«Из ручек мамы в ручки мужа» Как складывается судьба женщин, которые вышли замуж несовершеннолетними
Ольге было 14 лет, когда она познакомилась с мужчиной на семь лет старше. В 16, уже будучи беременной, девушка вышла за него замуж, сейчас у них трое детей. Муж Надежды старше ее на девять лет. Когда они встретились, ей было 15, и девушка сама добивалась его внимания. Ей, выросшей в детском доме, был жизненно необходим кто-то родной и взрослый рядом. Брак в юном возрасте часто становится вынужденным шагом, но иногда девушки идут на это осознанно.
«Гласная» записала истории двух женщин, которые вступили в брак в юном возрасте, — и обнаружила в них сходства.
Глава 1. Ольга
На свидание — с мамой
В 2004 году 14-летняя Оля вместе с мамой сидела за компьютером и готовила школьный реферат. В какой-то момент всплыл баннер сайта знакомств, и мама сказала: «Давай посмотрим». Первое сообщение своему будущему мужу Оля написала буквально на глазах у мамы. Потом с ней же поехала на встречу с молодым человеком. Мама стояла в сторонке, наблюдала, как знакомятся Оля и Саша, а когда они пошли гулять, уехала домой. По крайней мере так она сказала дочери.
Оле через полтора месяца должно было исполниться 15 лет, Саше был 21 год. Мама девочки знала, что парень значительно старше.
Сейчас, когда Ольге 34 года и у нее уже есть свои дети, она не может понять позицию матери, которая фактически подтолкнула ее к отношениям: «Для меня до сих пор загадка, почему для мамы это было нормально». Ольга говорит, что на тот момент еще не чувствовала потребности в отношениях и не планировала никого искать.
«Мама — женщина одинокая. Они с моим папой прожили только два года, и больше у нее не было отношений, она работала с утра до вечера и самоотверженно растила меня. Я думаю, это некая компенсация, может неосознанная», — размышляет Ольга.
Впоследствии они никогда не обсуждали, какую роль мама сыграла в отношениях Оли с мужем. А как-то раз в узком кругу мама даже призналась, что не помнит, как сидела с дочерью за компьютером и предложила зайти на сайт знакомств. «Либо не хочет помнить, либо правда не помнит, — резюмирует Ольга. — Я не хотела ее пытать по этому поводу. Если бы тогда так не случилось, сейчас не было бы моих детей».
«Как же мы будем ребенка одни с мамой растить?»
Александру Оля сначала слегка соврала о возрасте — сказала, что ей 15. А он, зная, что у нее день рождения через полтора месяца, решил, что скоро ей исполнится 16 лет.
«Первая встреча прошла забавно. Незадолго до этого я лежала в больнице на каком-то плановом обследовании, там познакомилась с женщиной, мы с ней хорошо общались. А у нее был внук, и она все мечтала: “Оля, я тебя познакомлю”. И его тоже звали Саша. И когда мне позвонил Саша с сайта знакомств, я подумала, что это тетечка из больницы своему внуку дала мой номер. Она говорила, что он высокий, темноволосый, смуглый — у меня уже образ сложился. И вот я стою в метро и жду. А Саша невысокий и русый. Он ко мне подошел: “Ты Оля?” — “Да, а мне твоя бабушка сказала, что ты темненький”. Вот такая немного корявая получилась встреча», — вспоминает она.
Саша снимал комнату в коммуналке, учился и проходил практику на заводе, где до сих пор работает инженером. Больше полугода Оля с Сашей «просто гуляли». Александр помогал девушке готовиться к экзаменам. А потом Оля забеременела. Оба они узнали об этом практически одновременно: «Не было такого, чтобы я сама прочувствовала все, а потом ему сообщила».
Сначала Оля сказала Саше, что у нее задержка, — она и сейчас помнит, это было 8 марта. Потом — что тест положительный.
После они вместе рассказали о случившемся старшей сестре Саши. Вместе пошли к врачу в частную клинику — беременность подтвердилась. После этого состоялся разговор с мамой Оли.
«Мама сначала плакала. У нее были мысли про какой-то нетрадиционный выход, она говорила, что есть какие-то массажисты, после которых “все проходит”. Но никакого давления в сторону аборта не было», — рассказывает Ольга.
За все время, что Оля с Сашей вместе узнавали и перепроверяли новость о беременности, у них так и не случилось разговора о том, что же они будут делать дальше. Поэтому, когда в какой-то момент Оля сказала: «Как же мы будем ребенка одни с мамой растить?», Саша ответил: «Я тебя не брошу».
«Это была такая проверка, манипуляция. Мозг еще не был настолько сформирован, чтобы я, как взрослый человек, могла сказать: “Так и так, что делаем дальше?” А мне надо было как-то почву прозондировать. Но все-таки я была почти уверена в положительном исходе, на тот момент у нас были прямо сильные чувства», — вспоминает Ольга.
«Из ручек мамы в ручки мужа»
Через неделю после 16-летия Оли, которая тогда была уже на четвертом месяце беременности, они расписались. К этому времени Александр окончил университет и проходил стажировку на заводе — зарплата у него была 11 тысяч, но молодых это не смущало.
Ольга вспоминает, что все было неожиданно: «Будто это не со мной, словно я наблюдаю со стороны, а все происходит само собой». У них была хоть и бюджетная, но настоящая свадьба — с гостями, свидетелями и белым платьем.
«Тогда свадьба воспринималась как этап, который надо пройти. Мне кажется, я не прочувствовала подготовку. И предложение мне он вроде как сделал, но не было какой-то романтики, неожиданности, долгожданности, потому что все очень быстро завертелось. В марте мы поняли, что я беременна, в июне поженились», — говорит Оля.
Жить решили у Александра: «Типа это по-взрослому, отдельно от родителей». Хотя отец Александра, приехавший на свадьбу из Беларуси, сказал: «Ну поживите, но ребенок родится — все равно переедете к Олиным родителям». Так и получилось. Ольга быстро поняла, что ей некомфортно в старой коммуналке с соседями, которые любили выпить. Еще до родов они переехали к семье Ольги. Одиннадцатый класс девушка окончила экстерном.
«Бытовой притирки между нами, кажется, вообще не было. Наверное, потому, что я была молодая очень, перешла из ручек мамы в ручки мужа, со мной было легко. Но в какой-то момент началась притирка между мужем и мамой, и я оказалась между ними. Сначала муж приходит с работы и рассказывает, как мама его притесняет, потом Саша ложится спать, мама начинает говорить про него: “Не то сказал, не то сделал”», — вспоминает Ольга.
Материнство Ольга приняла с радостью. Но не первый его месяц. «После родов у меня была полноценная депрессия, я думала: “Боже мой, это теперь всегда так будет? Я всегда не буду знать, когда мне сходить в туалет, помыться?” При этом я любила детей, у меня мама работала няней в семьях, я часто ходила с ней, возилась с малышами. И ребенку я была рада, но сначала было состояние, будто тебя пришибли тяжелой подушкой, и ты ее снять не можешь, в каком-то полусне», — говорит она сегодня.
Потом Оля адаптировалась: «Я кайфовала, активничала среди мамочек на улице, занималась с сыном, развивала». Параллельно девушка получала высшее образование: училась на вечернем на книжного редактора. Поступила, когда сыну было полгода. «Муж приходил с работы, я совала ему ребенка и бежала на пару. Я расстраивалась, что институт мне мешает заниматься ребенком. Было мало денег, мало [жилой] площади, но я не думала об этом, все было на тот момент хорошо. Очень быстро захотела второго ребенка. Муж сказал: “Давай ты окончишь сначала первый курс”. И вот в конце второго курса у меня родился второй ребенок. Тоже любимый, чудесный. Мне хорошо с детьми», — замечает Ольга.
После рождения второго сына семья решила перебраться на съемную квартиру из-за постоянных конфликтов Александра с тещей. Ольга вспоминает, что мама восприняла это как предательство — посчитала, что ее бросили, и две недели не разговаривала с дочерью. Через полгода супруги решили, что лучше вернуться к семье Ольги и копить на собственное жилье. Жили вчетвером в одной комнате площадью 14 квадратных метров, а потом и впятером — родился третий ребенок, дочка.
«Было сложно: нам с мужем хочется поговорить, мама с дедушкой кушают на кухне, дети — в нашей комнате, и мы просто общаемся посреди коридора. Я училась в институте все это время без академов, все курсовые, дипломы писала на кухне или под дверью в коридоре. Но это не воспринималось тогда как сложности», — говорит Ольга.
Последние 10 лет семья живет в собственной квартире, но появились другие трудности. В какой-то момент Ольга стала рефлексировать на тему отношений и попыталась понять, что изначально привлекло ее в Александре. Оказалось, что взрослость — по сути, она искала отца.
«Саша внешне мне не особо приглянулся — он не урод, просто стандартный человек, но не совсем в моем вкусе. Мне кажется, его взрослость сыграла ключевую роль, потому что у меня не было отца. Думаю, в нем я искала папу. И какое-то время он с этой ролью вполне справлялся. Потому что семь лет разницы, когда тебе 15, и семь лет сейчас — это разное. К тому же он проявлял ко мне симпатию, а это всегда приятно, когда человек заинтересован в тебе. Я могла ему пожаловаться, рассказать про подружек, про маму, он помогал мне с уроками. Я реально чувствовала себя защищенной. Понятно, что симпатия и влюбленность была большая, но первоначально точно сыграло роль то, что он такой взрослый. Потом я поняла, что я до него доросла и даже переросла — эмоционально и ментально, и мне уже стало неинтересно», — говорит Ольга.
«Дом — работа — телевизор»
Ольга признается, что скоро они с мужем, вероятно, уже не будут вместе. «Когда прошел романтический флер, я поняла, что мы кардинально разные. У нас разные взгляды на дальнейшую жизнь, и на текущую тоже. Когда я была еще не сформировавшимся человеком, для меня как муж сказал — так и хорошо. Зоной моей ответственности были дети, а как мы в целом живем, куда едем, где отдыхаем — этим занимался муж, поскольку он был финансово ответственный. А когда у меня стало складываться свое мнение, стало ясно, что мы во многом не совпадаем. Сейчас мы, к сожалению, чужие люди. Если старшие дети родились в теплой атмосфере, то дочка уже в некотором кризисе. Не были еще осознаны и озвучены претензии, но они уже накапливались. К моменту, когда я окончила институт и стала работать, было уже не очень понятно, зачем нам быть вместе», — рассуждает Ольга.
По словам Оли, она выросла, у нее поменялись интересы и круг общения, а муж остался на том же месте. «У него есть дача, где можно копать картошку, есть завод, куда можно утром приходить, вечером уходить, есть дом. Больше ему ничего не нужно. Раньше я летом с детьми жила на даче, он в отпуск приезжал к нам, потом несколько лет подряд мы жили на каких-то базах отдыха под Петербургом. Когда я стала зарабатывать и собралась с подругой поехать на море в отель, помню, сказала ей: “Слушай, я так жду этого отпуска! По-моему, за 18 лет это будут единственные две недели, когда можно не готовить, не мыть посуду”», — вспоминает Ольга.
Ее муж, как и прежде, в студенческие годы, не понимает, зачем куда-то идти или ехать, если можно «бесплатно погулять в парке».
Когда Ольга на осенние каникулы собралась съездить с детьми в Москву, он сказал: «Зачем? Они же могут здесь погулять».
Кроме работы и семьи, Александра мало что интересует. Ольга говорит, что постепенно он перестал общаться даже с друзьями. «Поначалу у него были друзья, один друг был крестным одного сына, другой — другого. На семейные праздники они приходили. А теперь они, может быть, общаются по переписке, но он точно не ходит на встречи, и к нам никто не приходит. И каких-то интересов у него нет. Реально дом — работа — телевизор. У него и родители такие, мне кажется, это такая советская школа», — считает Ольга.
Несколько лет она работала из дома, а когда удаленка закончилась, в семье начались проблемы. «Раньше он мог приготовить, помыть посуду, а сейчас не делает мне назло, какая-то обида у него: “Тебя нет, поэтому здесь все грязное и не приготовленное, приходишь поздно, значит, сама виновата”», — рассказывает она.
Сейчас старшему сыну Ольги уже 18, среднему — почти 16, дочери — 10. В их браке затяжной кризис, три года назад Ольга пыталась сходить с мужем к семейному психологу, но отношения это не спасло. Ольга всерьез думает о расставании: хочет летом отправить младшую дочь к бабушке, чтобы разговор не происходил на глазах у детей. При этом она боится, что для мужа разрыв станет полной неожиданностью.
«Мне кажется, у Саши сложилась такая картинка в голове, что я успокоилась, перестала таскать его к психологам, одумалась. Сейчас отношения свелись к “Привет” утром и “Пока” вечером. И мне кажется, что его все устраивает», — говорит Ольга.
Оля считает, что для Александра это нормальная модель семьи, ведь его родители друг с другом тоже практически не разговаривают.
«Можно поговорить с его мамой, что-то ей сказать, а через неделю позвонить и узнать, что папа не в курсе. Они живут вдвоем, вроде как счастливы, но не взаимодействуют друг с другом. Мне кажется, для Саши это могло стать моделью семьи. Несколько лет назад я проговаривала, что мне хочется куда-то выходить, активничать, чем-то увлекаться. А он не понимает зачем. Хотя он же меня не на 20 лет старше — ну 40 лет человеку», — делится она.
Дома нет скандалов — скорее тишина. Атмосфера в доме напряженная, по крайней мере так это ощущает Ольга. «Насколько это чувствуют дети, не могу сказать, они же до какого-то момента воспринимают все как данность. Разрыв может стать для детей сюрпризом. Но ведь так жить тоже вредно: модель семьи складывается неправильная. А можно раскрыть все карты и честно сказать, что это не норма», — рассуждает Ольга.
Глава 2. Надежда
Вытащить из синей ямы
Надежда родилась в Вологодской области в неблагополучной семье. Собственно, и семьи-то никакой не было: вечно пьяная мать, которую маленькая Надя не интересовала, отчим — ей под стать и сменяющие друг друга собутыльники. В доме всегда была толпа людей. Когда в юности Надежда увидела свою медкарту, то прочитала, что появилась на свет вследствие восьмой маминой беременности и пятых родов. Где ее братья или сестры, Надежда не знает — она росла одна.
Сирота Вера Ионова — о том, как детский дом готовит к армии и тюрьме
По словам Надежды, мать с отчимом перебивались сезонными заработками: летом собирали на продажу ягоды, зимой плели веники. Постоянной работы у них не было. Иногда в доме, больше напоминающем сарай, не было еды. Как, кстати, и воды: жили без водопровода и канализации. За водой нужно было ходить к колодцу.
Надежда вспоминает, как однажды, в шесть лет, страдая от жажды, слила капельки из всех рюмок, что остались на столе от пьянки многочисленной компании. Думала, что прозрачная жидкость — это вода.
Когда Наде было семь лет, ее забрали в детский дом. Как потом ей рассказывали воспитатели, девочку привезли в одном платье, без трусиков, с огромным количеством вшей. Первое время Надя просилась домой: «Помню, что у меня были постоянные истерики, я ревела, билась головой об пол, просилась к маме».
Надежда вспоминает, что в детдоме с ней несколько лет работал психолог. У нее не было поставленной речи, психическое развитие не соответствовало возрасту, она не знала, как общаться без мата. Тем не менее Надежду взяли в обычную, а не коррекционную школу, которую она в итоге окончила с одной тройкой в аттестате. Она благодарна детскому дому. Никто из воспитателей детей не обижал, и до сих пор каждый раз, когда Надя встречает кого-то из них на улице, то говорит спасибо за то, что у нее была крыша над головой.
Все время, что Надя находилась в детдоме, ее навещала мама, но на встречи приходила неизменно пьяной. Первые годы девочка радовалась посещениям, но после 10 лет отдалилась: «Я стала постарше и поняла, что мать не заслуживает, чтобы я называла ее матерью».
Выпустившись из детского дома, Надежда изредка общалась с мамой. Один раз та ей даже помогла — дала 10 тысяч рублей. Девушка советовала маме лечь в больницу, пройти лечение от алкогольной зависимости.
К этому времени у Нади уже была семья, так что она признает, что никогда всерьез не пыталась «вытащить мать из синей ямы».
Ее мама прожила 62 года и до последнего момента пила. Когда четыре года назад она умерла, ее тело неделю лежало в морге: не могли найти родственников. Наконец обнаружили, что у покойной есть дочь.
«У меня была мысль: “Пусть ее хоронит государство”. Но мать, какая бы она ни была, дала мне жизнь, я обязана ее проводить по-человечески. Так что похоронила все-таки сама — это все, что я готова была сделать для нее», — замечает Надежда.
Она знает, что где-то у нее есть братья или сестры, но она никогда их не искала. Мать называла ей имена, но этого явно недостаточно, чтобы разыскать человека. «Она то в одном городе пожила, то в другом. Человек всю жизнь был в разъездах. Где она рожала этих детей, были они в детских домах или их усыновили — я не знаю», — признает Надежда.
«Не любовь — просто вцепилась в человека»
С мужем Надежда познакомилась, когда ей было 15 лет, в соцсетях она пишет, что «они до сих пор любят друг друга». Но в беседе признается: «Это была не любовь, просто вцепилась в человека, который на тот момент был необходим».
Молодой человек был старше на девять лет. «Это была моя инициатива, я навязывалась, бегала за ним, знала, где он находится с друзьями, приходила туда, постоянно была в поле его зрения. Он понимал, что ему светит статья за совращение малолетних. Но я приложила все усилия, чтобы мы были вместе», — считает она.
Сейчас Надежде сложно объяснить, чем ее зацепил будущий муж и почему она так настойчиво добивалась отношений. Она в принципе мало говорит о личности мужа, только повторяет: «У него спокойный характер». Надя предполагает, что ее привлекло ощущение безопасности.
«Ухаживать он никогда не умел. Но зато спокойный, быстро отходит. Если скандал какой-то — первый подойдет. Вот это меня привлекло. И финансовая часть: он уже работал, хорошо зарабатывал на тот момент. Я была уверена, что на улице жить не буду, меня обеспечат. Конечно, были проблемы: мне 15, ему 25. В свое время этим полиция заинтересовалась, мы живем в маленьком поселке, какие-то “доброжелатели” донесли. Меня допрашивали: кто это, сколько ему лет. Но я ничего не сказала», — вспоминает она.
Через два года Надя бросила учебу. «Это легко объяснить. Мы, дети из детских домов, живем по правилам, по режиму. А когда нас выпускают во взрослую жизнь, где нет никого, кто бы подсказал, туда не ходи, алкоголь не пробуй, главное — учись, хочется попробовать то, это, пятое, десятое. На учебу времени не оставалось. В итоге меня отчислили».
Надежде как сироте выделили жилье в аварийном состоянии, и жить там было невозможно. С 18 лет она оставалась в доме родителей мужа. В 19 забеременела незапланированно, но и Надя, и ее муж были против аборта.
Когда дочери было два года, Надежда поняла, что что-то с ребенком не в порядке: у девочки появились странные припухлости на колене и на пальце одной руки. Диагноз поставили быстро — ювенильный ревматоидный артрит. У дочки начались боли, стали хуже двигаться правая кисть, голеностоп, колено, тазобедренный сустав — все по правой стороне тела.
По режиму в детдоме и в семье
Десять лет после рождения дочери Надежда не работала, занималась здоровьем ребенка: физиотерапевты, массажи, госпитализации. Муж и его семья были только рады: «Чем больше я сижу с ребенком, тем лучше: я под контролем».
С дочерью помогала свекровь, муж работал целыми днями, приходил домой, выпивал несколько банок пива и ложился спать. Никогда не напивался в стельку, не уходил в запой, но три ежевечерние банки пива повторялись годами. Надежда с возрастом, когда переосмыслила детство и юность, стала болезненно относиться к алкоголю. Спрашивала: «Ну неужели нельзя дня без пива прожить?» Но муж только отмахивался: «Я работаю, устаю, надо расслабиться».
Еще в начале отношений он сказал, что не умеет проявлять чувства. Надежда тогда не придала этому значения, но осознала в полной мере, когда у дочери появилась инвалидность: «Тяжело жить без ласковых слов, когда держишь все в себе, поделиться не с кем. От мужа поддержка — это молчание».
История Анны Мухиной* — диабет-активистки и журналистки из Саратова, которую признали иноагентом по доносу
«Мы с мужем никогда не проводили много времени вместе — каждый сам по себе. Никуда мы не выбирались», — вспоминает Надежда. При этом она не может сказать ни одного плохого слова ни о муже, ни о его семье. «Родители у него очень хорошие», — повторяет она. И исключительно из благих побуждений они отрезали девушку от привычного круга общения.
«За эти годы не было такого, чтобы я сходила в гости к подруге, элементарно пообщаться часа на два-три. Нет. Всегда мои подруги считались плохими: одна у тебя пьет, вторая тоже какая-то не такая. Люди не понимают, что дети, у которых не было родителей, подруг и знакомых, заводят таких же, из своей среды. У меня одна лучшая подруга была под опекунством у родственников, ее чуть не забрали в детдом. Другая подруга из детдома, мы были в одной группе. А правильные семьи, как родители моего мужа, не одобряли такой круг общения. “Подруги плохие, плохому научат”. Что сказать, когда живешь с родителями мужа? Ты себе не хозяйка, постоянно должна следовать правилам, которые установлены в этой семье», — рассказывает Надежда.
Долгие годы с подругами она поддерживала общение только по телефону: «Они меня монашкой прозвали». Надежда с мужем ездили к его родственникам на семейные праздники, но собственного круга общения у нее не было. Как говорит Надя, в детском доме она жила по режиму и, выйдя из детдома, оказалась в такой же ситуации.
Новая Надежда
Четыре года назад, после множества судов с администрацией, Надежда все-таки выбила себе квартиру, положенную ей как сироте. А в этом году приняла решение расстаться с мужем. Она вспоминает, как однажды оставила комментарий в соцсетях, где рассказала об обстоятельствах знакомства с будущим мужем: «Под тем постом многие писали, как можно взрослым мужчинам 20–25 лет быть с девочками 15 лет — что это педофилия. И я почему-то написала, что 15 лет в браке и счастлива. А ведь не было счастья никогда. Просто мне не понравилось, что многие, осуждая девочек за такие отношения, не понимают, что это, по сути, не любовь. Чаще всего таким, как я, просто некуда деться, вот и все».
Два года назад девушка впервые в жизни вышла на работу — она продавец-кассир. В том же магазине работают и подруги.
Надежда впервые за долгие годы узнала, как это — купить какую-то вещь, не спрашивая разрешения. Уйти на встречу с подругами, не отчитываясь.
Муж отказался уходить из жизни Надежды. Он по-прежнему живет с ней и дочерью в ее квартире. «Человеку 43 года, и, наверное, трудно начать жизнь с чистого листа. Он не отпускает меня, не дает жить одной. Это любовь у него, наверное, такая. А я-то понимаю, что ничего хорошего уже не будет. Мне спокойно одной. У меня есть ребенок, и мне больше отношения не интересны. Сейчас, когда мы уже плохо находим общий язык, у него начинаются приступы ревности — живем как кошка с собакой. Я каждый день прошу его уйти, но он не уходит. Начинается всякое: “Я без тебя жить не смогу”, “Дочери нужен отец”. Ну так у тебя никто дочь не отбирает, ты будешь с ней общаться!» — рассказывает Надя.
Жалеет ли она мужа? Почему не предлагает ему съехать? Не задумываясь отвечает: «Боюсь, что он может что-то с собой сделать, и меня во всем обвинят. Идет шантаж: “Я разобьюсь, я повешусь”. Я реально боюсь, поэтому живу и жду: может, все-таки сам уйдет».
Травма свидетеля: как наблюдаемое в детстве насилие влияет на нашу взрослую жизнь
Дочь оказывается свидетельницей ссор и обычно встает на сторону отца, просит не обижать папу. «Она у меня с характером, тем более терпит всю свою жизнь боль (из-за артрита, — прим. «Гласной»). Донести, что прошла любовь у мамы с папой, пока не получается. Это ее отец, она его любит, из-за этого тоже сложно расстаться», — объясняет Надежда.
Муж обвиняет Надю в неблагодарности. «Он говорит: “Я тебя вырастил, подобрал, сделал для тебя все, а ты меня спустя столько лет выкидываешь из своей жизни”. И я анализирую это. На самом деле можно по пальцам пересчитать моих знакомых из детдома, кто живет нормальной жизнью. Либо тюрьма, либо умерли, либо спились. И я сама себе задавала этот вопрос: “Если бы не он, что бы со мной было? Может, он все-таки прав? Раз я уже учебу бросила, может, и спилась бы, потому что ни крыши над головой, ни родного человека у меня не было”», — рассуждает она.
Дочери скоро исполнится 14 лет, и Надежда часто говорит ей: «Не вздумай рано вступать в семейную жизнь, получи образование, насладись свободой».
Марина мечтала о сцене и журналистике, но стала женой чеченского силовика. Ее история — о насилии и удачном побеге
Как анонимный чат психологической помощи «1221» помогает подросткам
Российская беженка, которая прошла секты и проституцию, решила стать психологом, чтобы помогать другим
Как побег из семьи становится единственным способом избавиться от постоянного насилия
Как первые женщины-политзаключенные ценой собственной жизни изменили порядки в российских тюрьмах в XIX веке