«Отменить» тысячи россиян Чем опасен закон о полном запрете смены пола. Объясняет психолог
Госдума готовится принять законопроект о «полном запрете смены пола» — по сути, речь идет о запрете легального транс-перехода как такового. Только с 2018 по 2022 год официальный переход совершили более 2,7 тысячи россиян.
В случае принятия поправок будут запрещены любые медицинские вмешательства, связанные с трансгендерным переходом, а также смена документов на основании справки о трансгендерности. Депутаты считают, что это позволит «сохранить для потомков Россию — с ее культурными и семейными ценностями, традиционными устоями, ставя барьер на пути проникновения западной антисемейной идеологии».
По просьбе «Гласной» Егор Бурцев — клинический и социальный психолог, работающий с трансгендерными людьми более 10 лет, — объясняет, каким образом закон «отменит» целую социальную группу.
Трансгендерный переход — это действия, которые человек предпринимает, чтобы приблизить внутреннее самоощущение (гендерную идентичность) к его внешнему выражению. Переход может включать смену паспортного имени и юридического пола и, соответственно, смену документов, прием гормональной терапии, изменения во внешности и одежде, медицинские процедуры по изменению внешних половых признаков, включая операции на груди или гениталиях. Какой набор из этих действий выполнить, каждый решает самостоятельно.
Без выбора
С новым законом практически безнаказанно можно преследовать тех, кто не нравится и кто непонятен. А вроде так безобидно звучали эти «трансформеры» из уст первого лица. Уничижительная риторика институциализируется и отправляется в массы чиновниками, медийщиками, блогерами, а теперь еще врачами, психологами и учеными.
После 24 февраля 2022 года не оставалось никаких сомнений, что скоро с правами ЛГБТИК+ станет существенно хуже. Когда законы не просто нарушаются ― а их фактически отменили, когда уже нет надежды даже на крупицы разума и доброты, остается приспосабливаться, защищаться или уезжать.
Такой выбор в 2022 году и сейчас делали и делают многие жители России. Но у ЛГБТИК+, а особенно у транс-людей, такой развилки не существует. Да, уехать они могут, а вот остаться и приспособиться — то есть перестать быть собой — нет.
Изменить свою идентичность по щелчку или чьему-то приказу невозможно. Отказ от нее может увести человека в состояние крайне сильной внутренней гомо- или трансфобии (когда люди презирают себя или других за то, что являются гомосексуалами, трансгендерными людьми и тому подобное). Это приводит к тяжелым депрессиям, ПТСР и суицидам.
Психологи часто отмечают ПТСР у трансгендерных людей ― даже у тех, кто вроде бы не проживал в жизни тяжелых поводов для посттравматического состояния.
Так работает стигма. Она пропитывает весь социальный мир человека, встречаясь на каждом шагу: от первого ― получения справки-разрешения на смену гендерного маркера в паспорте, до следующих, в обыденной жизни ― когда, например, трансгендерной женщине не найти женскую обувь 45-го размера, а трансгендерному мужчине не записаться в женскую консультацию.
Что уж говорить о регулярном насилии. Практически все трансгендерные люди сталкиваются с теми или иными формами психологического насилия и не менее половины ― физического. Статистика по суицидам тоже печальна: суицидальное поведение трансгендерные люди демонстрируют в три раза чаще, чем цисгендерные.
Махровый гейткипинг
В сторону запретов и ограничений поглядывали давно: уж слишком либеральная за последние несколько лет (с 2018 года) сложилась система смены гендерного маркера в России ― одна из самых прогрессивных в Европе и мире.
По сути, со дня, когда человек решался на трансгендерный переход, до момента получения паспорта на нужное имя и с предпочитаемым гендерным маркером могла пройти всего пара недель. Никаких операций и отслеживаний в стационаре при этом не требовалось. Единственное, что нужно было в обязательном порядке, ― пройти врачебную комиссию из нескольких врачей, заполнить десяток тестов (кое-где, правда, зачем-то сдать анализы или принести справку от гинеколога/уролога). Практически гарантированно справку выдавали. Последние годы, по моему опыту сотрудничества с комиссиями по переходу, отказывали крайне редко и, как правило, в случае тяжелых сопутствующих психиатрических патологий (врачи просто боялись брать на себя такую ответственность без длительного наблюдения).
Еще лет десять назад для того, чтобы получить подобную справку, приходилось по два года состоять на учете ― «наблюдении», потом делать как минимум одну хирургическую операцию, и только после этого позволялось идти и менять паспорт. В загсах об этом знали и документы просто не брали на замену без справки о проведенной операции.
Требование хирургических операций всегда было серьезным барьером.
Во-первых, операций боялись ― это банальный страх почти любого человека перед хирургическим вмешательством: страх наркоза, боли, периода восстановления. Если для трансгендерных мужчин это была, как правило, мастэктомия (операция по удалению грудных желез), то для транс-женщин ― орхиэктомия, по сути — стерилизующая операция, но при этом самая дешевая. Правда, тогда и о возможностях иметь детей говорили гораздо реже. ЭКО и прочие способы искусственного оплодотворения были не настолько популярны, а до этого их не было вовсе.
Во-вторых, нередко решиться на хирургическое вмешательство не позволяла бедность. Страховка операции по трансгендерному переходу не покрывала, за ними шли к пластическим хирургам, стоили они довольно дорого. К тому же делали их не во всех городах, в основном в столицах, в некоторых случаях — только за рубежом. До места проведения операции надо было добраться, там предстояло прожить неделю-две во время восстановления.
Редко кто задумывался, что, по сути, и эти два года «учета», и мнения врачей относительно того, достаточно ли ты «транс», и необходимость операций ― все это махровый гейткипинг и нарушение прав человека.
Кто такой гейткипер? Дословно «хранитель врат» ― человек, который решает твою судьбу, выдвигает свои условия и за тебя определяет твое будущее. Гейткиперами для транс-людей традиционно являлись врачи и — иногда — психологи, которые выносили вердикт, готов человек к трансгендерному переходу или нет. Каждый врач или психолог, опираясь на свои собственные нормативные убеждения, как выглядит и ведет себя «настоящий» мужчина или «настоящая» женщина, решал, подходит человек под эти критерии или нет.
Иногда использовались устаревшие ныне тесты, где те же стереотипно закрепленные представления транслировались в форме вопросов на шкале от Ж к М и подсчет баллов определял, насколько человек близок к желаемому полюсу. Если близок и сопутствующих психиатрических заболеваний не выявлено ― до комиссии человека допускали. Если далек ― отправляли «подумать».
Что уж говорить о небинарном спектре ― ему на этой шкале места не было, да и о небинарности как таковой только начинали говорить.
Получалось так, что, заполняя эти опросники и разговаривая с врачом, транс-люди зачастую утрировали какие-то свои «женские» или «мужские» качества, которые хотел увидеть специалист, и замалчивали то, что знать врачу было опасно. Например, если трансгендерная девушка любила женщин и ощущала себя лесбиянкой, ей ни в коем случае не стоило рассказывать об этом: считалось, что трансгендерным людям свойственна только тяга к противоположному полу. Или, например, не поощрялась тяга к «мужским» профессиям и увлечениям ― вроде футбола, работы слесарем или водителем.
Транс-женщине могли мягко намекнуть, что следует «хотеть» сменить профессию, иначе что-то тут не так.
Еще одним критерием для «пропуска/отказа» была демонстрируемая ненависть или стойкое отвращение по отношению к своему телу и половым органам. Например, некоторые «специалисты» утверждали, что транс-люди не могут мастурбировать: им определенно должно быть противно прикасаться к своему телу. Я встречал упоминания случаев сексуализированного насилия над транс-людьми, когда, якобы в целях эксперимента, их заставляли раздеваться и измеряли различными способами эту «степень отвращения» к телу. Соответственно, желать сексуальных контактов человек мог только с «лицом противоположного пола» (точка отсчета ― предпочитаемый гендер).
Но, даже прождав два года, пройдя комиссию, получив долгожданную справку и сделав операции, трансгендерный человек не получал возможности сразу бежать в загс и менять документы. В некоторых регионах (например, в Москве) это происходило только через суд.
Система изменилась с появлением новой формы справки в 2018 году, которая существенно упростила трансгендерный переход, фактически отменив обязательность хирургических операций и необходимость обращаться в суд за сменой документов. Сроки прохождения наблюдения сократились, и трансгендерные люди разных возрастов (и те, кто только что решился, и те, кто многие годы ждал такого шанса) потянулись в комиссии.
Решение не одного дня
Проект нового закона не просто ограничивает возможности смены документов без хирургических операций, как говорил ранее министр юстиции Константин Чуйченко. Планируется вообще запретить трансгендерный переход. По факту — просто «отменить» группу людей, которые есть и из-за этих запретов никуда не денутся.
Необходимость нового законопроекта объясняют (а точнее — оправдывают) «модой», за которой могут последовать дети, и тем, что «справку можно купить». Что с этими аргументами не так?
Мне часто приходится обучать психологов и врачей работе с трансгендерными людьми, и из раза в раз я слышу от них в начале обучения один и тот же вопрос: не мода ли «все вот это вот»? Отвечаю: нет, не мода.
Решение совершить трансгендерный переход никогда не принимается сиюминутно, так же как сиюминутно не обретается и не осознается любая идентичность.
Сложно представить, чтобы из следования некоей моде человек решился на пожизненную гормональную терапию, хирургические операции, отвержение со стороны семьи, знакомых, друзей, дискриминацию и ущемление прав. Люди идут на это после нескольких лет постепенного осознания себя, обдумывания своего будущего, в котором нет ничего радостного и светлого без этого шага. Отказ от решения о трансгендерном переходе (бывают разные обстоятельства, и чаще всего они связаны с безопасностью), как правило, влечет тяжелые депрессии, мысли о самоубийстве и попытки покончить с собой.
Что же до «покупки справок» ― увы, государство не предлагало трансгендерным людям адекватно работающих комиссий, и их начали создавать на базе частных клиник, где услуги были не бесплатны и даже довольно дороги для среднестатистического молодого человека, решившегося на трансгендерный переход (средний возраст — 25 лет).
Попытка государства запретить трансгендерный переход может иметь просто катастрофические последствия. Первая реакция на этот законопроект трансгендерных людей, которые решились на переход, но еще не успели его совершить, ― страх и паника. Люди начали буквально атаковать комиссии с просьбами поскорее назначить им прием врача. Комиссии заработали в авральном режиме, пытаясь помочь людям, пока это не стало поздно. В транс-сообществе поползли слухи, что паспорта тем, кто совершил переход раньше, «поменяют обратно», что аннулируют давно заключенные браки, отнимут детей, запретят гормонотерапию и операции.
Возможно, у страха глаза велики, но в нынешние времена никаких эскалаций исключать нельзя. Очевидно одно: тиски сжимаются, и в ближайшем будущем трансгендерным людям в России жить будет очень сложно.
Все это несмотря на то, что в остальном цивилизованном мире принята и имплементируется МКБ-11, согласно которой трансгендерность не является психическим заболеванием и не подлежит лечению. Благодаря этому революционному изменению в медицине ожидается и уже началось существенное смягчение законодательств многих стран для транс-людей, позволяющее совершать транс-переход без участия врачей, согласно своей воле и принципу «мое тело ― мое дело» (и если вы сейчас подумали, что это как-то неправильно, — в вашем сознании возникла та самая гейткиперская позиция, о которой я упоминал раньше).
Что делать?
Я твердо уверен: следовать за наукой, а не за политикой. Верить исследователям, а не шарлатанам. Помогать трансгендерным людям, а не способствовать дискриминации. При этом помнить о безопасности ― своей и своих клиентов и пациентов, если вы психолог, врач или иной помогающий специалист.
Да, вероятно, сейчас придется уйти в подполье. Но необходимость в поддержке для транс-людей усиливается. А понимание, что рядом есть те, кто поможет, дает шанс пережить эти непростые времена.
Екатерина Пачикова — о новой инициативе российских властей и отношении к чайлдфри в обществе и государстве
Юристка Дарьяна Грязнова — о том, как ООН пытается влиять на ситуацию с абортами в Польше
О чем на самом деле нам говорит история, сочиненная подростками и раздутая СМИ
Как день борьбы за равные права превратился в праздник «женского счастья» — с розами и мужчинами на час