И «Ковчег» плывет Приюты для россиян в странах, принимающих эмигрантов, наше государство хочет признать «нежелательными». Репортаж из такого приюта в Турции
Шелтер «Ковчега» в Стамбуле появился в середине марта. Тогда это была одна квартира на восемь человек. Сейчас у проекта помощи российским эмигрантам четыре коливинга в крупнейшем городе Турции, в которых могут размещаться около 40 человек. Новички могут прожить в приюте до четырех недель: за это время люди решают первичные бытовые проблемы, находят жилье, выстраивают связи с единомышленниками. После объявления «частичной мобилизации» многим пришлось отказать в заселении: заявок было больше, чем мест.
По просьбе «Гласной» журналист Анна Зуева рассказывает, как устроена жизнь в одном из стамбульских коливингов.
Ева
С Евой Рапопорт, одним из координаторов коливингов в Стамбуле, мы встречаемся в крошечном кафе, куда я заскочила выпить кофе по-турецки и поймать вайфай. От кафе до шелтера пять минут пешком. Пока мы идем, Ева рассказывает про район, где немало вывесок на русском.
«Тут много мигрантов. Но ирония в том, что в этой иерархии россияне наверху “пищевой цепочки”, им больше рады, чем выходцам из Африки, например. Еще здесь много людей из Центральной Азии. Они готовят отличный плов. А в столовых неподалеку можно найти салат оливье и торт медовик. Те, кто приехал сюда, не чувствуют себя полностью оторванными. В этом районе можно жить, не зная английского и турецкого».
Мы подходим к дому. Это старая пятиэтажка с узкой лестницей, на этаже всего одна квартира. Ева стучит в дверь, спустя минуту нам открывает молодой мужчина. Девушка с ходу начинает расспрашивать его и других жильцов, вышедших из своих комнат, про дела, документы и исправность розеток — их недавно починили.
«У нас существует протокол безопасности. Жителям коливинга мы рекомендуем не открывать дверь никому. Исключение — когда прихожу я или те, кого ждем на подселение. Об этом всегда сообщаем заранее».
Ева усаживает меня за большой стол, расположенный в зале. Те, кто нас встречал, снова разбредаются по четырем комнатам. Этот коливинг — самый «молодой», его арендовали в сентябре.
Ева Рапопорт изучала в Москве западную философию, но девять лет назад уехала из России в Индонезию. Там она исследовала местные верования и писала диссертацию. В Стамбуле оказалась два года назад, в разгар эпидемии коронавируса. Ученая писала диссертацию и ждала, когда откроются границы. Но когда ковидные ограничения в Малайзии, куда она планировала, но не смогла попасть в 2020 году, стали мягче, Ева решила остаться в Стамбуле.
«Мне понравилось в Стамбуле. Здесь микс культур, много биеннале, фестивалей и выставок, а жизнь стоит не очень страшных денег. Диссертацию после 24 февраля я забросила. 26-го я пошла на первый большой антивоенный митинг, который проходил на площади Беязыт. Пришло много украинцев и украинок. Я слышала их разговоры: у кого-то близкие под мостом прячутся, у кого-то в лесу. И еще там стояли люди, у которых были плакаты: “Я русский, но я против”. Я поговорила с одним таким человеком, потом, через несколько дней, мы вновь увиделись. Это был Андрей Давыдов. Он был знаком с Анастасией Бураковой, которая в тот момент придумывала “Ковчег”. В начале марта Андрей мне написал: “Можно я на завтрак приду, дело есть?!” Пришел, сказал, что в Ереване открывается шелтер для тех, кто уехал из России, и предложил открыть такой и в Стамбуле. Когда мы начинали, я была единственным человеком в команде, у которого был опыт жизни в Турции и хоть какое-то понимание того, как здесь что работает. То есть я гожусь для заключения договоров с арендодателями, коммунальными службами, интернет-провайдерами. У меня легальный статус в стране, я была ценным кадром в этом смысле».
«Наверху пищевой цепочки»
В марте Ева и Андрей арендовали квартиры. Все они расположены в одном районе, неподалеку друг от друга. Анкеты, которые люди оставляют на сайте «Ковчега», изучают тщательно: смотрят аккаунты в социальных сетях, уточняют про опыт политической и общественной активности, чтобы верифицировать человека.
«Люди останавливаются преимущественно на две недели, затем отправляются куда-то еще, но если сложная ситуация, то мы на улицу никого не выгоняем. Кто-то долго ждет гуманитарную визу, кто-то родственников из России. Думаю, что порядка 500 человек у нас останавливались. Бывали семьи с детьми, без детей, пожилые люди, граждане Украины. С некоторыми нашими жильцами до сих пор поддерживаем связь».
После 21 сентября, когда в России объявили «частичную мобилизацию», количество заявок на проживание увеличилось. Но волна просьб от россиян накрыла «Ковчег» не мгновенно, а спустя полторы недели. Ева предполагает, что подавляющее большинство тех, кто приехал в Стамбул сразу после начала мобилизации, сумели самостоятельно организовать свою жизнь тут:
«Не все заявки мы одобряем. Бывает, просто нет мест. Порой анкета заполнена неполно, отсутствует важная информация, включая точную дату заезда. А после объявления мобилизации появились и те, кто в своих соцсетях ранее одобрял “спецоперацию”.
Мы не предоставляем помощь таким людям, но хорошо, если они тоже уезжают из России. Диванная база поддержки действующей власти, оказывается, легко вымывается».
Ева рассказывает мне о правилах жизни в коливинге. Их немного: сухой закон, никаких наркотиков и посторонних людей. Те, кто живет в шелтере дольше, с удовольствием объясняют тем, кто только что приехал, как здесь все устроено. Многие кооперируются и покупают еду в складчину: так дешевле. Потом готовят на всех и в чате пишут: «Ужин на столе, приходите!» У кого-то в коливингах есть расписание уборки квартиры. Бывают, конечно, жильцы, которые не со всеми уживаются, признается Ева, но в основном все спокойно: «Люди отмечают дни рождения, едят торты, в хорошую погоду идут гулять по набережной и называют вещи своими именами. Это очень поддерживает эмигрантов. А чтобы им было еще проще адаптироваться, мы стали регулярно делать мероприятия. Нам хотелось, чтобы люди, приехавшие сюда, не оказались брошенными. Важно, чтобы они знакомились с нами, с другими, чтобы у россиян устанавливались связи и была возможность создавать совместные проекты».
Первое мероприятие, которое организовали Ева Рапопорт и Андрей Давыдов, прошло 9 мая. Это был показ фильма «Уездный город Е», снятого в 2019 году. Это кино про маленький русский городок, который живет только памятью о Великой Отечественной войне. Как великое сокровище, эта память сохраняется в каждом доме и передается из поколения в поколение. И именно она мешает людям начать, наконец, новую жизнь — без войны в качестве стержня.
«Одно из крупных мероприятий солидарности — “Маяковские чтения”. Мы провели их после того, как 26 сентября был задержан поэт и активист Артем Камардин. Потом была лекция про политическую ситуацию в Турции. У нас был тренинг с профессиональным фасилитатором. Она рассказывала, как адаптироваться в эмиграции, как собрать себя и начать что-то делать. Была лекция про то, как найти работу или подработку в условиях эмиграции. Найти легальную работу в Турции почти нереально, эта страна — хорошее место, чтобы там жить, когда есть внешний источник дохода. В общем, много прагматических штук мы сделали. К нам на мероприятия приходит от 50 до 100 с лишним человек».
Координаторы стамбульского «Ковчега» хотят арендовать офис с большим пространством для организации мероприятий. Там они планируют проводить языковые курсы, психологические группы поддержки и устраивать встречи с экспертами. Коворкинг Ева ищет уже полгода, но пока безуспешно. У владельцев большинства помещений невыполнимое условие: оплата аренды за год вперед. Однако «Ковчег» существует на пожертвования и краудфандинговые средства, лишних денег у координаторов не бывает. Но Ева не отчаивается. Она верит, что однажды на одной из лекций в собственном офисе стамбульского «Ковчега» поделится результатами своего антропологического исследования. Ева занялась им в середине весны, когда работа коливингов была отлажена.
«Мне стало интересно: кто эти люди, которые уехали в первые две недели, что у них за мотивация, был ли у них опыт эмиграции? Мы с коллегой взяли около 30 интервью, и, когда у меня есть свободное время, я занимаюсь тем, что с помощью нейросети рисую картины по мотивам образов, которыми люди делились. Есть идея где-то их выставить, чтобы рассказать о том, что с нами, россиянами, происходит».
По словам Евы, волонтерская работа — это один из ее способов справляться со стрессом. С одной стороны, это был резкий переход в другую сферу — сферу заботы, с другой — возможность делать то, что хорошо получается.
«Вместо того чтобы паниковать, я искала квартиры, заключала договоры и таскала мешки с постельным бельем,
— говорит Ева и считает, что ей повезло: — Я случайно оказалась в нужное время в нужном месте и делаю необходимый людям проект! Мой научный руководитель в Малайзии в марте написал: “Ева, давайте мы найдем финансирование, вы приедете и будете дописывать диссертацию”. Но я уже делала коливинг и сказала: “Извините, но я не могу”. Подумала: чего я буду сидеть в Малайзии и делать вид, что все нормально, когда все абсолютно ненормально?! Если у меня есть возможность делать что-то важное для пацифистов и хоть как-то облегчить последствия их вынужденной эмиграции, то я буду ее использовать».
Постояльцы
Евгений живет в коливинге около месяца. В шелтер Евгений заселился в октябре.
«Сейчас ищу квартиру, чтобы жить в Турции дальше, и буду оформлять ВНЖ. Я жду девушку из Петербурга. Она должна скоро прилететь. В Россию не готов вернуться: опасаюсь очередной волны мобилизации. Тем более мне можно дистанционно обучаться в аспирантуре. Я учусь и подрабатываю. Перевожу с английского на русский и наоборот. Я чувствую себя в безопасности. Рядом много кафе с дешевой едой, тут хорошая транспортная система. С другими жителями шелтера я прекрасно общаюсь. Мы можем вместе сходить на обед или на рынок. К тому же я интересуюсь литературой ГУЛАГа, читаю Варлама Шаламова. Знаю, в каких условиях люди в советских лагерях сидели, поэтому не жалуюсь на минимализм обстановки. Мне комфортно».
В одной комнате с Евгением живет Денис. Он родился и вырос в Тольятти, последние несколько лет жил в Москве. В стамбульском коливинге поселился в начале ноября. Денис показывает мне крошечную кухню. Это даже не кухня, а закуток, в котором расположены раковина, плитка и шкафы с посудой и продуктами. Стоять тут можно разве что в одиночку, двоим здесь тесно.
«Едим зачастую в столовых, — объясняет мне Денис. — Это выгоднее, чем готовить. Но если все-таки готовим, то продукты покупаем на местных рынках, которые работают каждый четверг и пятницу. А тут у нас ванная комната, — продолжает экскурсию Денис. — Есть стиральная машина, тут стоят наши зубные щетки. У всех свой шампунь, мыло и прочие принадлежности».
В октябре Денис прилетел в Тель-Авив. Но не прошел паспортный контроль.
«Кажется, что Израиль — страна, в которую тяжелее всего попасть. С копией документа об отказе во въезде от израильской полиции я прилетел в Стамбул. Заполнил заявку на место в коливинге еще в аэропорту Тель-Авива. Ответ пришел через неделю. А пока я ждал ответа от “Ковчега”, пять-шесть дней прожил у семейной пары. Они откликнулись на мою просьбу в каком-то чате. Прекрасные ребята, я очень благодарен им за помощь».
Денису было крайне необходимо бесплатное жилье. Снять квартиру в Стамбуле сложно: собственники просят оплатить аренду на шесть месяцев вперед. Имеющаяся у Дениса сумма как раз покрывала расходы на аренду в течение этого срока, но в этом случае ему не на что было бы покупать еду.
«Меня охватило отчаяние, но в этот момент пришел ответ от координаторов “Ковчега”, — вспоминает он. — Мне тут хорошо. Я неприхотлив. Люблю походы, жить в палатке, поэтому мне не нужны идеальные условия для жизни. Крыша над головой есть, душ есть — это уже отлично. Я регулярно хожу на мероприятия, которые проводят координаторы “Ковчега”. Не представляю, откуда они берут силы, чтобы придумывать для нас интересные встречи и лекции».
Денис любит фотографировать. Он распечатал на фотобумаге свои снимки и развесил их, чтобы заполнить пустоту на стенах квартиры. На фотографиях жители Стамбула, которых парень снял, бродя по улицам, заглядывая в кафе и магазины. Денис всегда ищет интересные сюжеты и лица. На одной — задумчивая девушка с сигаретой, на другой— пожилой человек, который поднял палец.
«Я люблю жанр документальной фотографии и хочу сделать персональную выставку про жителей шелтеров в каком-нибудь арт-пространстве. Некоторые люди дали разрешение и готовы сниматься. Мне важно донести истории героев, показать вещи, которые они забрали, спасаясь от катастрофы. Мне хотелось бы сопроводить эти снимки короткими интервью. Вскоре планирую поехать к маме. Она живет в Юго-Восточной Европе. Мы больше полугода не виделись. В Стамбуле хорошо, но делать тут, скажем так, нечего».
Мы с Денисом стучим в дверь другой комнаты, где живет мужчина за сорок, и просим позволения выйти на балкон. Он с радостью нас пускает. В небольшой комнате из мебели все только самое необходимое: кровать, стул и стол. Вещи разложены на полу или лежат на сумках. На балконе тоже стул и пепельница. Напротив — окна еще одного многоэтажного дома, на балконах аккуратно развешано выстиранное белье. Денис рассказывает, что те, кто живет в шелтере, иногда собираются здесь: беседуют, пьют кофе, играют в настольные игры. К нам присоединяется Дмитрий. В течение пары лет — до пандемии — он работал в штабах российских оппозиционных политиков, ныне признанных иноагентами и даже осужденных. Дмитрий — один из старожилов убежища. Живет тут с начала октября.
«После объявления мобилизации с трудом принял факт, что безопаснее будет уехать из России. Выбор Стамбула был неслучаен — это мегаполис с устоявшимся русскоязычным комьюнити, огромный логистический хаб. Потребовались время и удача, чтобы забронировать билет дешевле 150–250 тысяч. Спустя пару часов беспрерывного мониторинга удалось найти вариант на 24 сентября за 78 тысяч. Незадолго до вылета обратился в эмигрантские чаты в телеграме, чтобы найти место, где бы я мог переночевать.
Пришло сообщение от девушки, которая предлагала пожить у нее несколько дней. Я ей написал, не рассчитывая на то, что она согласится меня принять.
Потом связался с “Ковчегом” — и через несколько дней мне ответили. Я не надеялся получить место, учитывая количество нуждающихся».
Когда пришел ответ от «Ковчега», Дмитрия добавили в чат коливинга, прислали адрес — и он пришел сюда буквально пешком. Жить в четырехкомнатной квартире с незнакомыми людьми Диме непривычно. У него нет опыта совместного быта в университетском общежитии: учась в вузе, Дмитрий жил в квартире один.
«Последние годы жил в загородном доме в компании своих питомцев и настолько привык к тишине и уединению, что даже приезжать в родной город было непривычно. Думал, что так вскоре совсем одичаю. Резкая смена на жизнь в восьмиместной квартире с одной ванной — необычный для меня опыт. И стало приятным открытием отсутствие какого-либо дискомфорта. Более того, лишний раз убедился, насколько важно, с кем ты живешь, а не с чем. У всех разный темп и образ жизни, кто-то уходит утром и возвращается после полуночи, а кто-то готов весь день хозяйничать дома. По утрам слышно, как на плите трясется турка и все готовят, а когда здесь были шахматы, эта игра стала нашим ритуалом. Таким же, как и посещение еженедельных мероприятий, которые организуют координаторы “Ковчега” в Стамбуле. Сложно переоценить важность “Ковчега”, и это большая удача — оказаться здесь».
Спасение ценных видов
В конце ноября комиссия Госдумы по расследованию фактов вмешательства иностранных государств во внутренние дела России попросила правоохранительные органы проверить работу «Ковчега». Глава комиссии Василий Пискарев считает, что организация сотрудничает с американскими организациями и «вербует» антироссийски настроенных граждан, а еще якобы занимается сбором средств на оснащение ВСУ и поставкой дронов для украинской армии.
«Признание нас нежелательными — это скорее вопрос времени, чем причины, — отмечает Ева. — Хотя после истории с Центром сохранения лососевых рыб* о рациональных причинах тоже становится сложнее говорить. Сейчас всем, кто делает хоть что-то существенное, навешивают статусы нежелательных или иноагентов. Даже странно, что нашу деятельность заметили только сейчас».
* Признан Минюстом иностранным агентом.
Марина мечтала о сцене и журналистике, но стала женой чеченского силовика. Ее история — о насилии и удачном побеге
Как анонимный чат психологической помощи «1221» помогает подросткам
Российская беженка, которая прошла секты и проституцию, решила стать психологом, чтобы помогать другим
Как побег из семьи становится единственным способом избавиться от постоянного насилия
Как первые женщины-политзаключенные ценой собственной жизни изменили порядки в российских тюрьмах в XIX веке