Жена декабриста 2.0

22 июня 2020 года суд в Санкт-Петербурге вынес приговор 25-летнему программисту Виктору Филинкову* и антифашисту Юлиану Бояршинову по так называемому делу «Сети»**. Позади были пытки током, СИЗО, изматывающий судебный процесс. Впереди у Филинкова — семь лет колонии общего режима, ШИЗО и… свадьба. Правда, тогда он об этом еще не знал. Как не знала и присутствующая в зале суда Евгения Кулакова, его общественная защитница, помогавшая Виктору фактически с первых дней задержания.

«Гласная» рассказывает историю их любви, возникшей вопреки обстоятельствам.

…Она верила женщинам в тюремных очередях. Там все ясно, просто и справедливо. Эти слабые женщины умудрялись защищать своих близких, согревали их теплом, которое теряли, выстаивая на морозе, утоляли их голод тем малым, что отрывали от своих скудных пайков, через глухие каменные стены доносили до них свою любовь и надежду.

А. Рыбаков. Дети Арбата

«Срочно вылетаю в Киев» — эти слова 23-летний айтишник Виктор Филинков успел сказать жене Александре (Соле) 23 января 2018 года по дороге в аэропорт Пулково. Спешка была неслучайна — к тому времени по так называемому делу «Сети» было арестовано уже несколько человек, близких друзей Виктора и Соли. Доходила информация, что задержанных пытают, над ними издеваются. Опасаясь за безопасность, Соля переехала в Киев. Виктор собирался присоединиться к ней позже, но в тот день случился очередной арест: забрали его хорошего знакомого. Так что Филинков решил уехать побыстрее.

Соля прождала его несколько часов в аэропорту Борисполь, но муж так и не появился. На следующий день она узнала, что Виктора сняли с рейса и увезли в неизвестном направлении. Адвокаты и правозащитники искали его несколько дней. А когда нашли, выяснилось, что Виктора пытали.

Сотрудница питерского «Мемориала»*** Евгения Кулакова в то время работала в архиве ФСБ на Шпалерной улице. В том же здании находится СИЗО, где до отправки в колонию сидел Виктор Филинков. Женя с самого начала активно поддерживала фигурантов дела «Сети»: письма, передачи, публикации в соцсетях. Виктору она тоже писала письма и носила передачи.

«Я читала дела периода Большого террора, а где-то за стеной сидел Витя по делу, которое состряпали наследники тех следаков, по таким же лекалам, с такими же формулировками, — рассказывает она. — Бывали дни, когда мне назначали ознакомление с делом в 10 утра, и в это же время открывался прием передачек. Нужно было успеть и в одну дверь, и в другую».

Любовь в маске и перчатках

Московский окружной военный суд начал рассматривать дело 20 марта 2019 года. Виктору и его «подельнику» Юлику (Юлию Бояршинову) вменяли статью 205.4 УК РФ (организация террористического сообщества и участие в нем). Женя ходила на все суды. В какой-то момент ее допустили к участию в судебных заседаниях в качестве общественного защитника. И сама Женя, и Виктор считают это чудом: «Когда начался суд, мы решили попробовать заявить защитника наряду с адвокатом. У меня нет юридического образования, моя кандидатура была больше технической. Был такой расклад, что сначала Витя заявляет меня, суд не соглашается, и тогда Витя заявляет подругу с юридическим образованием — не сможет же суд во второй раз отказать. И вот я иду утром, думая, что меня не допустят. Витя заявляет ходатайство, прокурор возражает, судья что-то у меня спрашивает и уточняет: “Какие отношения у вас?” — “Дружеские”, и все так весело улыбаются. И суд говорит: “Да, допускаем”, даже не уходя в совещательную комнату. Они объявляют перерыв на час, а мы стоим болтаем рядом с клеткой. После перерыва я сажусь за стол к адвокату — и с этого момента у меня начинается новая жизнь».

К политическим делам защитников не допускают почти никогда. Женя поняла, что ей выпала редчайшая возможность, из которой нужно выжать максимум.

Помимо доступа к судебным заседаниям и возможности знакомиться с материалами дела, защитнику полагается практически неограниченное количество свиданий с подсудимым. Но тут начался ковид.

«Остановились суды, и началось просто невероятное время: ничего не работает, все на паузе, вокруг какой-то мрак происходит, — вспоминает Женя. — СИЗО закрыто для всех, кроме адвокатов и защитников. Я хожу к нему в маске и перчатках, и у нас развивается любовь».

К моменту начала романтических отношений между Женей и Виктором его общение с женой Солей было уже чисто дружеским. Соля принимала активное участие в помощи Филинкову, но приехать в Россию не могла: ей самой грозил арест. Вскоре она получила политическое убежище в Финляндии. В 2023 году Виктора и Солю разведут через суд, заочно, потому что один из супругов — в тюрьме, а второй — за границей.

«На судах я сначала переживала, что ничего не умею, было страшно, — вспоминает Женя это время. — У меня сложился комплекс отличницы: я бесконечно готовилась к прениям и выступлениям. Они меня сильно выматывали. В ночь перед приговором нужно было сочинить речь. Я ревела, меня трясло, не могла писать. Помогла подруга. Это была одна из самых ужасных ночей в моей жизни».

Раздвинуть решетки

Виктору Филинкову дали семь лет колонии общего режима. Чаще всего ни самому осужденному, ни его родным не сообщают, в какую именно колонию и в какой регион его отправят. Родственники зэков ждут вестей месяцами. Виктору повезло — он знал, что его этапируют в Оренбургскую область. Женя решает ехать за ним: «Импульсивно собралась, схватила рюкзак и поехала. Сначала его привезли в Вологду, потом в Киров. Я не знала, пустят ли меня в СИЗО. Каждый раз надо было продумывать аргументы, зачем меня должны пустить. Но у меня есть главная бумажка, что я общественный защитник. Я очень за нее трясусь, у меня 10 нотариальных копий».

С этим документом Женя посещала Виктора и в Кирове, и в Екатеринбурге, и в Челябинске, а потом в СИЗО в Оренбурге и в колонии. «У Вити этот путь занял полтора месяца, у меня месяц. На “Медиазоне”*** я вела дневник поездки. Это было очень сложно, но очень важно для меня, потому что я знала, где он, почти все время и не переживала».

Чтобы следовать за человеком на этапе, нужно огромное количество сил, времени и денег. А чтобы постоянно поддерживать заключенного, да еще по «террористической» статье, сил, денег и времени нужно еще больше.

Первые полтора года в колонии Филинков практически безвылазно провел в ШИЗО и «одиночках», куда его отправляли за малейшее нарушение (не поздоровался с сотрудником, не убрал прогулочный двор, посмеялся на рабочем месте). Ему были запрещены свидания, передачи и телефонные звонки. Контакты с внешним миром только через бумажные письма и адвокатов с защитниками. Но даже эти положенные по закону посещения руководство колонии пыталось всячески ограничить: Жене и Виктору приходилось сражаться буквально за все.

«До конца 2022 года мы разговаривали только через стекло по телефону. Это было нарушение: сотрудники колонии прослушивали разговоры и демонстрировали Вите, что слушают, хотя заключенные имеют право на конфиденциальность. Потом мы добились, чтобы нас перевели в комнату, где мы находились в одном помещении, но между нашими столами было полтора метра, и нам запрещали подходить друг к другу. Когда однажды они прервали наше свидание, мы подали в суд и выиграли. С тех пор мы можем сидеть за одним столом».

На это сражение ушло полтора года. Сотни жалоб и несколько судебных процессов. Женя ведет журнал, в котором записывает все свои жалобы и заявления — всего их накопилось уже 385. Даже элементарных вещей приходится добиваться бесконечно долгой борьбой. На это решаются немногие: российская пенитенциарная система кажется всесильной, она ориентирована на то, чтобы лишить человека базовых прав и достоинства. Но просвет между тюремными решетками можно расширить, говорит Женя, нужно быть упертым, знать свои права и не бояться: «Мы одержали много побед, о которых раньше даже подумать не могли. Если невозможно вытащить Витю из неволи, можно попытаться “раздвинуть решетки”, сделать окно между тюрьмой и волей как можно шире. И важно, что в нашем случае эта настырность подпитывается бешеной любовью и бешеным желанием быть как можно ближе и как можно дольше вместе. Будь я просто правозащитницей — наверное, меня бы не хватило на такое. В этой “игре” у нас очень высокие ставки».

Не только защитница

Последние полгода Женя и Виктор пытались добиться разрешения на длительное свидание. Исполнительный кодекс разрешает такие свидания не только с близкими родственниками, но и с так называемыми иными лицами с разрешения начальника колонии. Женя несколько раз подавала заявление, ей отказывали, она обжаловала отказы. Прокуратура встала на сторону пары, но колония все равно не хотела выполнять представление, подала на прокуратуру в суд и проиграла.

Решение вступило в силу в декабре 2023 года. У колонии нет никаких оснований не давать Жене и Вите свидания, однако фсиновцев это не смущает: «Они внаглую продолжают настаивать. На последних судах я уже просто отрывалась. Я толкала трогательные речи. “Не видеть нашу любовь не может лишь человек, у которого нет глаз и сердца” — так я говорила. И Витя тоже что-то такое говорил, душераздирающее. Короче, все маски сняты. Я уже не только защитница, но еще и его возлюбленная. Не раз обнаруживала себя в точке, когда понимала, что все сильнее и глубже люблю его. Это не статичная история, а процесс. Постоянное погружение. Витина сестра смеялась, что у нас конфетно-букетный период затянулся. Это действительно так — у нас же нет других фаз развития отношений, как у людей на воле. Мы по-прежнему передаем друг другу любовные послания. Я не чувствую усталости, наоборот — голод только усиливается все время. Мне кажется, наша ситуация уникальна. Обычно случается так, что люди были одними, потом их перемолола система — они продолжают быть вместе, но они уже совсем другие. А мы соединились в тот момент, когда уже “перемололись”».

В передачке ждет манго

С начала 2023 года Виктор ни разу не был в ШИЗО и в «одиночках». Ему разрешены свидания с близкими — этого добились Женя и адвокат.

Женя живет на два города. В Питере дом, работа, кошки, друзья. В Оренбурге — Виктор, суды, свидания, магазины, рынок, где она покупает все необходимое для передач.

Передачи — отдельное искусство. Нужно точно знать, что можно, чего нельзя, в каких количествах можно, как все должно быть упаковано, — и составить из этого оптимальный «джентльменский набор», уложившись в разрешенные 20 килограммов.

Из фейсбука**** Жени Кулаковой:

«Вите можно одну передачу в четыре месяца. Это с тех пор, как он вышел из бесконечных ШИЗО. За весь его срок в колонии сегодня я сделала ему четвертую или пятую “дачку”. В СИЗО я носила по две и больше передачи в месяц, и это вообще другое дело по уровню сложности комплектования.

У меня есть возможность собирать передачку несколько дней, находясь уже в Оренбурге, а не бежать сломя голову в колонию прямо с поезда. В этот раз на сборы ушло пять дней с момента приезда. Это значит — каждый день заходишь в разные магазины и на рынок, куда-то даже ездишь (за бесспиртовым парфюмом в пластиковом тюбике, например). Что-то можно заранее купить, а что-то (фрукты, овощи, зелень, хлеб) лучше накануне.

Большинство продуктов надо разворачивать и пересыпать в прозрачные пакетики.

Весов у меня дома нет. Поэтому я вчера четыре раза носила сумки в ближайший супермаркет, чтобы прикинуть вес разных частей. Получилось на четыре килограмма больше разрешенного. Стала с болью вычитать: арахисовая паста, печенье, хлебцы, часть сыра, пастилы и соусов пошли на фиг. Как и рыба, которую сегодня не приняли.

В итоге сегодня передача потянула на 19 килограммов. Я утром собиралась что-то из отвергнутого взять с собой на всякий случай, но торопилась с четырьмя сумками на такси и забыла все это дома. Многострадальный килограмм остался неиспользованным, это так обидно! Да и денег жалко…

Конечно, я понимаю, что не обязательно так упарываться вообще. Можно за один вечер сходить в супермаркет и все 20 килограммов купить. Но я покупаю и складываю это все в пакетики и представляю, как Витя будет это есть, этим мыться и мазаться. Благоухать парфюмом “Ледяной можжевельник”, когда идет ко мне на встречу. Заваривать сюрприз-чай (потому что все этикетки выброшены), лить масло в баланду, есть ароматные яблоки с дачного рынка. И потому так жалко мне этого неиспользованного килограмма, и так неистово я пять дней собираю эту “дачку” и переживаю за нее.

…Я сижу на оренбургском солнце и жду, когда ответственный по колонии подпишет мне пропуск…

Не знаю, что будет завтра, но сегодня светит солнце, в передачке Витю ждет манго, а он и я ждем встречи друг с другом».

На каждую передачу Женя тратит примерно 20 тысяч рублей. Плюс расходы на адвоката, судебные издержки, поездки в Оренбург и обратно, аренда квартиры в Оренбурге для себя, адвоката и родственников Виктора, когда они приезжают на свидания.

Женя проводит сборы в соцсетях, сражается с российскими банками за личные деньги Виктора — все его счета арестованы, удалось добиться разблокировки лишь 100 тысяч рублей, заработанных еще до ареста. Остальную сумму банк намерен вернуть только после исключения Филинкова из списка «террористов и экстремистов».

«Я работаю в “Последнем адресе”. Я координатор по Петербургу. Денег, конечно, не хватает, поэтому я подрабатываю где придется. Мою окна, иногда убираю. Но постоянную вторую работу найти не могу, потому что регулярно мотаюсь в Оренбург, а там по несколько часов в день провожу в колонии. Витя программист, у него была хорошая зарплата, а сейчас он вынужден сидеть на шее — ему это страшно некомфортно, но он ничего не может с этим поделать», — рассказывает Женя.

Трехдневный медовый месяц

26 февраля 2024 года Виктор Филинков и Евгения Кулакова поженились. И получили долгожданное длительное (трехдневное) свидание, уже как муж и жена. Женя рассказывает: «Можно было пойти в джинсах, и пофиг. Но нам хотелось поднять градус абсурда. Пусть все выглядит как карнавал. Я придумала наряды. Главный элемент — фата. Еще в 2021 году я купила белый оренбургский пуховый платок, потом мы с сестрой сделали венок. Прикол был в том, что переодеться нужно было быстро, чтобы в этом наряде не расхаживать. У Вити был галстук-бабочка, повязанный прямо поверх тюремной робы, а на голове — сделанный вручную венок. Женщина, которая нас регистрировала, сказала: “Какие экстравагантные наряды”».

В обязанности того из супругов, который на свободе, входит доставка в колонию сотрудника загса. Но регистраторки не горели желанием ехать, спорили, кто из них возьмет это на себя, в итоге с одной договорились, и Женя посадила ее в такси. Вся церемония заняла около 10 минут. Сотрудница спросила, является ли решение добровольным, попросила поставить подписи и разрешила поздравить друг друга.

«Она нам еще не вручила эту бумажку, как мы уже начали целоваться. Стояла такая, а потом нас прервала, чтобы эту бумажку отдать. Присутствовали в этом помещении только она, мы и один сотрудник колонии, который делал фото. Мы целуемся, они стоят рядом и разговаривают про батареи и отопление. Как будто абсурда и клоунады недостаточно».

На этом церемония закончилась. Женя посадила сотрудницу в такси до города и пошла собираться на длительное свидание. Она хотела как можно лучше подготовиться к медовому месяцу, который в их с Виктором случае продлился всего три дня.

«Я заказала Вите еды из KFC. По его страстной просьбе. Говорю ему: “У тебя шесть лет не было фастфуда и секса. Что тебя больше впечатлило?”»

Помещение для длительных свиданий похоже на общежитие. Комната с кроватью, ванная, туалет и общая кухня. На этаже Женя и Виктор были одни. Несколько раз в день приходили сотрудники колонии с проверкой.

«Там можно только есть и заниматься любовью. Ни на что не отвлекаешься, отвлекаться просто не на что. У меня даже книжку отобрали при входе. Это было концентрированное блаженство. Я думала, что будет тяжело прощаться. Но все прошло очень гладко, спокойно. Мы собрали вещи и сидели на диване, целовались, обнимались. И когда пришла женщина нас забрать, то абсолютно спокойно встали и пошли. Я боялась, что будет какая-то драма, но ничего этого не было, к счастью. Было очень странное ощущение, когда я приехала домой: что меня никто не целует. Вот уже два часа никто не целует, уже 12 часов. Но грусти не было, наоборот — радость и благодарность», — вспоминает Кулакова.

Отсутствие драмы, о которой говорит Женя, возможно, связано с тем, что им, как супругам, полагается три долгосрочных свидания в год. А уже в январе 2025-го Виктор должен выйти на свободу. Должен, впрочем, совершенно не означает, что так и будет.

«Постоянно присутствует ощущение, что это все ненадолго, что в любой момент может закончиться, оборваться. Я боюсь этих шапкозакидательских настроений. Мы еще не победили — у них за этот год есть множество способов все откатить назад», — считает Женя.

Она ездила на освобождение Азата Мифтахова*, чтобы поддержать математика и его жену Елену Горбань, а в итоге встретилась со своим главным страхом: сразу после освобождения, прямо у ворот колонии, Азат был вновь задержан и отправлен в тюрьму: «Мне хотелось поддержать Азата и Лену. А пришлось своими глазами увидеть, как это бывает. Они пришли и просто сразу, у ворот, посадили человека в машину, и все началось по новой. Я убедилась, что так действительно может быть, как легко, непринужденно можно это сделать. Теперь страх стал еще больше».