" style="position:absolute; left:-9999px;" alt="" />
Истории

И «Ковчег» плывет Приюты для россиян в странах, принимающих эмигрантов, наше государство хочет признать «нежелательными». Репортаж из такого приюта в Турции

27.12.2022читайте нас в Telegram
Иллюстрация: Денис Галицын | Гласная

Шелтер «Ковчега» в Стамбуле появился в середине марта. Тогда это была одна квартира на восемь человек. Сейчас у проекта помощи российским эмигрантам четыре коливинга в крупнейшем городе Турции, в которых могут размещаться около 40 человек. Новички могут прожить в приюте до четырех недель: за это время люди решают первичные бытовые проблемы, находят жилье, выстраивают связи с единомышленниками. После объявления «частичной мобилизации» многим пришлось отказать в заселении: заявок было больше, чем мест.

По просьбе «Гласной» журналист Анна Зуева рассказывает, как устроена жизнь в одном из стамбульских коливингов.

Ева

С Евой Рапопорт, одним из координаторов коливингов в Стамбуле, мы встречаемся в крошечном кафе, куда я заскочила выпить кофе по-турецки и поймать вайфай. От кафе до шелтера пять минут пешком. Пока мы идем, Ева рассказывает про район, где немало вывесок на русском.

«Тут много мигрантов. Но ирония в том, что в этой иерархии россияне наверху “пищевой цепочки”, им больше рады, чем выходцам из Африки, например. Еще здесь много людей из Центральной Азии. Они готовят отличный плов. А в столовых неподалеку можно найти салат оливье и торт медовик. Те, кто приехал сюда, не чувствуют себя полностью оторванными. В этом районе можно жить, не зная английского и турецкого».

Мы подходим к дому. Это старая пятиэтажка с узкой лестницей, на этаже всего одна квартира. Ева стучит в дверь, спустя минуту нам открывает молодой мужчина. Девушка с ходу начинает расспрашивать его и других жильцов, вышедших из своих комнат, про дела, документы и исправность розеток — их недавно починили.

«У нас существует протокол безопасности. Жителям коливинга мы рекомендуем не открывать дверь никому. Исключение — когда прихожу я или те, кого ждем на подселение. Об этом всегда сообщаем заранее».

Ева усаживает меня за большой стол, расположенный в зале. Те, кто нас встречал, снова разбредаются по четырем комнатам. Этот коливинг — самый «молодой», его арендовали в сентябре.

Ева Рапопорт изучала в Москве западную философию, но девять лет назад уехала из России в Индонезию. Там она исследовала местные верования и писала диссертацию. В Стамбуле оказалась два года назад, в разгар эпидемии коронавируса. Ученая писала диссертацию и ждала, когда откроются границы. Но когда ковидные ограничения в Малайзии, куда она планировала, но не смогла попасть в 2020 году, стали мягче, Ева решила остаться в Стамбуле.

«Мне понравилось в Стамбуле. Здесь микс культур, много биеннале, фестивалей и выставок, а жизнь стоит не очень страшных денег. Диссертацию после 24 февраля я забросила. 26-го я пошла на первый большой антивоенный митинг, который проходил на площади Беязыт. Пришло много украинцев и украинок. Я слышала их разговоры: у кого-то близкие под мостом прячутся, у кого-то в лесу. И еще там стояли люди, у которых были плакаты: “Я русский, но я против”. Я поговорила с одним таким человеком, потом, через несколько дней, мы вновь увиделись. Это был Андрей Давыдов. Он был знаком с Анастасией Бураковой, которая в тот момент придумывала “Ковчег”. В начале марта Андрей мне написал: “Можно я на завтрак приду, дело есть?!” Пришел, сказал, что в Ереване открывается шелтер для тех, кто уехал из России, и предложил открыть такой и в Стамбуле. Когда мы начинали, я была единственным человеком в команде, у которого был опыт жизни в Турции и хоть какое-то понимание того, как здесь что работает. То есть я гожусь для заключения договоров с арендодателями, коммунальными службами, интернет-провайдерами. У меня легальный статус в стране, я была ценным кадром в этом смысле».

«Наверху пищевой цепочки»

В марте Ева и Андрей арендовали квартиры. Все они расположены в одном районе, неподалеку друг от друга. Анкеты, которые люди оставляют на сайте «Ковчега», изучают тщательно: смотрят аккаунты в социальных сетях, уточняют про опыт политической и общественной активности, чтобы верифицировать человека.

«Люди останавливаются преимущественно на две недели, затем отправляются куда-то еще, но если сложная ситуация, то мы на улицу никого не выгоняем. Кто-то долго ждет гуманитарную визу, кто-то родственников из России. Думаю, что порядка 500 человек у нас останавливались. Бывали семьи с детьми, без детей, пожилые люди, граждане Украины. С некоторыми нашими жильцами до сих пор поддерживаем связь».

После 21 сентября, когда в России объявили «частичную мобилизацию», количество заявок на проживание увеличилось. Но волна просьб от россиян накрыла «Ковчег» не мгновенно, а спустя полторы недели. Ева предполагает, что подавляющее большинство тех, кто приехал в Стамбул сразу после начала мобилизации, сумели самостоятельно организовать свою жизнь тут:

«Не все заявки мы одобряем. Бывает, просто нет мест. Порой анкета заполнена неполно, отсутствует важная информация, включая точную дату заезда. А после объявления мобилизации появились и те, кто в своих соцсетях ранее одобрял “спецоперацию”.

Мы не предоставляем помощь таким людям, но хорошо, если они тоже уезжают из России. Диванная база поддержки действующей власти, оказывается, легко вымывается».

Ева рассказывает мне о правилах жизни в коливинге. Их немного: сухой закон, никаких наркотиков и посторонних людей. Те, кто живет в шелтере дольше, с удовольствием объясняют тем, кто только что приехал, как здесь все устроено. Многие кооперируются и покупают еду в складчину: так дешевле. Потом готовят на всех и в чате пишут: «Ужин на столе, приходите!» У кого-то в коливингах есть расписание уборки квартиры. Бывают, конечно, жильцы, которые не со всеми уживаются, признается Ева, но в основном все спокойно: «Люди отмечают дни рождения, едят торты, в хорошую погоду идут гулять по набережной и называют вещи своими именами. Это очень поддерживает эмигрантов. А чтобы им было еще проще адаптироваться, мы стали регулярно делать мероприятия. Нам хотелось, чтобы люди, приехавшие сюда, не оказались брошенными. Важно, чтобы они знакомились с нами, с другими, чтобы у россиян устанавливались связи и была возможность создавать совместные проекты».

Первое мероприятие, которое организовали Ева Рапопорт и Андрей Давыдов, прошло 9 мая. Это был показ фильма «Уездный город Е», снятого в 2019 году. Это кино про маленький русский городок, который живет только памятью о Великой Отечественной войне. Как великое сокровище, эта память сохраняется в каждом доме и передается из поколения в поколение. И именно она мешает людям начать, наконец, новую жизнь — без войны в качестве стержня.

«Одно из крупных мероприятий солидарности — “Маяковские чтения”. Мы провели их после того, как 26 сентября был задержан поэт и активист Артем Камардин. Потом была лекция про политическую ситуацию в Турции. У нас был тренинг с профессиональным фасилитатором. Она рассказывала, как адаптироваться в эмиграции, как собрать себя и начать что-то делать. Была лекция про то, как найти работу или подработку в условиях эмиграции. Найти легальную работу в Турции почти нереально, эта страна — хорошее место, чтобы там жить, когда есть внешний источник дохода. В общем, много прагматических штук мы сделали. К нам на мероприятия приходит от 50 до 100 с лишним человек».

Координаторы стамбульского «Ковчега» хотят арендовать офис с большим пространством для организации мероприятий. Там они планируют проводить языковые курсы, психологические группы поддержки и устраивать встречи с экспертами. Коворкинг Ева ищет уже полгода, но пока безуспешно. У владельцев большинства помещений невыполнимое условие: оплата аренды за год вперед. Однако «Ковчег» существует на пожертвования и краудфандинговые средства, лишних денег у координаторов не бывает. Но Ева не отчаивается. Она верит, что однажды на одной из лекций в собственном офисе стамбульского «Ковчега» поделится результатами своего антропологического исследования. Ева занялась им в середине весны, когда работа коливингов была отлажена.

«Мне стало интересно: кто эти люди, которые уехали в первые две недели, что у них за мотивация, был ли у них опыт эмиграции? Мы с коллегой взяли около 30 интервью, и, когда у меня есть свободное время, я занимаюсь тем, что с помощью нейросети рисую картины по мотивам образов, которыми люди делились. Есть идея где-то их выставить, чтобы рассказать о том, что с нами, россиянами, происходит».

По словам Евы, волонтерская работа — это один из ее способов справляться со стрессом. С одной стороны, это был резкий переход в другую сферу — сферу заботы, с другой — возможность делать то, что хорошо получается.

«Вместо того чтобы паниковать, я искала квартиры, заключала договоры и таскала мешки с постельным бельем,

— говорит Ева и считает, что ей повезло: — Я случайно оказалась в нужное время в нужном месте и делаю необходимый людям проект! Мой научный руководитель в Малайзии в марте написал: “Ева, давайте мы найдем финансирование, вы приедете и будете дописывать диссертацию”. Но я уже делала коливинг и сказала: “Извините, но я не могу”. Подумала: чего я буду сидеть в Малайзии и делать вид, что все нормально, когда все абсолютно ненормально?! Если у меня есть возможность делать что-то важное для пацифистов и хоть как-то облегчить последствия их вынужденной эмиграции, то я буду ее использовать».

Постояльцы

Евгений живет в коливинге около месяца. В шелтер Евгений заселился в октябре.

«Сейчас ищу квартиру, чтобы жить в Турции дальше, и буду оформлять ВНЖ. Я жду девушку из Петербурга. Она должна скоро прилететь. В Россию не готов вернуться: опасаюсь очередной волны мобилизации. Тем более мне можно дистанционно обучаться в аспирантуре. Я учусь и подрабатываю. Перевожу с английского на русский и наоборот. Я чувствую себя в безопасности. Рядом много кафе с дешевой едой, тут хорошая транспортная система. С другими жителями шелтера я прекрасно общаюсь. Мы можем вместе сходить на обед или на рынок. К тому же я интересуюсь литературой ГУЛАГа, читаю Варлама Шаламова. Знаю, в каких условиях люди в советских лагерях сидели, поэтому не жалуюсь на минимализм обстановки. Мне комфортно».

В одной комнате с Евгением живет Денис. Он родился и вырос в Тольятти, последние несколько лет жил в Москве. В стамбульском коливинге поселился в начале ноября. Денис показывает мне крошечную кухню. Это даже не кухня, а закуток, в котором расположены раковина, плитка и шкафы с посудой и продуктами. Стоять тут можно разве что в одиночку, двоим здесь тесно.

«Едим зачастую в столовых, — объясняет мне Денис. — Это выгоднее, чем готовить. Но если все-таки готовим, то продукты покупаем на местных рынках, которые работают каждый четверг и пятницу. А тут у нас ванная комната, — продолжает экскурсию Денис. — Есть стиральная машина, тут стоят наши зубные щетки. У всех свой шампунь, мыло и прочие принадлежности».

В октябре Денис прилетел в Тель-Авив. Но не прошел паспортный контроль.

«Кажется, что Израиль — страна, в которую тяжелее всего попасть. С копией документа об отказе во въезде от израильской полиции я прилетел в Стамбул. Заполнил заявку на место в коливинге еще в аэропорту Тель-Авива. Ответ пришел через неделю. А пока я ждал ответа от “Ковчега”, пять-шесть дней прожил у семейной пары. Они откликнулись на мою просьбу в каком-то чате. Прекрасные ребята, я очень благодарен им за помощь».

Денису было крайне необходимо бесплатное жилье. Снять квартиру в Стамбуле сложно: собственники просят оплатить аренду на шесть месяцев вперед. Имеющаяся у Дениса сумма как раз покрывала расходы на аренду в течение этого срока, но в этом случае ему не на что было бы покупать еду.

«Меня охватило отчаяние, но в этот момент пришел ответ от координаторов “Ковчега”, — вспоминает он. — Мне тут хорошо. Я неприхотлив. Люблю походы, жить в палатке, поэтому мне не нужны идеальные условия для жизни. Крыша над головой есть, душ есть — это уже отлично. Я регулярно хожу на мероприятия, которые проводят координаторы “Ковчега”. Не представляю, откуда они берут силы, чтобы придумывать для нас интересные встречи и лекции».

Денис любит фотографировать. Он распечатал на фотобумаге свои снимки и развесил их, чтобы заполнить пустоту на стенах квартиры. На фотографиях жители Стамбула, которых парень снял, бродя по улицам, заглядывая в кафе и магазины. Денис всегда ищет интересные сюжеты и лица. На одной — задумчивая девушка с сигаретой, на другой— пожилой человек, который поднял палец.

«Я люблю жанр документальной фотографии и хочу сделать персональную выставку про жителей шелтеров в каком-нибудь арт-пространстве. Некоторые люди дали разрешение и готовы сниматься. Мне важно донести истории героев, показать вещи, которые они забрали, спасаясь от катастрофы. Мне хотелось бы сопроводить эти снимки короткими интервью. Вскоре планирую поехать к маме. Она живет в Юго-Восточной Европе. Мы больше полугода не виделись. В Стамбуле хорошо, но делать тут, скажем так, нечего».

Мы с Денисом стучим в дверь другой комнаты, где живет мужчина за сорок, и просим позволения выйти на балкон. Он с радостью нас пускает. В небольшой комнате из мебели все только самое необходимое: кровать, стул и стол. Вещи разложены на полу или лежат на сумках. На балконе тоже стул и пепельница. Напротив — окна еще одного многоэтажного дома, на балконах аккуратно развешано выстиранное белье. Денис рассказывает, что те, кто живет в шелтере, иногда собираются здесь: беседуют, пьют кофе, играют в настольные игры. К нам присоединяется Дмитрий. В течение пары лет — до пандемии — он работал в штабах российских оппозиционных политиков, ныне признанных иноагентами и даже осужденных. Дмитрий — один из старожилов убежища. Живет тут с начала октября.

«После объявления мобилизации с трудом принял факт, что безопаснее будет уехать из России. Выбор Стамбула был неслучаен — это мегаполис с устоявшимся русскоязычным комьюнити, огромный логистический хаб. Потребовались время и удача, чтобы забронировать билет дешевле 150–250 тысяч. Спустя пару часов беспрерывного мониторинга удалось найти вариант на 24 сентября за 78 тысяч. Незадолго до вылета обратился в эмигрантские чаты в телеграме, чтобы найти место, где бы я мог переночевать.

Пришло сообщение от девушки, которая предлагала пожить у нее несколько дней. Я ей написал, не рассчитывая на то, что она согласится меня принять.

Потом связался с “Ковчегом” — и через несколько дней мне ответили. Я не надеялся получить место, учитывая количество нуждающихся».

Когда пришел ответ от «Ковчега», Дмитрия добавили в чат коливинга, прислали адрес — и он пришел сюда буквально пешком. Жить в четырехкомнатной квартире с незнакомыми людьми Диме непривычно. У него нет опыта совместного быта в университетском общежитии: учась в вузе, Дмитрий жил в квартире один.

«Последние годы жил в загородном доме в компании своих питомцев и настолько привык к тишине и уединению, что даже приезжать в родной город было непривычно. Думал, что так вскоре совсем одичаю. Резкая смена на жизнь в восьмиместной квартире с одной ванной — необычный для меня опыт. И стало приятным открытием отсутствие какого-либо дискомфорта. Более того, лишний раз убедился, насколько важно, с кем ты живешь, а не с чем. У всех разный темп и образ жизни, кто-то уходит утром и возвращается после полуночи, а кто-то готов весь день хозяйничать дома. По утрам слышно, как на плите трясется турка и все готовят, а когда здесь были шахматы, эта игра стала нашим ритуалом. Таким же, как и посещение еженедельных мероприятий, которые организуют координаторы “Ковчега” в Стамбуле. Сложно переоценить важность “Ковчега”, и это большая удача — оказаться здесь».

Спасение ценных видов

В конце ноября комиссия Госдумы по расследованию фактов вмешательства иностранных государств во внутренние дела России попросила правоохранительные органы проверить работу «Ковчега». Глава комиссии Василий Пискарев считает, что организация сотрудничает с американскими организациями и «вербует» антироссийски настроенных граждан, а еще якобы занимается сбором средств на оснащение ВСУ и поставкой дронов для украинской армии.

«Признание нас нежелательными — это скорее вопрос времени, чем причины, — отмечает Ева. — Хотя после истории с Центром сохранения лососевых рыб* о рациональных причинах тоже становится сложнее говорить. Сейчас всем, кто делает хоть что-то существенное, навешивают статусы нежелательных или иноагентов. Даже странно, что нашу деятельность заметили только сейчас».

* Признан Минюстом иностранным агентом.

«Гласная» в соцсетях Подпишитесь, чтобы не пропустить самое важное

Facebook и Instagram принадлежат компании Meta, признанной экстремистской в РФ

К другим материалам
«Я понимала: морю больно»

История волонтера Таисии Каталини из Анапы — о бескорыстной помощи, пределе возможностей и риске совершить ошибку

«Этой зимой он умрет на остановке»

Как женщина на инвалидной коляске открыла приют для бездомных

«Дневник горя»

Как тикток помогает женщинам, потерявшим ребенка, пережить утрату

«Я сделаю все, чтобы не жить с этим монстром»

Марина мечтала о сцене и журналистике, но стала женой чеченского силовика. Ее история — о насилии и удачном побеге

«Люди не понимают, почему я стал таким закрытым»

Как анонимный чат психологической помощи «1221» помогает подросткам

«С таким опытом буду хоть как-то полезна»

Российская беженка, которая прошла секты и проституцию, решила стать психологом, чтобы помогать другим

Читать все материалы по теме