Невидимые. Наташа-модница, безногая Катя из Одессы и Таня, которая умерла. Истории о бездомных женщинах

Женскую бездомность в России можно охарактеризовать одним словом — «невидимость». В цифрах женщины составляют около 20% от общего количества бездомных. Между тем, по последним данным независимой исследовательской компании Validata, в России насчитывается 969 тысяч бездомных женщин. Причины, по которым они остаются без крыши над головой, их потребности, страхи и условия жизни сильно отличаются от мужских.

О том, как женщины выживают на улице и чем им можно помочь, «Гласная» поговорила с исследовательницей феномена женской бездомности Евгенией Кузинер, врачом петербургской «Благотворительной больницы» Зоей Коробовой, директором московского филиала благотворительной организации «Ночлежка» Дарьей Байбаковой и Татьяной, которая живет в мобильном приюте Мальтийской службы помощи в Петербурге.

Жизнь на «Мальте»

Я приезжаю на Коломяжский проспект, 6а. Здесь находится мобильный приют Мальтийской службы помощи. С 2013 года это круглогодичный реабилитационный проект для бездомных людей с инвалидностью. Городские ночлежки принимают только здоровых людей. Так что теплая армейская палатка — единственное место в Питере, куда могут попасть на ночлег бездомные после травм, ампутации конечностей, инсульта и заболеваний, приводящих к проблемам с передвижением. За воротами — несколько одноэтажных построек, на стене административного домика — пожелтевшая раковина с краном. Заброшенная промзона питерской зимой выглядит еще более печально. Меня встречает Татьяна, она живет в Мальтийском приюте уже больше года и работает тут медсестрой.

В «Мальте» есть женская комната, мужская палатка на 28 человек и изолятор — сейчас там находятся четыре «тяжеленьких». «У Ткачука разрушен тазобедренный сустав, у Жени — остеохондроз, Алексея привезли к нам прямо из больницы, у него сильнейший псориаз. И еще один с психическими расстройствами, там целый букет, — перечисляет Татьяна. — Хотя других постояльцев приюта тоже здоровыми не назовешь. Сейчас пойдем на обход, сами все увидите!» Потом добавляет: «Да вы не бойтесь! Туберкулезных мы не берем — от всех новоприбывших требуем флюорографию. А вот вичовых и с гепатитом тут много-они все наркоманы».

Сначала идем в мужскую часть приюта, в темноте вижу металлические двухъярусные кровати. «Это журналист, приехала брать у меня интервью», — громко объявляет Татьяна. Несколько мужчин оборачиваются на меня, улыбаются: «Здрасьте-здрасьте, проходите, не стесняйтесь!» Через маску я чувствую запах больных, грязных тел и еще один, из детства — как когда спускалась в деревне в подпол. Дальше проходить не решаюсь и под предлогом «не хочу вам мешать» выхожу на улицу.

Обход продолжается в женской комнате. Понять, женщины ли это, сложно. Все лежат на кроватях, укутанные в одеяла и еще какую-то ветошь. Татьяна рядом с ними выглядит вполне социализированной: маленькая шустрая блондинка в светлой дубленке и с маникюром.

Рядом с кроватями на табуретках — тарелки с недоеденным супом и кашей, на полу — пустые пластиковые бутылки и обертки. В приюте трехразовое питание, пищеблока нет — готовую еду привозят партнеры Мальтийского приюта, а есть приходится прямо в комнате. Комната тесная, мрачная, душная. Но это лучшее, как говорит Татьяна, на что может рассчитывать человек, оказавшийся бездомным. Зато жить здесь можно сколько угодно, и работать никто не заставляет. Каждый помогает в меру своих сил и желания: убрать помещение, принести канистры с водой, расчистить двор от снега. Правило только одно: нельзя употреблять спиртное. Здесь с этим строго, выпил человек и ведет себя неадекватно — собирает вещи на выход.

«Наталья Ивановна! — кричит Татьяна в ворох тряпья. — Как здоровье, как нога твоя?» — «Чего?» — продолжая лежать лицом к стене, вяло реагирует женщина. Из-за тусклого освещения мне почти не удается ее рассмотреть: вижу только протертый «бабушкин» халат и выбившуюся из-под платка прядь седых волос на подушке. «Как самочувствие? Врача надо тебе?» — повышает голос Татьяна. «Хорошо бы», — дребезжит Наталья Ивановна. «И мне врача…» — раздается голос из угла комнаты.

«Это Катя, полностью лежачая. У нее нет обеих ног. Она из Одессы уехала с цыганами. Они ее обманули: документы забрали и привезли в Россию. А здесь в паспортном столе сказали: “Пока Одесса не будет нашей — можете не ждать”», — шепотом рассказывает Татьяна. Она записывает в специальную тетрадь жалобы на боли, запрос на осмотр врача. Врачей в «Мальте» очень уважают и ждут. И дело не только в лечении — важно человеческое внимание.

Вот и Татьяна в «Мальте» явно на своем месте.

«Татьяна у нас работает с осени. С ее приходом нам, волонтерам больнички, стало попроще, — говорит Ирина Сафонова, хирург “Благотворительной больницы”. — В Мальтийском приюте много инвалидов, и присутствие медика в таком учреждении просто необходимо. Бывает, что и скорую нужно вызвать, и экстренную помощь оказать. Мы периодически приезжаем, а Татьяна всегда здесь. Есть еще одна медсестра, Валентина Алексеевна, она живет в домике при дежурной. Но она давно не практикует, да и возраст у нее уже солидный. Вот они с Татьяной и разделили обязанности. Валентина Алексеевна занимается записью пациентов на прием, помогает оформлять инвалидность, а Татьяна делает перевязки, присутствует на обходах: если мы даем рекомендации, она их соблюдает, выдает препараты, когда поступает новенький, присылает мне в мессенджер фото раны».

«Здесь медицина поставлена очень хорошо, есть все препараты и перевязочные материалы. — Татьяна с гордостью показывает небольшой склад медикаментов. — У нас замечательные хирурги: Ирина Сафонова из “Благотворительной больницы” и Ирина Баева, Даша и Мария — терапевты, еще Ванечка — тоже хирург, и девочки-медсестры».

Татьяна не только медсестра, но и мотиватор, старается найти к каждому свой подход и помогает чем может. Знает, что ситуация у всех тяжелая. Угощает своим кофе и чаем — в приюте дают чай, но иногда ведь хочется хорошего. Бывает, подкидывает постояльцам и денег. Говорит:

«Мы здесь не хуже других, есть интеллигентные люди, начитанные, образованные. Но кого пьянка сгубила, кого родственники с жилплощадью кинули.

Вот наш Игорь Хоменко, например, после инсульта ходит как танцует, и с головой у него не очень. Так его родная мать домой не принимает».

Раньше у Игоря плохо работала рука, висела плетью. Татьяна дала ему мячик (разрабатывать руку), он стал заниматься пять раз в день — и прогресс налицо! Игорь как маленький мальчик: иногда волонтеры угощают его конфетами, он свои отдает Татьяне. Придерживает ей дверь, «как джентльмен». Она его жалеет: приобнимет иногда, погладит по голове, скажет «Игорек» — и он тает. А ведь взрослый мужик, за сорок.

Как Татьяна умерла

О медицине Татьяна мечтала с детства. После уроков по вечерам ездила на подготовительные курсы в Ленинградское медучилище номер шесть и никому об этом не рассказывала. Только когда поступила, сообщила семье и одноклассникам. Те удивились: «Вот тихоня какая! А мы и не догадывались, куда ты после школы бегаешь!» Долгое время работала медсестрой в поликлинике на улице Маяковского. А потом устала, выдохлась. Да и на скромную зарплату медсестры троих детей было не прокормить. В девяностые Татьяна держала две «точки» с янтарем: у «Гранд Отеля Европа» и у здания городской думы. Муж работал слесарем, и в тяжелые времена главной добытчицей в семье была она. «Бежишь, как загнанная лошадь, в садик за старшими, дочка в ясельках круглосуточно, — делится Татьяна. — Но они у меня обижены не были, я их баловала как могла: покупала все за валюту в “Литтлвуде”, по выходным ходили в “Баскин Роббинс” на Пушкинской. Они любили фисташковое мороженое и манго».

Дальше рассказ Татьяны становится похож на пунктирную линию. Мне кажется, в ее жизни случилась какая-то драма, о которой ей сложно говорить. Ну а иначе как объяснить, что она оставила семью и бизнес и все эти годы прожила с советским паспортом, то есть оставаясь невидимой для государства?

Дальше она уже рассказывает о том, как жила с гражданским мужем в Псковской области в доме его бабушки. Он был младше Татьяны на пять лет, они вместе работали «в черную» — делали ремонты в детских садиках. Дети Тани остались в Петербурге с бывшим мужем, но и с ней продолжали общаться. «Старший сын, Ванечка, — человек занятой, работал на двух работах, навещал по возможности. Средний — Миша — ездил очень часто: раз в неделю-две, — делится Татьяна. — А юбилей праздновали все вместе, дочь привозила маленького внука».

В Псковской области Татьяна прожила десять лет. А в 2020 году ее гражданский муж умер от инфаркта прямо у нее на руках. «Я его откачивала-откачивала, делала непрямой массаж сердца, искусственное дыхание, но там уже было все». После его смерти оказалось, что дом, в котором они жили, отошел государству, поскольку мужчина вовремя не вступил в наследство. Татьяна решила возвращаться в Петербург, пошла менять свой еще советский паспорт, а в паспортном столе сотрудницы округлили глаза: Татьяна уже десять лет официально числилась умершей. «Как выяснилось, это сделали мои мать и сестра. Ну с матерью я еще как-то могу понять: может, под конец жизни у нее в голове что-то повернулось. Но сестра! Она же прекрасно знала, где я!» — рассказывает Татьяна.

Всех испортил квартирный вопрос. Когда Татьяна с сестрой были молодыми, их родители произвели родственный обмен — Татьяне досталась трехкомнатная квартира на проспекте Маршала Жукова, там она жила с мужем и тремя детьми. Сестра со своей семьей жила в «двушке». По словам Татьяны, сестра всегда ей завидовала, считала такое распределение недвижимости несправедливым. Несмотря на то, что у Татьяны были наследники первой очереди, после признания ее умершей сестре удалось продать ее квартиру. Татьяна вспоминает: «Дома я не была десять лет. Когда приехала — увидела, что там уже другие люди живут, делают ремонт. Я им объясняю: “Вы купили жилплощадь с обременением. Обременение — это я”. А они мне: “Покажите документы”. Я была в центре социального обслуживания Кировского района, писала заявление на оказание бесплатной юридической помощи».

Татьяна подала заявление в суд, все тянулось очень долго. Наконец 25 ноября 2021 года суд признал ее живой. Она показывает свои документы: новый паспорт и два постановления суда. Одно — о признании ее умершей, а второе — о признании живой. Но на ситуацию с жильем это никак не повлияло.

После суда Татьяна пошла в отделение полиции, попросилась переночевать у них на лавочке. Сотрудники в ночлеге отказали, но дали адрес мобильного приюта на Коломяжском. Татьяна вспоминает, как приехала и сразу рухнула спать. Проплакала неделю, но выстояла, пришла в себя и начала работать. Ее дети — тоже, выходит, обманутые с жильем, — особо помочь не могут: живут в Кронштадте, но квартирки крохотные и зарплаты по 20 тысяч рублей. Татьяна иногда ездит к ним в гости, и они ее проведывают, когда могут, подкидывают немного денег. Татьяна детей понимает, не обижается: «Они молодые, им самим бы выжить. Мальчишкам и погулять тоже хочется: своих девушек в кафе-кино сводить. А дочка вообще одна воспитывает сына».

Татьяна хотела найти свою сестру, даже пыталась подать в розыск. Но заявление не приняли: сестра не пропадала, а просто не сообщила Татьяне свое место жительства. Их гипотетическую встречу она представляет так: «Я бы просто посадила ее напротив себя и спросила жестко, по-родственному: “Ты моя родная сестра. Как тебе не стыдно такое творить? Не тяжело тебе жить с таким грешком?”»

Спрашиваю Татьяну о планах. «Конечно есть! Получить назад квартиру, продолжать работать, а еще… — немного смущаясь. — Вы, пожалуйста, выключите диктофон, и я вам расскажу»…

Мы выходим на улицу. Несколько мужчин курят во дворе, тихо переговариваются, смеются. Таня машет мне рукой: «До свиданья, всего вам хорошего! — и сразу: — Ваня, можешь канистру с водой притащить?»

Держать себя до последнего

Такси увозит меня в другую реальность — в кафе «Счастье» на улице Рубинштейна, встречаться с Женей Кузинер и Зоей Коробовой. По дороге я думаю о том, что история Татьяны — как пазл, из которого пропало довольно много элементов. О чем-то спрашивать было неловко, что-то Татьяна наверняка рассказала, как хотела, а не так, как было на самом деле. Но разве это так уж важно? Всегда ли по прошлому человека надо судить о его настоящем?

«Я работаю в Вышке (Высшая школа экономики, — прим. “Гласной”) и занимаюсь социальными исследованиями в сфере женской бездомности, — рассказывает Женя Кузинер. — Раньше еще в качестве волонтера ездила на ночном автобусе “Ночлежки”, а сейчас координирую комьюнити для бездомных женщин, которое в свое время создала кризисный психолог Астрид Невски».

Она показывает на телефоне фото участниц своей группы. «Наташа — модница, всегда с макияжем, на каблуках. Женщина в пуховике и очках — Оля, она сейчас живет в одном из некоммерческих приютов. Ханна из Средней Азии — сиделка у одной бабушки, там же и живет. Анна снимает комнату. Но у нее всегда проблемы с работой, поэтому она на грани бездомности (имена героинь изменены, — прим. “Гласной”). Собираются обычно по вторникам в “Открытом пространстве” на Рубинштейна. Приходят совершенно разные женщины. У кого-то был опыт бездомности, но сейчас они вернулись в нормальную жизнь, некоторые временно живут у мужчин».

Исследователи отмечают: женщины обычно сильнее привязаны к партнеру, им важно проявить заботу. В ситуации бездомности отношения приобретают еще большую значимость. «Бывает, спрашиваешь у участницы, как прошла неделя, а она начинает говорить не о себе, а о партнере. Это отголоски патриархальной системы: если у женщины не получилось себя реализовать в других сферах жизни, она концентрируется на мужчине», — делится Женя. Одна пара, рассказывает она, обитала в самодельной палатке, и

взрослая дочь женщины предложила ей пожить в квартире, но мужчину не принимала. Та отказалась со словами: «Как же я могу мужа бросить?!»

В практике Зои был случай: беременная девушка с партнером пришла в приют, но мужчина начал пить, и его выгнали, а ей разрешили остаться. Женщина все равно ушла за мужчиной.

Бездомность и беременность отнюдь не исключают друг друга. Когда в «Благотворительную больницу» обращаются беременные женщины с документами, им помогают встать на учет в женской консультации. Если документов нет — способствуют их восстановлению. У «Благотворительной больницы» есть целый список организаций, помогающих устроить беременную женщину в приют соответствующего профиля, среди них Центр защиты материнства Санкт-Петербургской епархии, петербургский центр «Жизнь», приют матери Терезы, отделение социальной реабилитации «Маленькая мама» петербургского ГБУ «Кризисный центр помощи женщинам».

Многие бездомные женщины не состоят в браке, но любят называть партнера мужем, чтобы хоть номинально иметь статус «замужней дамы». Еще бездомные женщины до последнего стараются хорошо выглядеть: красят глаза, делают маникюр, наряжаются как могут. Это помогает им социализироваться, не чувствовать себя вконец опустившимися. Зоя вспоминает, как делали пациентке медицинский педикюр и, сняв несколько пар носков, обнаружили, что ноги в жутком состоянии, но на ногтях лак. Другая женщина всегда приходила на прием с сумочкой и в симпатичной шубке, хотя регулярно ночевала в тамбуре «Перекрестка».

Поддерживать себя в чистоте бездомным женщинам очень непросто: на весь Петербург социальных душевых всего три: «Горячий душ» на Боровой, душевой пункт на Обводном и «Неравнодуш». Средства личной гигиены можно получить в комьюнити-центре у Жени. Кстати, бездомным женщинам рекомендуют использовать именно прокладки, а не тампоны — они помогут дольше сохранять нижнее белье в чистоте.

На встречах женщины обсуждают насущные проблемы, делятся, как прошла их неделя. Те, кто готов к общению с психологом, могут обратиться к специалистам-волонтерам. Женя помогает и с бюрократическими и житейскими вопросами: сделать паспорт, оплатить дорогу, телефонную связь и иногда хостел, если есть острая необходимость в передышке. Чтобы попасть в комьюнити, достаточно написать ей в любой мессенджер. Правила на встречах простые: приходить трезвой, никого не осуждать, не перебивать и не материться. Хотя, как говорит Женя, бывает, что ситуация того требует.

«Можешь жить здесь и спать со мной»

В обществе распространен стереотип, что алкогольная и наркозависимость часто приводят людей на улицу. На самом деле все наоборот: как правило, зависимости становятся следствием бездомности. Согласно результатам исследований «Ночлежки», причиной бездомности у мужчин чаще всего бывают неумение адаптироваться в социуме после тюрьмы и трудовая миграция. Мужчина приезжает на заработки — и что-то идет не по плану. Например, его обманывают с работой, крадут документы, он получает травму. «Мужчине стыдно позвонить домой и сказать жене, что его обманули. Он пытается выправить ситуацию самостоятельно, и далеко не всегда получается», — рассказывает Женя.

А вот причины женской бездомности, как правило, другие. Чаще всего это плохие отношения с родителями и насилие в семье.

По международной статистике, более 90% женщин, живущих в приютах, подвергались домашнему насилию. Нередки ситуации, когда женщины едут в другой город за партнерами, отношения становятся абьюзивными, а деться им уже некуда: ни жилья, ни работы, ни социальных связей у них нет. Бывает и так, что мужчина забирает документы — и женщина даже не может купить билет домой. «Но иногда встречается и синдром бродяжничества, — рассказывает Зоя. — Одна моя пациентка живет так уже 20 лет, и это ее осознанный выбор. При этом у нее есть дочь, у них нормальные отношения. Она иногда побудет дома месяц — и снова возвращается на улицу».

По словам Дарьи Байбаковой, в отличие от мужчин, бездомные женщины обращаются за формальной помощью в самом крайнем случае. Сначала они стараются справиться самостоятельно, затем просят поддержки у друзей и знакомых. Поэтому часто у женщин появляются партнеры, с которыми их связывают не чувства, а потребность быть с кем-то, чтобы скрыть свою бездомность и избежать улицы или приюта.
«С одной стороны, такое поведение говорит о том, что женщине важно управлять собственной жизнью, быть деятельной и принимать решения, но в то же время это в некоторой степени осложняет процесс помощи. Мы часто работаем с женщинами, находящимися в ситуации позднего кризиса, — говорит Дарья. — Когда уже очень мало внутренних сил и веры в возможность справиться с трудностями. В таком случае все равно возможно помочь женщине выбраться с улицы, но на это требуется гораздо больше времени».

Есть еще один важный фактор. Когда мужчина приходит к ночному автобусу, он видит очередь из ста человек, ему легко с ней слиться, почувствовать себя среди равных. А несколько женщин среди мужчин в очереди чувствуют себя потерянными и уязвимыми. Женская бездомность более стигматизирована, чем мужская: общество осуждает женщину за то, что она не справилась со своей ролью жены, матери и хозяйки дома. Да и сами женщины под давлением общественных стереотипов испытывают чувство вины и стыда, которое часто мешает им действовать, обращаться за помощью и верить в возможность преодолеть трудности.

Женя говорит, что низкоквалифицированных рабочих мест, на которые обычно берут бездомных, гораздо больше для женщин, чем для мужчин. Это уборщицы, мойщицы посуды, вахтерши, администраторы хостелов, сиделки. Если бездомная более-менее прилично выглядит, никто не спросит ее, где она ночует. Но при этом женщины больше подвержены сексуализированной дискриминации. «Женщина работала мойщицей посуды в ресторане, и начальник предложил ей с ним переспать. После отказа она под каким-то предлогом была уволена. Другой девушке охранник предложил ночевать в подсобке, но с условием: “Я там тоже живу, а ты можешь жить со мной”, — делится Женя. — Если женщине не заплатят за работу, ей сложнее отстоять свои права».

Маленькие шаги

Когда читаешь про бездомных людей, невольно примеряешь ситуацию на себя. Конечно, кажется, что с тобой такое точно не случится. Но в реальности бездомным может стать практически каждый. Чем меньше у человека ресурсов (таких как жилье, хорошая квалификация, отношения с семьей и друзьями), тем выше вероятность, что он окажется на улице. При этом путь в кризисный центр для многих тоже закрыт: там в основном помогают женщинам с детьми, а одиночки, тем более с зависимостями, остаются вне социума.

Женя считает, что потребность в отдельном женском приюте для бездомных есть, но пока большинство благотворителей с ней не согласны. По их мнению, такие приюты останутся незаполненными, так как бездомных женщин гораздо меньше, чем бездомных мужчин. Но проблема в том, что

в смешанные приюты многие женщины не хотят приходить, так как у них был травмирующий опыт — насилие в семье или на улице, — и они просто боятся.

«Женскую бездомность действительно сложно отделить от общей бездомности, — говорит Женя. — Но чем больше мы будем говорить об этом, чем активнее профильные организации будут взаимодействовать друг с другом, тем быстрее дело сдвинется с мертвой точки». А пока девушки радуются небольшим победам. Московская «Ночлежка» выделила «женский день», когда социальная работница принимает только женщин.

В прошлом году в «Благотворительной больнице» выпустили к 8 Марта информационные листовки, чтобы помочь женщинам найти медицинскую и психологическую поддержку, пункты с горячей едой и одеждой. А сейчас к запуску готовится игровой продукт. В режиме онлайн любой желающий сможет собрать корзину для бездомной женщины и сразу же узнать что необходимо в первую очередь, а какие товары не так нужны или даже могут нанести вред. В топ-списке: теплая одежда, нижнее белье, влажные салфетки, прокладки, шампунь, зубная щетка и паста, мицеллярная вода, сумка-шопер. От таких, казалось бы, простых вещей зависит, сможет ли женщина пройти полный осмотр у врача, получить работу, переночевать не на улице.

Если вы хотите помочь: http://helpingwomen.ru/ — сайт с инструкциями, куда направить женщину, которая оказалась на улице.