«Это Вавилина всех взбаламутила» Независимая муниципальная депутатка ― об обысках накануне выборов и причине оставаться в России

Утро 21 августа у главы петербургского муниципального округа (МО) Гавань Нэлли Вавилиной началось не с кофе, а с обысков. Следственные действия проводились в рамках уголовного дела в связи с неисполнением решения суда по статье 315 УК РФ. Исполнительное производство судебные приставы возбудили в мае 2024 года. Вавилина не скрывалась от следствия. Но за две с половиной недели до выборов муниципального уровня, вместо того чтобы идти заверять бюллетени в ТИК, Вавилина принимала силовиков. Она отдала им оргтехнику, телефоны, документы — все, что запросили правоохранители. Но женщину все равно увезли в Следственный комитет. Адвокат Вавилиной визит к ней правоохранительных органов связал с избирательной кампанией. В итоге до выборов Вавилину допустили, однако победить не удалось. 

Вавилина стала главой округа в 2019 году. На этом посту ей неоднократно приходилось общаться с сотрудниками Центра «Э», получать вызовы в прокуратуру Василеостровского района и в Следком. 

«Гласная» записала монолог Нэлли Вавилиной о том, зачем она пришла в политику, как оставаться независимой в 2024 году и почему, несмотря на давление, она не собирается покидать Россию. 

«Оружие, наркотики?» 

Я полагала: снимут с выборов, как снимают всех неугодных, что может быть проще? Кандидатов снимают легко, как по надуманным предлогам, так и по реальным поводам. В Петербурге, например, в конце августа с выборов в Лиговке-Ямской сняли кандидатку Диану Серую. [Формальная] причина: она использовала в телеграм-канале фотографии без разрешения авторов. 

Кандидаты могут пойти в суд и даже, возможно, выиграют. Но потом, если срок пропущен, они уже не смогут стать депутатами. 

Со мной что-то пошло не так. Меня не сняли. Мы начали предвыборную кампанию раньше всех. Я даже угроз не получала. Благополучно? Да! И это не могло не настораживать. 

21 августа 2024 года. До выборов в муниципальный совет еще две с половиной недели. В семь утра в моей квартире раздался стук: пришли сотрудники полиции. Одновременно обыск начался на моем рабочем месте в МО Гавань, в квартире моей 83-летней мамы и на даче в 120 километрах от Петербурга. Мама после операции. Отдыхала после медицинского вмешательства на даче. Ей делали операцию на глазах, поэтому она плохо видит сейчас. Ее разбудил грохот. Во входную дверь не постучали — ее начали выносить. Мама испугалась и закричала, что она одна и никому не откроет. Но грохот не прекратился. Она решила, что там стоят бандиты и налетчики, подбежала к окну и стала звать на помощь. В ответ ранние незваные гости выломали дверь — и в дом вошли люди в черном и в балаклавах.

— Оружие, наркотики?

— Вы что, сошли с ума? Я сейчас полицию вызову! — закричала в ответ моя мама.

И только потом поняла, что вызывать никого не надо, что это и есть полиция. Когда понятые спросили о причине обыска, кто-то из тех, кто был в маске, ответил: «Обыск — из-за перевода денег на нужды ВСУ». Это ложь. Но предполагаю, человек в маске решил, что это хорошая шутка. Представляете? 

Мама шутку не оценила. Она любит Россию, она создала и отреставрировала более 30 музеев в Ленинградской области, она почетный член Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. Ее все знают в Петербурге и в Ленобласти… В первый день после обыска я за нее реально боялась. Она плакала и говорила: «За что они со мной так?» Наверное, у нас искали картины, золото и бриллианты, а нашли очень скромную дачу, в которой только библиотека и пианино. 

«Это Вавилина всех взбаламутила» 

Меня хотели задержать на 48 часов. Обыск и задержание были в рамках уголовного дела, возбужденного по материалам о трудовом споре. Это не политическая и не экономическая статья. Но активные следственные действия начались, подчеркну, за две с половиной недели до выборов. А дело возбудили еще в мае. То есть три месяца все было спокойно: меня вызывали, я давала показания, не скрывалась, всегда была на связи. Итого накануне выборов из Следкома меня выпустили под подписку о невыезде. Теперь Петербург я покидать не могу. Да и не планировала, правду сказать…

Почему обыскивали? Точного и правильного ответа не могу найти. Разве что предположение: я депутат с 20-летним опытом, и за эти годы мне удалось завоевать уважение и доверие и получить огромную поддержку со стороны жителей как моего МО Гавань и всего Василеостровского района, так и Адмиралтейского, Центрального районов Петербурга.

Ко мне обращаются и те, кто везде жалуется, и те, кто никуда не жалуется, но хочет добиться справедливости. 

Через полгода после выборов 2019 года, когда в мире объявили пандемию коронавируса, я рассказывала в соцсетях о ситуации в госпитале в «Ленэкспо» и Покровской больнице. Как писала РБК, благодаря Вавилиной СМИ обнародовали обращение медперсонала к губернатору города, когда в медучреждении, не приспособленном для приема пациентов с коронавирусом, заразились 87 медиков. 

В 2022 году сотрудники прокуратуры и полиции уже приходили ко мне. Тогда поводом для визита стало вручение документа «о недопустимости нарушения законодательства о противодействии экстремистской деятельности». Я связываю это предостережение с градозащитой. Тогда я вела группу, посвященную протестам против застройки северного намыва на Васильевском острове: мы выступали против застройки Галерной гавани плавучими домами. И мы вновь одержали победу. 

В конце 2023 года мы призвали убрать округ из зоны платной парковки. Городские власти вводят платные парковки вместо того, чтобы бросить силы на реализацию планов по строительству и открытию новых станций метро — это и «Морской фасад», и «Гавань», и «Горный институт». Станции только обещают построить, а платные парковки уже есть. В январе мы направили в суд иск с требованием отменить распоряжение городского комитета об организации платной парковки на территории Василеостровского района. Истцы — местные жители. Ответчик — комитет по транспорту Петербурга. Районная власть могла бы включиться и выйти на защиту горожан, но этого не произошло. Они не только промолчали, но и фактически обманули людей: провели фиктивные собрания. И в итоге мы имеем то, что имеем: непродуманные и некомфортные платные парковки. 

Когда что-то происходит в районе, власти, вместо того чтобы устранять проблему, говорят: «Это Вавилина всех взбаламутила». Удобно, правда? У чиновников, застройщиков, прочих бизнесменов есть юристы, адвокаты, или бюджетные деньги, или личные финансы. У простых горожан всего этого нет, поэтому я выступаю на стороне простых жителей района: за них больше некому заступиться. Мы решаем вопросы защиты дворов от помоек, защищаем погорельцев — художников, например, у которых сгорела мастерская.

Муниципальная власть и должна этим заниматься — отстаивать интересы жителей. Вот и вся моя оппозиционность.

После обысков меня знают даже те, кто никогда обо мне не слышал. Получилась такая рекламная кампания от Следственного комитета. Власти ненавидит меня. За то, что я выступаю за людей, за то, что люди мне, муниципальному депутату, доверяют, а городским и районным властям — нет. Я даже у кого-то из оппонентов видела такой комментарий: «Вавилина опасна, потому что ее поддерживают избиратели». Представляете? Я всю свою жизнь работаю для этого, а тут, выясняется, я делаю «опасное» дело. 

«Я лучше в тюрьме окажусь, чем буду убегать»

Как я стала политиком? Это случилось лет двадцать назад. Я — тогда молодая мать, мне 34 года, — стою у окна на кухне и смотрю на улицу. И вижу стройку. Ее не было еще вчера. Они же у моего ребенка отбирают часть двора и часть игровой площадки! Вышла к строителям. 

Выяснилось, что они прямо под окнами обустраивают площадку под мусорные контейнеры и что сюда будут свозить отходы со всего микрорайона. Под мои окна! Я против! Написала объявление на дверях парадной: «Люди, выходите, давайте защищать наш дом от еще одной мусорной площадки». И люди вышли. Спросили, что они могут сделать. Я написала план действий, но в него никто не поверил. А у меня получилось!

В итоге я стала муниципальным депутатом. Тогда я вообще не знала ни кто такие эти депутаты, ни что они могут. Я даже не знала, зачем они нужны. Полномочия муниципальных депутатов Москвы, Петербурга и Севастополя — наиболее ограниченные: только благоустройство, досуг, гражданская оборона. Но если депутат хочет работать, он в силах расширить круг своих полномочий самостоятельно, то есть сам будет писать запросы и сам вести активную деятельность. С 2005 по 2016 год я была помощницей депутата заксобрания Алексея Ковалева, а в созыве 2009–2014 годов — заместителем главы муниципального образования. 

На встречах кандидатов от «Единой России» с жителями района к ним приходили друзья, помощники и знакомые — реальных избирателей я не видела. Все эти встречи нужны, чтобы отчитаться перед центральным аппаратом партии. 

Сейчас мне 56 лет. Меня в районе называют «наша Нэлличка». За 20 лет мне не раз звонили в квартиру, просили о помощи. И я бежала. Это очень круто! А сейчас, когда прошли у меня обыски, люди звонят в дверь и предлагают помощь мне. Спрашивают, что они могут сделать: куда написать, куда и кому пожаловаться.

Я переживала, что голоса могут украсть. Так уже было в 2016 и в 2021 годах, когда я шла в Законодательное собрание Петербурга. Я знаю, что я тогда победила, — могу доказать по протоколам. Но, к сожалению, мой конкурент в 2021 году собрал пять тысяч голосов на выездном голосовании. И украл мою победу. Тогда этот вариант — массовое голосование на дому — применили впервые. Никакой суд не в силах проверить голоса, собранные в «сапогах-скороходах». За секунды вход в квартиру, выдача бюллетеней, заполнение их, само голосование и переход по новому адресу. 

Чтобы защитить голоса избирателей, мы подготовили наблюдателей: на каждый избирательный пункт направили минимум троих. Важно, чтобы они могли сопровождать выносные урны: в прошлом году можно было на одном территориальном избирательном участке иметь одну выносную урну, а в этом — три. До выборов в наших районных ТИКах все было спокойно. И меня это, признаться, пугало. 

В дни выборов случился откровенный беспредел. С выносными урнами бродили по острову и всем встречным предлагали проголосовать. Об этом мне рассказали местные жители. Как по закону? Их приносят тем, кто хочет проголосовать, но не может выйти из дома по объективным причинам. Заявление о доставке выносной урны пишут заранее. 

Раньше, я помню, со всего района с населением 200 тысяч о доставке выносной урны просили человек двести. Максимум. На выборах 2019 года количество тех, кто нуждался в выносной урне, увеличилось до пяти тысяч. 

Закон требует, чтобы выносную урну на участок вернули до закрытия УИК, то есть до 20:00. И если к этому сроку она не возвращается, то бюллетени считаются недействительными. В этот раз урна вернулась после 10 часов вечера, через два с половиной часа после окончания работы участка. Бюллетени, согласно действующему законодательству, не могли быть учтены, но председатель сказал, что он ничего не решает, а решает все комиссия. Наш наблюдатель, молодой парень, у которого было право решающего голоса, во время голосования говорит: «Подождите, вы же меня не спросили! Я категорически против, мы с вами преступаем закон! Мы же преступники, получается». 

Но эти бюллетени вбросили, засчитали. Победила шайка единороссов, люди ноунейм: один — безработный, другой — участковый врач Невского района, есть бизнесмен. В этот раз баллотировался на муниципальных выборах один из военнослужащих. В первый день пришли 800 курсантов и солдат воинской части, которые не имели права голосовать на муниципальных выборах, только на губернаторских. Но им выдали по два бюллетеня: по одному они голосовали за губернатора, по второму — за муниципальных депутатов. За этого военного проголосовали 711 человек. Кандидат в муниципальные депутаты, он обошел по результатам голосования на своем избирательном участке даже Александра Беглова, который бился за кресло губернатора Петербурга. 

А на третий день на избирательные участки МО Гавань пришли крепкие юноши без документов. На вопросы они не отвечали, документы не показывали. Сами себя они назвали наблюдателями и на этом основании сидели до закрытия УИК и во время подсчета голосов. Понятно, что они готовы были вступить и в рукопашную, если что-то пошло бы не по сценарию. 

Почему меня еще не признали «иноагентом»? Боюсь, что этим все и закончится. Последний раз я была за границей лет двадцать назад. Интервью не даю. Но чтобы признали «иноагентом», сейчас и не надо каких-то особых действий. Достаточно быть инаковой. 

Я осторожна. Стараюсь быть такой. Мы же все понимаем нынешнюю ситуацию. Я должна быть аккуратной, за мной огромное количество людей. У них разная и политическая, и экономическая позиция, но я должна их защищать перед властью, от которой, как выяснилось, и я могу ожидать разного. Никто не считается с гендером политика, к женщинам применяют те же методы, что и к мужчинам: давят, ломают, провоцируют. Никто не церемонится. 

Результат уголовного дела, какое решение вынесет суд, я не могу предугадать. Да, я не виновна. Это все понимают. Но максимальный срок по данной статье — два года. 

Уехать из России? Никогда. Я слишком люблю родину. Я лучше здесь в тюрьме окажусь, чем буду убегать. Здесь мои родители. Здесь все мое! Я живу в Петербурге, в России — и буду жить. 

За несколько месяцев до начала избирательной кампании мы объявили набор в школу муниципального депутата. Пришли люди разные: и те, кому 22 года, и те, кому под 50. Но все активные, неравнодушные к городу. Мы вместе отстаивали остров — от застройщиков, от комтранса. Я им передам свой опыт, свои знания. И уйду на покой. Когда-нибудь. Если смогу.