Жертвоприношение скрепам Россияне против усыновления сирот за рубеж. Даже если эти дети «неусыновляемы» в России и никогда не выйдут из интернатов

Российские депутаты внесли в Госдуму законопроект, запрещающий усыновление сирот в «недружественные страны». По данным ВЦИОМа, этот законопроект поддерживает более 60% россиян. Журналист Ольга Алленова рассказывает о том, как российская девочка-сирота нашла в «недружественной» теперь Германии семью, лечение и будущее, и о том, что стало бы с ней на родине без семьи.

«Как бы чего не вышло»

Эльвира родилась в 2011 году в Приморском крае с деформацией рук и кистей. Вскоре после рождения девочка попала в дом ребенка. Когда ей исполнилось четыре года, о ней узнала русскоязычная гражданка Германии Юлия Бейсенова. Она была волонтером в нескольких благотворительных организациях в России, в том числе помогала проекту «Дети в беде» фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам»: искала в Европе медицинские клиники для сирот, нуждающихся в лечении. Юля программист, ее муж Али, гражданин Казахстана, — предприниматель. У них трое биологических детей, большая квартира в пригороде Мюнхена.

Сначала Юлия просто хотела помочь девочке с лечением: была надежда на то, что хорошие хирурги смогут хотя бы немного выправить Эльвире кисти, чтобы она могла сама себя обслуживать. Но выяснилось, что девочке нужна высокотехнологичная и длительная медицинская помощь. А как начинать процесс лечения детдомовского ребенка, которого в любой момент государство может просто не отпустить в зарубежную клинику?

И Бейсеновы решили удочерить Элю.

В департаменте образования и науки Приморского края им сказали, что удочерение возможно, ведь за те четыре года, что девочка прожила на этом свете, никто из россиян не захотел взять ее в семью. С 2011 по 2014 год 20 семей, имеющих статус кандидатов в приемные родители, получили сведения о ребенке, 19 из них отказались даже знакомиться с Эльвирой. Одна семья с девочкой встретилась, но забрать ее не решилась.

Бейсеновы записались в школу приемных родителей. Собрали документы,

даже обратились к мюнхенскому психиатру за справкой, в которой говорилось, что они являются гетеросексуальной парой и данных о том, что они могут сменить ориентацию, врач не имеет.

«Психиатр была удивлена нашим запросом, — вспоминает Юлия, — но провела диагностику и дала нам свое заключение».

Такая бумага в списке документов появилась неспроста. 13 февраля 2014 года, когда Бейсеновы только обсуждали возможность удочерения Эли, премьер-министр России Дмитрий Медведев подписал постановление, запрещающее усыновлять российских сирот в страны, где разрешены однополые браки. В постановлении говорилось, что усыновителями российских сирот могут быть совершеннолетние граждане обоего пола, кроме «лиц, состоящих в союзе, заключенном между лицами одного пола, признанном браком и зарегистрированном в соответствии с законодательством государства, в котором такой брак разрешен, а также лиц, являющихся гражданами указанного государства и не состоящих в браке».

В 2014 году Германия признавала партнерские отношения однополых пар, однако браки на тот момент еще не допускались. Партнеров, например, пускали в реанимацию, они могли наследовать имущество, но усыновление детей такими парами было невозможно (за редкими исключениями, когда один из партнеров уже имел ребенка и второй мог его усыновить). Легализация однополых браков в Германии произошла лишь летом 2017 года. Тем не менее 4 сентября 2015 года Приморский краевой суд отказал Бейсеновым в удочерении Эльвиры — и именно по причине толерантности Германии к ЛГБТ. В мотивировочном решении судьи Оксаны Соловьевой говорилось, что по законодательству Германии ребенок может быть переустроен в другую семью, а раз в ФРГ разрешены однополые партнерства, теоретически ребенок может попасть к такой паре.

«Судья нам сказала: “Если вы разойдетесь и решите создать однополые партнерства, то ваши новые партнеры смогут усыновить ваших детей”, — вспоминает Юлия. — Мы, имея троих биологических детей и 15 лет брака за спиной, конечно, слушали это с недоумением». Также суд ссылался на то, что между Россией и Германией отсутствует договор о сотрудничестве, который обязывал бы власти Германии брать согласие российской стороны на переустройство усыновленного ребенка в другую семью.

Даже представители органов опеки и прокурор не ожидали такого решения: они ходатайствовали о разрешении на удочерение, считая, что оно отвечает интересам ребенка.

К этому времени Бейсеновы уже встретились с Эльвирой шесть раз, влюбились в нее, а девочка со второй встречи стала называть их мамой и папой. «Мы не говорили ей, что хотим ее забрать, потому что понимали: нельзя обнадеживать ребенка, пока нет решения суда, — вспоминает Юлия.

— Но в детских домах так все устроено: раз к кому-то ходят взрослые, значит, это мама и папа. Когда мы пришли к Эле во второй раз, дети стали ее звать: “Твои мама и папа пришли!”».

Адвокат Бейсеновых Александр Голованов назвал решение Приморского суда «произволом» — по его мнению, судья принимала его, исходя из логики «как бы чего не вышло». Германия не входила в список стран, в которые на тот момент запрещалось усыновление из России. В 2014 году граждане Германии усыновили в России 44 ребенка, из них двоих детей с инвалидностью, а с января по ноябрь 2015 года — еще 30. Эти цифры Юле Бейсеновой предоставило Минобразования в ответ на ее запрос, и эти цифры она и ее адвокат огласили в суде.

Читайте также «Я — государственный ребенок»

Сирота Вера Ионова — о том, как детский дом готовит к армии и тюрьме

«Я уже знала, что такое сиротская система, и понимала, что ждет Элю в детском доме: одиночество, отставание в развитии, а после 18 лет — дом для инвалидов или психоневрологический интернат», — рассказывает Юлия. Бейсеновы решили бороться и подали апелляцию в Верховный суд. А еще написали письма президенту России, патриарху Кириллу и уполномоченному по правам ребенка Павлу Астахову. Астахов поддержал семью. В его заключении говорилось, что удочерение Эльвиры отвечает ее интересам, а «в случае, если удочерители Бейсеновы по каким-либо причинам не смогут выполнять свои родительские обязанности в отношении Эльвиры, ребенок не может быть переустроен в “однополую семью”, поскольку германским законодательством возможность такого переустройства не предусмотрена». Кроме этого, Астахов опроверг вывод судьи о том, что между Россией и Германией нет соглашения о контроле за условиями жизни и воспитания усыновленных в России детей, — такой контроль, по его данным, тогда осуществляла немецкая организации «Центрум фюр Адопцьонен», имевшая разрешение от Министерства образования и науки РФ. Перед заседанием Бейсеновы — на всякий случай — прошли диагностику еще и у российского психиатра, который дал заключение о гетеросексуальности пары.

15 декабря 2015 года Верховный суд отменил решение Приморского краевого суда и разрешил удочерение Эльвиры.

Новый 2016 год девочка встретила уже в семье.

Эльфик дома

«Первые года три после удочерения мы много ездили по врачам, — рассказывает Юлия Бейсенова. — Генетическое исследование, многочисленные обследования рук и внутренних органов… Элечка перенесла несколько хирургических операций: ей немного выпрямили искривленные ручки, чтобы было легче ими управлять. Ей через многое пришлось пройти — гипсы, ортезы, разработка пальчиков, реабилитация».

Во время обследования немецкие врачи нашли у Эли еще несколько заболеваний — пришлось перевести ее на безглютеновую диету, сделать операцию на глазах, поставить слуховой аппарат на одно ухо. Кроме этого, девочке потребовалась терапия, стимулирующая рост, — иначе она не могла бы расти. «Сначала было сложно, мы не знали, за что хвататься, — говорит Юлия. — Сейчас все понятнее, мы просто придерживаемся плана лечения и реабилитации, регулярно ездим к врачам на контроль».

Эля ездит на велосипеде — несмотря на проблемы с руками. Папа переоборудовал для нее руль и сиденье, научил держать равновесие. Она стала посещать школу плавания, и тренеры обещают ей спортивные успехи. В семье Элю называют Эльфиком.

«Для нас с мужем важно не трястись над Элей и “не упаковывать ее в вату” (есть такое немецкое выражение), а давать ей возможность жить полноценной жизнью обычного ребенка, — продолжает Юлия. — Мы много путешествуем, ездим на море, показываем детям мир — такой разный и такой увлекательный».

Этой осенью Эля пойдет в четвертый класс. Несмотря на инвалидность, она посещает обычную районную школу. К ней прикреплен тьютор (индивидуальный помощник), который помогает ей с организацией школьного быта: застегнуть одежду, быстро собрать ручки в пенал, посетить туалет. Из-за нарушения развития рук Эле по-прежнему нужна помощь в быту. Но с учебой она справляется сама — по словам Юлии, дочь хорошо учится, красиво пишет и легко находит общий язык со сверстниками.

«Элечку очень хорошо приняли и в детском садике, и в школе, — говорит Юлия. — Она очень позитивный и жизнерадостный ребенок, у нее очаровательная сияющая улыбка. У Эли всегда есть подружки, они играют, веселятся, секретничают. С ней хотят дружить, потому что с ней весело и интересно. И инвалидность уже отходит на задний план, дети просто принимают как данность ее особенности. Иногда, конечно, бывает, кто-то задает некорректные вопросы или даже дразнит — дети есть дети. Но это скорее исключение, чем правило. Конечно, важна роль учителя в классе — он создает атмосферу, — а также общая политика школы. У нас хорошая школа, хоть и самая обычная. Детей учат принимать, что мы все разные, и это нормально».

Услуги тьютора в школе для Эли оплачивает муниципалитет. Благодаря такой поддержке оба родителя могут работать.

Лечение, операции и реабилитация девочки по всем ее диагнозам почти полностью покрывается государственной семейной медицинской страховкой.

«Усыновленный ребенок в Германии приравнивается к биологическому, поэтому у Эли такие же права на получение полноценной медицинской помощи, как и у других наших детей, — говорит Юлия.

— Какое-то лечение очень дорогое — например, Эле ежедневно нужно делать укол стоимостью 100 евро, и это тоже полностью покрывается медстраховкой. Останься она в системе детских домов России — такое лечение вряд ли было бы возможно».

Девочка знает о том, что она родилась в России и жила в детском доме. В семье от нее ничего не скрывают. «Даже если бы мы забирали ее младенцем, все равно не стали бы скрывать факт удочерения, — рассуждает Юлия. — Немецкие детские психологи убеждены, что ребенок должен знать свою историю, чтобы иметь возможность “склеить” свои старую и новую жизни и чувствовать себя “целым”. Эля принимает свою историю как данность, как часть своей жизни. Иногда задает вопросы: как так получилось, что она осталась без семьи? как выглядели ее кровные родители? Я отношусь к таким вопросам с уважением и стараюсь отвечать правдиво. Порой это целое искусство — суметь дать ребенку не слишком много, но и не слишком мало информации, учитывая его возраст и уровень развития». Юлия хочет, чтобы Эля росла счастливой, без обиды на жизнь: «Если у нее есть вопросы, мы сначала спокойно их обсуждаем, а потом я стараюсь по возможности мягко вывести на какой-то позитивный аспект: “Да, так вышло, что ты осталась одна, мне очень жаль. Но как хорошо, что мы в итоге тебя нашли и теперь мы вместе!”»

Дети или «традиционные ценности»

1 августа 2022 года депутаты Госдумы предложили запретить усыновление детей гражданами «недружественных стран» (в ответ на западные санкции Россия назвала «недружественными» более 50 государств, в том числе все страны Евросоюза). В пояснительной записке депутаты сообщили, что международное усыновление помешает «сохранению и развитию традиционных российских духовно-нравственных ценностей» у детей.

Важно помнить, что усыновление сироты иностранцами по российским законам возможно лишь в том случае, если в самой России родителей для ребенка не нашлось. В последние годы в России активно развивалось семейное устройство, и в детских домах практически не осталось детей, о которых мечтает большинство усыновителей, — маленьких и здоровых. Большинство анкет в российском федеральном банке данных детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, — это либо подростки старше 12 лет (66%), либо дети с инвалидностью или серьезными нарушениями здоровья (60%), либо сиблинги (59%) — братья и сестры, которых нельзя разлучать при устройстве в семью. Некоторые дети собирают бинго из этих факторов — и это фактически крест на жизни маленького человека.

Другими словами, запрет на международное усыновление лишает последнего шанса на семью именно тех детей, у кого в России такого шанса нет вовсе.

Впрочем, новый законопроект кардинально не повлияет на судьбу российских сирот, даже если будет рассмотрен и принят. Международное усыновление в России уже давно практически похоронено, и очередной закон лишь забьет последний гвоздь в крышку гроба.

После того как в конце 2012 года Госдума приняла закон, запрещающий усыновление российских детей в Америку (известен как «закон Димы Яковлева»), сотни сирот потеряли возможность покинуть детские дома. Если в 2012 году иностранцы усыновили в России 2604 ребенка (из них 762 в Италию и 646 — в США), то в 2018 году за рубеж уехали лишь 289 детей: 196 — в Италию, 35 — Испанию. На третьем месте была Франция, 22 ребенка.

В июне этого года Верховный суд опубликовал статистику рассмотренных судами дел о международных усыновлениях: если в 2019-м было вынесено 203 решения по таким искам, то в 2021-м — лишь 72. Еще меньше в 2020-м — 42, но в тот год из-за начала пандемии контакты между странами были ограничены. При этом не все решения судов были положительными. По данным Минпросвещения, в 2019 году иностранцы усыновили в России 240 детей, в 2020-м — 38, в 2021-м — 69. В основном усыновители — это граждане Италии и Испании. Теперь и их не будет, они тоже стали нежелательными.

Очевидное сокращение темпов международного усыновления связано не только с пандемией, снизившей и темпы семейного устройства внутри России, но и с мировоззренческими разногласиями между Россией и Западом. В последние годы даже консервативные страны Евросоюза, до сих пор не признающие однополые браки, стали менять законодательство в пользу ЛГБТ-сообществ — в России же, наоборот, меры госрегулирования жизни сексуальных меньшинств только ужесточаются. Вот и законопроект, предлагающий запретить усыновление в «недружественные страны», апеллирует к «защите традиционных ценностей». По данным ВЦИОМа, такой закон поддерживает 63% граждан РФ. Более половины россиян — 60% — выступает против усыновления детей-сирот иностранцами, даже если дети останутся в детских домах.

Юлия Бейсенова считает, что нельзя лишать детей шанса на семью по политическим соображениям. Она убеждена, что сегодня в области международного усыновления достаточно механизмов для защиты интересов детей. «Прежде чем ребенок будет передан на иностранное усыновление, проводятся длительные проверки кандидатов в усыновители обоими государствами — российским и иностранным, — рассуждает приемная мать. — Проверяется готовность принимающей семьи, ее ресурсы на усыновление данного конкретного ребенка: в психологическом, медицинском, финансовом и имущественном плане. Кандидаты проходят подготовку в школе приемных родителей, подтверждают отсутствие судимости. Только традиционные гетеросексуальные пары, состоящие в официальном браке, имеют право подать из Германии заявку на усыновление ребенка из России — иначе заявка будет отклонена сразу, это условие российской стороны».

Рассуждения о гипотетических рисках последующего переустройства ребенка в однополую семью Юлия называет «демагогией». «Отмена усыновления — сложнейшая юридическая процедура в странах ЕС, так что вероятность переусыновления практически равна нулю, — говорит она. — После иностранного усыновления ребенок сохраняет российское гражданство, состоит до 18 лет на учете в российском консульстве. До самого его совершеннолетия по предписанному заранее графику проводится регулярный контроль условий жизни и развития ребенка, отчеты отправляются в Россию. Так зачем закручивать гайки? Иностранное усыновление — это тщательный процесс длиною в год или даже два, и если по итогу все проверки показали, что усыновление данной семьей будет отвечать интересам ребенка, то о какой политической дружбе или “недружбе” стран может идти речь? Судьба человека решается. Мне как приемной маме очень больно видеть, как детей-сирот, детей с инвалидностью лишают последнего шанса на семью.

У нашей Эли есть семья, и я бы очень хотела, чтобы и у других российских детей-сирот с инвалидностью, которым не нашлась семья в России, был такой шанс.

Шанс на любящую семью, на высококвалифицированное медицинское лечение, на социализацию и принятие в обществе. На обычное счастливое детство».