послушать эпизод подкаста, который мы записывали с Асей Ходыревой. Она специалистка по этому периоду истории феминизма. Нужно сказать сначала пару слов об изменении положения женщин после распада СССР и затем, наверное, пару слов о непосредственно уже женском активизме в это время.

Во-первых, положение женщин значительно ухудшилось в связи с сокращением или полным отсутствием социальной поддержки, в связи с переходом к рыночной экономике, в связи с отменой квот. Это все привело к женской бедности, к тому, что женщин последними нанимали на работу, первыми увольняли. Значительно сократилась поддержка материнства. Отмена квот означала сокращение участия женщин в политических процессах, плюс произошел значительный откат в культурном, может быть, представлении о женщине, то есть какие-то неопатриархальные идеи стали доминировать. И это уже в принципе постепенно развивалось в позднем СССР — представление о женщине как, в первую очередь, о матери. В 1990-е это все стало доминирующим представлением о женщине. Здесь я хочу отослать вас к работе «Русские женщины в лабиринте равноправия» Светланы Айвазовой, которая анализировала изменения, которые произошли в 1990-е с женщинами. Она там описывает, что и с точки зрения участия женщин в экономической сфере все стало очень плохо. В политической сфере тоже. Вот я сейчас процитирую какие-то моменты: «В законодательном собрании страны на протяжении 1990-х годов представительство женщин менялось таким образом: в составе Верховного Совета в 1990–1993 годах женщин было 5,6%, в составе Федерального Собрания в 1993–1995 годах — 11,4%, Федерального Собрания, избранного в 1995 году — около 10%». В СССР существовала квота 30%, если я не ошибаюсь, поэтому, конечно, сокращения налицо.

Что еще важно здесь: женский вопрос стал восприниматься как часть левой повестки, социалистическо-большевистской повестки, которая являлась частью советского, социалистического прошлого. Считалось даже дурным тоном говорить об общественных нуждах женщин, то есть дискурс о женском вопросе вообще считался возвратом к старому. Соответственно, поэтому это не было чем-то, что обсуждалось в политике. И она пишет, что от крайне правого до демократического общественного мнения везде царили патриархатные настроения. Это если в общем говорить о контексте.

В то же время 1990-е — это годы, когда появилась возможность для независимых женских движений, независимых женских объединений. Россия взяла на себя обязательства в соответствии с международными стандартами по выравниванию статусов женщин и мужчин. И это было обязательным как бы элементом демократического развития государства. И в Конституции 1993 года была статья о равных правах и свободах и равных возможностях для мужчин и женщин. Такое декларативное признание принципа равных прав дало возможность дальше женщинам, женским организациям, объединениям, группам действовать, в том числе политически, и добиваться от государства выполнения взятых им обязательств. И вот как раз Айвазова довольно хорошо описывает разные этапы независимого женского движения в 1990-е.

Если кратко, то первый этап — это был этап такой саморефлексии, когда женщины, феминистки, активистки осознавали ситуацию угнетения, особенно в ситуации кризиса и ухудшения положения женщин в 1990-е годы. Вторым этапом был этап вовлечения в политический процесс. И третьим этапом был этап обострения социально-экономического кризиса и уже ориентация на решение очень конкретных социальных задач. Мне кажется, здесь важно обозначить какие-то самые важные события, которые произошли. Например, в самом начале 1990-х состоялись первый и второй независимые женские форумы, проходившие в Дубне, где собирались представительницы самых разных объединений, где женщины обсуждали стратегии выживания, стратегии развития женщин в новых условиях. Затем второй этап — вовлечение женщин в политическую борьбу. В выборах 1993 года участвовала партия «Женщины России». И они добились успеха, они получили на выборах 8,13% голосов избирателей. И они смогли сформировать в Госдуме собственную фракцию. В 1995-м они уже не смогли пройти в Госдуму, но тем не менее был такой прецедент. Что касается третьей фазы — это ориентация уже на решение конкретных социальных задач, с которыми государство не справлялось. Это такие проблемы, как насилие, насилие в тюрьме, сексуализированное насилие, наркомания, торговля женщинами и детьми. И над этими проблемами работали уже женские организации и НКО.

Анастасия Седухина: А есть ли в самом феминизме деления какие-то политические на правые и левые движения?

Анна Сидоревич: Да, безусловно. В феминизме тоже есть деление на более правые и более левые, скажем так, направления. Например, либеральный феминизм — это условно более правое направление или, например, социалистический феминизм — это более левое направление. На сегодняшний день в России существуют какие-то группы, комьюнити, даже СМИ, которые можно условно отнести к либеральным группам, и какие-то группы, которые можно условно отнести к левым. Есть, например, «СоцФем Альтернатива» или феминистская платформа российского социалистического движения. То есть это очевидно левый феминизм.

Анастасия Седухина: А что такое радикальный феминизм? В чем заключается его радикализм, и правда ли, что это те феминистки, которые ненавидят мужчин?

Анна Сидоревич: Про классификацию феминизмов, про разные течения феминизма есть статья «Виды феминизма: история и современность» на «Теориях и Практиках». Ее написали создательницы проекта FemTalks Катерина Денисова, Лана Узарашвили и Настя Красильникова. И они там довольно хорошо, кратко и четко, объясняют какие-то характеристики разных феминизмов. Они пишут, что радикальный феминизм, в первую очередь, видит проблему угнетения женщин в мужском господстве и патриархате вне каких бы то ни было других системных угнетений. То есть патриархат — главная, основная и единственная система, которая служит угнетению женщин. И эту систему нельзя никаким образом реформировать. Ее можно только разрушить. Еще радикальному феминизму свойственен эссенциализм, то есть идея о том, что женщина обладает уникальным женским опытом в силу биологических причин, то есть обладает репродуктивной функций. Но нужно отметить, что некоторые радикальные феминистки являются трансфобными феминистками, то есть они связывают понятие «женщина» с половыми признаками, хотя сегодня мы уже знаем, что существует огромное количество половых признаков, что пол — это тоже очень-очень условная категория.

Анастасия Седухина: Зависит ли направление феминизма от региона, исторического прошлого страны или народа? Например, я слышала, что в Азии, в Африке девушки говорят, что они последовательницы постколониального феминизма, который переосмысляет опыт женщин из бывших колониальных стран.

Анна Сидоревич: Это очень хороший вопрос. Вот мы сегодня, в основном, говорили о феминизме в Европе, в США, ну, в основном, в России, конечно. Но мне кажется очень важно говорить о том, что сегодня мы уже не говорим «феминизм» часто в единственном числе. Мы говорим феминизмы — во множественном числе. И даже анализируя ситуацию, например, в контексте России, есть разные феминизмы. И, безусловно, феминизмы зависят и от региона, и от исторических каких-то причин, и от культурных особенностей. И это абсолютно нормально, и это так.

То есть мы уже как бы ушли от универсализма, свойственного второй волне феминизма, например. И важную роль здесь сыграл, мне кажется, черный феминизм и интерсекциональный подход. Черный феминизм, в особенности, когда черные женщины заговорили о том, что они подвержены пересечению разных угнетений. И здесь можно упомянуть манифест черного феминизма коллектива Combahee River, который в ответ на феминизм второй волны указал на псевдоуниверсализм второй волны, белых феминисток. И указал на то, что черные женщины подвергаются пересечению угнетений, и при этом их интересы, их права не учитываются, скажем так, не ставятся на первое место ни в антироссийских движениях, ни в феминистских движениях, и вообще фактически исключаются из повестки. Вот. И, конечно, интерсекциональный подход здесь тоже очень важен, именно интерсекциональность позволяет нам сформулировать вот эту идею о том, что существуют разные феминизмы, и это абсолютно нормально, нет какого-то единственно правильного феминизма.

И еще про постколониальность. Термин «постколониальность» существует и используется, но каждый термин, который существует, критикуется. Я читала о том, что эпитет «постколониальный» не совсем хорош тем, что он как бы организует все вокруг истории колониальных империй. И мы говорим: у нас доколониальный период, колониальный и постколониальный. Идея в том, чтобы отказаться от этой имперской центричности, истории империй, и поэтому используется термин «деколониальный». И существуют деколониальный феминизм. Это, наверное, самое молодое течение феминизма. Оно заключается в том, что женщины стран глобального юга находятся в ситуации двойного угнетения: угнетения патриархатного и имперского. К тому же, они находятся в колониальных отношениях с феминистками глобального севера. Что это значит? Это значит, что для западного феминизма женщины глобального юга — это такой однородный объект, а не субъект, и как бы искусственно сконструированный вообще объект изучения. Если вы хотите больше знать про деколониальный феминизм, вы можете найти много важных текстов и исследовательниц. Но здесь я упомяну только одну статью, которая называется «Под западным взглядом» Чандры Моханти. Мне кажется, это важный текст для понимания деколониального феминизма. И на постсоветском пространстве мне кажется важным упомянуть работу Мадины Тлостановой «Деколониальные гендерные эпистемологии», которую я всем рекомендую к прочтению.

Анастасия Седухина: А какие существуют движения в современной России?

Анна Сидоревич: В связи с глобализацией и развитием интернета я бы не сказала, что феминизм в России каким-то образом отличен. Феминистская повестка, конечно, имеет свои особенности в каждом регионе, безусловно. Но я не могу сказать, что во Франции существуют какие-то течения или движения, которые неизвестны, например, в России. Например, если я сравню эти два контекста, французский и современный российский, существует определенное количество универсальных проблем. Например, проблема гендерного сексуализированного насилия, проблема харрасмента, проблемы гинекологического насилия, проблемы вторичного насилия, с которым сталкиваются, например, пережившие насилие при подаче заявлений в полицию. То, что мы обсуждаем много в России, все это существует и во Франции. Есть определенный костяк проблем, которые так или иначе, на мой взгляд, существуют в той и в другой стране.

Что касается движений в современной России, то, во-первых, я не уверена, что знаю все фемдвижения и все феминициативы. Но я знаю точно, что в России существуют разные феминизмы и разные феминициативы. И я хочу отослать вас к подкасту, который называется «Феминизм в регионах», который мне кажется очень важным. Ева Крестовиц его ведет, и она рассказывает про феминисток из разных городов, из разных регионов России, про то, чем они занимаются, каких течений феминизма они придерживаются.

Анастасия Седухина: А какие течения сейчас самые популярные?

Анна Сидоревич: Мне кажется, самое популярное течение сейчас — это интерсекциональное течение феминизма. По крайней мере, мое такое впечатление. Опять же там, когда мы говорили про волны, мы сказали, что наша четвертая волна — это волна, которая, в основном, базируется на интерсекциональном подходе. Мне кажется, это действительно так. Я не сказала про эко-феминизм, что тоже супер-суперважно, особенно сегодня, когда мы понимаем, что экологический кризис не где-то впереди, а он уже здесь. И, конечно, эко-феминизм в России и вообще в мире — очень важное направление.

Анастасия Седухина: Мы говорили про разные направления и разные движения. А что объединяет все эти движения? Как сформулировать основы феминизма, основы борьбы за права женщин, то есть кто это — феминист/феминистка?

Анна Сидоревич: Ну, мне кажется, в первую очередь, феминизм — это движение за гендерное равенство, равенство прав и возможностей. Но важно сказать, если мы применяем интерсекциональную оптику, что это не просто борьба за гендерное равенство. Это борьба за равенство наиболее уязвимых групп, меньшинств. Мне кажется, на сегодняшний день задача феминизма — привлекать внимание к проблемам, с которыми сталкиваются, и угнетениям, которым подвергаются наиболее уязвимые группы. Например, женщины с инвалидностью, транс-женщины, ЛГБТ-сообщества. Моя интерсекциональная оптика меня двигает в этом направление. Но я уверена, что если вы спросите, например, радикальную феминистку, она ответит, может быть, иначе на этот вопрос.