«Уважаемый Владимир Владимирович, где находится убийца?» Ирина потеряла единственного сына. Затем из колонии пропал его убийца — женщина ищет его до сих пор

Летом 2020 года Волгоград всколыхнула новость о жестоком убийстве первокурсника медицинского университета. 17-летний подросток погиб от двух десятков ножевых ранений. Убийцу нашли и приговорили к длительному сроку. Но в конце 2022 года он пропал. По просьбе «Гласной» журналист Владимир Севриновский рассказывает о том, как мать убитого ищет его третий год.

Убийство

«Привет, Тимоша! Привет, сынулька! Вот я и пришла. Как ты тут, родной? Как у тебя дела? Гюля позвонила. У нее Ильнара замуж выходит. Сестра. Ты вместе с ней в Волгограде учился. Ниджат, одноклассник твой, тоже женился. Все тебе привет передают».

Седая женщина сидит у могилы сына, гладит прохладный черный камень. Ей 55 лет. Волосы выбиваются из прически, развеваются по ветру. На руке вытатуировано имя — Тимур.

Тимур был единственным ребенком Ирины Гавриловой. Жили они в Гяндже — третьем по численности населения городе Азербайджана. Мать послала сына учиться на стоматолога в Волгоград. В ночь на 13 июня 2020 года, когда город закончил праздновать День России, 17-летний Тимур возвращался в общежитие. На него сзади набросился неизвестный и 20 раз ударил ножом.

Преступника искали всем миром. Губернатор Волгоградской области Андрей Бочаров пообещал миллион рублей тому, кто поможет установить его личность. В итоге 22-летнего Виталия Васильева опознал собственный брат — увидел в соцсетях фотографию с камеры наблюдения и позвонил на горячую линию. Васильев учился в ПТУ на электрика, а потом перебивался* случайными заработками — охранником, грузчиком, на стройке. Через восемь дней после убийства его арестовали. На единственном заседании суда, которое посетила Гаврилова, бритый наголо Васильев сидел в футболке с надписью Russia. Он сообщил*, что хотел «убить нерусского».

Тимур просто подвернулся первым.

В октябре 2021 года суд приговорил убийцу к 19 годам колонии строгого режима и взысканию 1,7 миллиона рублей в пользу матери убитого.

7 декабря 2022 года в анонимных телеграм-каналах появилась информация, что Васильев умер в колонии. Писали, что он повесился, что нашли записку со словами раскаяния. Националистический канал «Бульба престолов», рассказавший об этом одним из первых, сокрушался, что парня с «хорошим, смелым и чистым» лицом убил «тюремный джамаат». Он проводил параллели с гибелью Тесака и предрекал, что именем «мученика» Васильева будут называть улицы.

А потом начались странности. Региональное информагентство «Высота 102» выяснило, что в начале октября 2022 года Васильева перевели из волгоградской колонии № 26 в Ростовскую область. Это же подтвердили источники издания V1.ru. Дальше его следы терялись. Пресс-служба ГУФСИН информацией о нем не располагала, источник V1.ru сообщал, что в указанное время среди заключенных в Ростовской области не было зафиксировано подобных смертей.

Тогда Ирина Гаврилова сама отправилась в Волгоград — искать убийцу сына. Вместе с адвокатом она приехала в старое общежитие, где была прописана семья Виталия, постучала в дверь. Вышел человек и сказал, что Васильевы тут давно не живут.

Шаткая зацепка нашлась только в волгоградском УФСИН. Его сотрудница, по словам Ирины, сообщила, что Васильев, «скорее всего, ушел в “Вагнер”, потому что с Ростова все идут в “Вагнер”, а дальше его срок шесть месяцев — и, если останется жив, выходит на свободу».

Ирина написала в чат-бот «Спроси Вагнер»: «Понимая нынешнюю ситуацию, я все же очень надеюсь получить от Вас если не в письменном виде, то хоть по телефону какую-либо информацию о нацисте, который оставил на этом свете меня абсолютно одну. Вы же все же боретесь с нацистами, а не спасаете их». Вскоре пришел ответ: «Информацию по сотрудникам не предоставляем — она конфиденциальная».

Гаврилова отправила заказным письмом послание президенту России: «Уважаемый Владимир Владимирович. <…> Хочу просить Вас узнать, где находится убийца, нацист Васильев Виталий Николаевич. <…> Вы с большим уважением относитесь к мусульманам, мой сын был мусульманин, а я как гражданка Азербайджана и наполовину мусульманка очень прошу Вас, чтобы это письмо не осталось в стороне. Желаю процветания Вашей стране, здоровья Вам, Вашей семье. Всех Вам благ и скорейшей победы над нацизмом!» 

Ответ на это письмо пришел осенью 2023 года от Управления исполнения приговоров и специального учета ФСИН России: «Сообщаем, что Васильев В. Н. помилован с освобождением от дальнейшего отбывания наказания в виде лишения свободы в связи со снятием судимости на основании Указа Президента Российской Федерации от 16.09.2022».

Женщина сидит у могилы. На каменной плите — цветочный венок с портретом сына и надписью «У крови нет нации». Тимур лежит у самого входа на кладбище — азербайджанская община Волгограда, несмотря на локдаун, помогла доставить тело на родину, в Гянджу, и достойно похоронить. Неподалеку стоит массивный обелиск с краном, из которого можно набрать воды, и портретом солдата, погибшего в Нагорном Карабахе.

Гянджа

На улицах Гянджи то и дело попадаются портреты молодых людей с надписью «Шахид». Это погибшие в последнюю карабахскую войну. Город похож на многих своих собратьев, переживших Советский Союз: старые проспекты, скромные дома, большой рынок. Построенная 11 лет назад гигантская арка с античными колоннами возвышается в Парке Гейдара Алиева, словно перенесенная в Гянджу из другого мира.

Живет Гаврилова в хрущевке, распухшей из-за больших пристроенных балконов. Все здесь напоминает о сыне: елка, посаженная им под окном, клумба, с которой он воровал цветы, чтобы дарить девчонкам, двор, где он ставил самовар и звал соседей на угощение. Тимур любил готовить, хотел стать поваром, но Ирина решила, что профессия врача перспективней.

Гаврилова родом из смешанной семьи. Ее мать, «дитя войны», приехала в Азербайджан в 1950-х из Твери по распределению работать в текстильной промышленности. Здесь и встретила мужа. Училась Ирина в «русской школе» вместе с детьми военных. Она вспоминает, как школьники маршировали в солдатской форме и даже стреляли в подвале из настоящего оружия. После десятого класса Гаврилова уехала в Самару и окончила педагогический колледж, но тут умерла мать, и Ирина вернулась в Азербайджан, устроилась воспитательницей в детский сад. С этой работы она и вышла на пенсию.

В кухне ее квартиры открывается люк, ведущий в подвал — неглубокий, так что высокому человеку приходится сгибаться. Когда-то его обустроила мать Ирины, оформив как бомбоубежище. Разместила там стол, библиотеку и шкаф с запасами на черный день. А потом СССР распался и Гянджа действительно оказалась под обстрелами. Дети и соседи по подъезду прятались в подвале Ирины и в первую, и во вторую карабахскую войну.

«Не было света, газа, мы готовили на керосиновых конфорках», — вспоминает она. Пригодились и запасы из шкафа матери — сухари, чай, сахар, макароны, консервы.

Сын облюбовал в подвале самую дальнюю комнату. Теперь Ирина создала там нечто вроде музея с его личными вещами: скрипкой, на которой он играл в музыкальной школе, браслетами, которые он плел одноклассникам, детскими рисунками, книгами. Стеллаж вдоль стены заставлен куклами — их Гаврилова начала собирать еще до рождения сына и продолжила коллекционировать с ним вместе. Пластиковые звери, утята, голые пупсы поблескивают в полумраке нарисованными глазами, пока Ирина рассказывает, как трудно было растить сына. Семья распалась, время было тяжелое, но всегда помогали соседи.

Тимур был сильным, но драться не любил. Ирина считала это проблемой. Однажды она пристыдила сына за то, что тот не дал сдачи задиравшему его подростку. Тимур послушно подошел к обидчику, поднял его и стукнул о землю — так, что мать испугалась. Они попали в полицию, и больше никогда Ирина не заставляла сына применять силу.

Учился Тимур на пятерки. В Волгограде он скучал по дому, мечтал снова вдохнуть запах родных комнат. Но даже на каникулы вернуться не смог: началась пандемия — и границы закрылись.

Когда Ирине сообщили о гибели сына, она была на работе, в детском саду. Гаврилова вопила, билась головой о стену, потом выбежала на улицу. Собралась толпа. Люди шли за женщиной, пока какая-то знакомая не взяла ее под руку и не отвела домой.

Ирина бережет рубашки сына, еще хранящие его запах. Чтобы Тимур приснился, она ложится спать в одной из них. Но это не помогает: в последнее время сын редко приходит к ней во снах.

После гибели Тимура она отказалась от веры: «Когда умирают наши родители, это закон, мы должны их терять. А когда дети — это вина Бога». Ирина дважды пыталась покончить с собой. Теперь от суицида ее удерживает мысль, что, если она умрет, о Тимуре некому будет помнить.

«Никому это не нужно, — горько говорит она. — Мы просто исчезнем с ним, испепелимся».

Есть у ее жизни и второй смысл — найти убийцу Тимура. В толстых папках Гаврилова хранит ответы российских государственных органов на запросы о нем. С момента исчезновения Васильева она постоянно пишет — в прокуратуру, следственный комитет, службу приставов, лично Путину, которого Ирина в разговоре называет исключительно по имени-отчеству. Только это помогает ей заполнить пустоту, образовавшуюся после смерти сына. 

В тихом доме с темным двойным дном она ведет свою эпистолярную борьбу с неослабевающим упорством. Но ничего определенного за два года узнать не удалось. Убийца словно провалился сквозь землю. Как именно свершится мщение, она пока не задумывается, вся ее энергия направлена на поиски. В конце 2024 года она вновь собирается в Волгоград.

«Помоги, Тимошка, найти этого подонка, — обращается Гаврилова к сыну. — Помоги случиться возмездию. Чтоб ты сдох, Васильев. Чтоб ты кровью харкал».

Медицинский университет

Самолет приземляется. Ирина выходит в спортивном костюме, с тяжелой черной сумкой через плечо: надо порадовать гостинцами всех знакомых в Волгограде. Город вытянулся вдоль Волги более чем на полсотни километров — широкие проспекты, большие безликие дома, циклопическая Родина-мать с мечом, напоминающая гневного ангела.

По словам Ирины, сперва Тимуру в Волгограде было тяжело. Но он быстро завоевал авторитет среди студентов — не кулаками, а готовностью помочь. В его группе занимались в основном иностранцы. Русский они знали плохо, и юноша их выручал. Когда Гаврилова приехала в первый раз искать убийцу сына, ей дали комнату в общежитии. Был Ураза-байрам, и она готовила друзьям Тимура плов на разговение.

Пришла Ирина сюда и в конце 2024 года. Ее обступают молодые мужчины. Тихий смуглый афганец Абдулла Дурани рассказывает, что известие о гибели друга застало его дома. Сперва он не поверил: Тимур любил розыгрыши. А потом долго плакал на глазах у всей семьи.

«Если мусульманин умирает за границей, он становится как шахид», — басит азербайджанец Эмиль.

Чеченец, друг Тимура, жалеет: «Лучше бы убили меня. У моей матери еще сыновья есть, они бы ее поддерживали».

Гаврилова раскрывает сумку, раздает ребятам подарки из Гянджи: ярко-алый кизил, упаковки рахат-лукума. Сует купюры — «на выпускной». Те вежливо отказываются, но Ирина настаивает. Вместе они идут на место убийства. Прикрепляют к дереву, возле которого нашли Тимура, букет цветов.

— Дай Аллах вам хотя бы чуть-чуть терпения, — говорит Эмиль.

— Нет, — мотает головой Ирина. — Пускай поможет мне. Ваши молитвы пускай помогут этого ублюдка найти. В Библии как сказано? Око за око. Придешь с мечом, от меча и умрешь.

Поиск

Песочно-желтое двухэтажное здание службы приставов Советского района. Турникет, старенький охранник у входа. Гаврилову проводят в кабинет ведущего судебного пристава-исполнителя Ирины Сааковой.

— Мне должны выплатить 1 миллион 700 тысяч рублей. Я столько вам писала! Почему вы не можете его найти? Вы же можете обратиться в ФСБ, в паспортный стол.

— Росреестр предоставил информацию, что у него доля в доме, — Саакова называет адрес. — Но он там не проживает. Иного имущества у него нет, расчетные счета арестованы.

— Мне основное — найти его, среди живых или мертвых, — говорит Гаврилова.

— Записи о смерти нет, к счастью или к сожалению. Если он помилован указом президента, он искупил… якобы… получается… не знаю… — казенные слова застревают у Сааковой в горле.

— Это просто ужас! — вскрикивает мать.

— Я с вами согласна, — кивает пристав.

— Сколько ни писала в колонию, там отвечают: да, он освободился. А где находится, не знают. Военкомат тоже разводит руками. Это не ваш только единственный случай. Таковых знаете сколько у нас? Я по-человечески вам сочувствую, но даже если мы его находим, с него взыскать что-то тяжело, и привлечь его за неисполнение решения суда мы не можем.

— Я понимаю, — соглашается Гаврилова. — Главное, его найти. Я его привлеку. Лично.

После общения с приставом Ирина идет по адресу, где, по словам Сааковой, убийце принадлежит половина дома. Это тихая, похожая на сельскую улица с облупившимся асфальтом. Частные одноэтажные дома. Гаврилова стучится в дверь. На порог выходит женщина.

— Я мать убитого Тимура, — представляется Ирина. — Васильев Виталий Николаевич. Приставы говорят, что у него здесь полдома.

— Какие полдома? — пугается женщина. — Я одна тут живу, не знаю никого. До свидания, никого не знаю.

Она захлопывает дверь.

Ирина колотит в малиновый железный забор:

— Женщина, может, вы со мной поговорите? Я не хочу ничего плохого, просто узнать о нем. Как получилось, что он у вас прописан? Вы меня слышите, женщина?

Но дом хранит молчание. Только ветер шелестит жухлой травой.

Община

Ближе к вечеру друзья сына приводят Ирину в кафе «Агдам» на встречу с главой азербайджанской диаспоры Садаем Кулиевым. Кулиев — седеющий человек с вислыми усами и задумчивым, усталым взглядом — распоряжается накрыть столы. В Советском Союзе он работал директором овощной базы. Теперь Садай выступает в роли посредника между общиной и властью. Это он, несмотря на локдаун, сумел доставить тело Тимура на родину. А в апреле 2022 года волгоградские азербайджанцы под его руководством передали 10 тонн продуктов для Донбасса. Мука, рис, макароны, масло, сахар, чай — этот перечень напоминает содержимое шкафа в подвале дома Ирины в Гяндже.

— Я сам в суде слышал, как Васильев говорил: «Был бы на его месте другой нерусский, я бы убил его», — вспоминает Кулиев.

— Таких людей на свободу нельзя пускать! — горячится молодой парень.

— Говорят, в Советском районе его недавно видели, — подхватывает другой.

Третий мотает головой:

— Не может быть. Брат, наверное. Или кто-то еще.

Официанты приносят пузатые стаканчики-армуды, эклеры, торт. Эмиль разливает чай. Зал почти пуст, лишь неподалеку за сдвинутыми столиками едят шашлык несколько стариков. Кто-то многозначительно шепчет, показывая на них: «Вояки бывшие. Ветераны, афганцы. Один из них — Герой России».

К столу Садая подходит Али Гамидов — подтянутый седой человек в цветастой рубашке, полковник полиции в отставке:

— Для нашего города-героя Сталинграда хорошего мало, что такой случай произошел. Тимур Гаврилов, весь город о нем знает. Из Кировабада. Все-таки так лучше звучит, чем Гянджа. Когда-то была даже футбольная команда «Динамо Кировабад» в Высшей лиге. 

Он подсаживается к Ирине, говорит участливо:

— Насколько я знаю, он убит.

Все сразу понимают, о ком речь.

— Нет, — мотает головой она. — Ведь об этом должны сообщить в паспортный стол?

— На практике — нет, — отвечает Гамидов.

— А домой, матери?

— Могут сказать, а могут и нет. Я обо всем в курсе, держу связи. Вроде он погиб.

Ирина все равно настаивает на продолжении поисков. Тогда человек, сидевший напротив нее, уступает место новому гостю — огромному, бородатому, с бычьей шеей и пудовыми кулаками. Тот рассказывает, что встретил Васильева где-то в недрах пенитенциарной системы.

— Вижу — лицо знакомое. Спрашиваю: «Ты это?» Он: «Да». — «Объяснить [мотив убийства] сможешь?» Он: «Я под наркотическим веществом был». Мой подельник, азербайджанец, начал с ним драться. Я увидел, что не так у них пошло, и влетел туда. Раза три его выключил, на него сел. Он [и после этого] встал. Очень крепкий. Три-четыре раза пропустил я [от него] — как кувалдой.

— Он спортсмен, боксер. Не пьет, не курит, — кивает Гаврилова, жадно ловя каждое слово.

— Я вольной борьбой занимался, — отвечает незнакомец. — Лица не было на нем. Менты, клянусь всевышним Аллахом, вот хлеб, зайти боялись — так я с ума сошел. Так от души его бил…

В подтверждение гость притрагивается к хлебному ломтю.

— Спасибо. Спасибо. Я как мать благодарю тебя, — говорит Ирина, прижав руки к груди. 

— Его убили. А что говорят, [что он] на СВО, это неправда, — веско чеканит гость. — Наливай чаю.

Эмиль наполняет армуду. Незнакомец неспешно отхлебывает и продолжает рассказ:

— Ребята, которые с ним сидели, говорили, что он умом тронулся. Его долго мучили. Когда нерусские с ним попадали в одну хату, сразу били. С ходу. Да, были моменты, где и он бил. Если слабенькие попадались. Но суть в том, что не оставлял его там никто. Потому что ни за что [он убил Тимура]. Когда вас показывали, у кого телевизоры были, этот момент сильно наблюдали. Каждый, кто в системе находится, беспокоится о матери, а тут показывают вас. Внутри переворачивалось все. Пацан из Чечни был с этим человеком. Он нам передал, что его убили там мусульмане. Сто процентов человек уже неживой.

Члены диаспоры кивают, вздыхают с облегчением: можно успокоиться, больше призрак бритоголового убийцы не будет ходить по улицам Волгограда. Мужчины разбирают эклеры, хрустят ломтями арбуза. Кто-то с опаской поглядывает на Гаврилову — как она воспримет неожиданное окончание поисков, ставших смыслом ее жизни? Чем займется теперь?

* * *

Встреча закончена. Чайник опустел, на столе лежат остатки шербета, привезенного Ириной из Гянджи. Собравшиеся вместе делают дуа. Ирина проводит руками по лицу, шепча слова молитвы. На улице ее провожает вся община. Уже возле такси женщину спрашивают, успокоилась ли она. Ирина упрямо качает головой:

«Пока не увижу своими глазами, не успокоюсь. Мой ребенок лежит в земле, а он будет дышать, пить, есть. Мне нужен факт. Хотя бы одна фотография могилы. Документы, что его нет в живых. Тогда я от всех отстану. Мне ничего не надо будет. А пока я продолжу его искать. Я обещала сыну».

Весной 2025 года Ирина все еще ищет убийцу Тимура. Пристав Саакова сообщила ей, что нашла брата Васильева, но поговорить с ним не сумела: якобы он воюет в Украине. Редакции также не удалось получить комментарии от семьи убийцы Тимура: заданные в соцсетях вопросы проигнорированы, а связанный с Васильевым активный аккаунт прочел сообщение и не ответил. В государственных базах данных Васильев до сих пор числится живым.

* Внесены Минюстом РФ в реестр «иноагентов»