" style="position:absolute; left:-9999px;" alt="" />
Истории

«Чем жестче наказание, тем успешнее мое произведение» Письмо Саши Скочиленко о том, как государство продолжает ее антивоенный перформанс

15.08.2022читайте нас в Telegram
Иллюстрация: Анна Иванцова | Гласная

Дело Саши Скочиленко — один из самых громких примеров преследования в России за антивоенную позицию. С середины апреля 31-летняя петербургская художница сидит в СИЗО по обвинению в распространении «фейков» о российской армии. За несколько антивоенных ценников в супермаркете ей грозит до 10 лет лишения свободы. У Скочиленко проблемы со здоровьем, однако следователи и суд это игнорируют.

«Гласная» публикует письмо художницы нашим читателям, переданное через адвоката.

«Основные испытания, возможно, впереди»

Травлю, которую я пережила в СИЗО, люди обычно переживают в начальной школе. Сами посудите: 50-летняя женщина, которая называла себя «старшая по камере», говорила мне и сокамерницам, что «от меня воняет», что я — «больная», «грязнуля» и в вещах моих беспорядок, и имела рычаги давления на сокамерниц. Она воздействовала на них через оперативных сотрудников. И если бы хоть кто-то из них встал на мою защиту и не согласился с ней, то унижала бы «старшая по камере» не только меня.

Меня она раз от раза заставляла вручную перестирывать свои вещи, учила пользоваться веником или складывать половую тряпку… Так я пережила коллективное давление. Чтобы остановить его, я сообщила о происходящем своему адвокату. После жалобы меня перевели в двухместную камеру. С новой сокамерницей мы поладили. Впрочем, равно как и с остальными людьми, с которыми меня в дальнейшем запирали на один ключ.

С дискриминацией по признаку психического расстройства я столкнулась вовсе не со стороны СИЗО, а со стороны Следственного комитета.

Ему я факт собственной вменяемости доказывала трижды. Целых три раза!

Да, я лечусь от биполярного расстройства. И уже давно лечусь. Уже много лет консультируюсь с врачами по поводу моего состояния. Да, я принимала медикаменты. Да, ходила на психотерапию. Да, я и сама училась и потом просвещала других о биполярном расстройстве. Я забочусь о своем ментальном здоровье и равновесии больше, чем многие мои соотечественники. Два года подряд я успешно проходила специальные комиссии для того, чтобы сняться с учета в районном психоневрологическом диспансере (ПНД), и уже несколько лет нахожусь в устойчивой ремиссии. Если человек с биполярным расстройством не находится в острой фазе психоза, о чем сразу становится известно всем окружающим, то он является абсолютно вменяемым и живет нормальной, полноценной жизнью, как все обычные люди.

Тем не менее факт моей вменяемости сначала должны были подтвердить в районном ПНД перед поступлением в СИЗО. Его подтвердили. Но этого оказалось недостаточно. По инициативе следователя меня отправили на психиатрическую экспертизу в ГПБ № 6. Есть два варианта этой экспертизы: упрощенная трехчасовая — ее проходили даже женщина с эпилепсией и женщина, которая около 28 дней лежала в стационаре, и длительная — которая замедлит делопроизводство на месяц. Следователь выбрал ее.

На экспертизе я проходила психологические тесты (большую часть из которых я уже «сдавала» в течение жизни), жила под 24-часовым наблюдением камер и бесконечно собеседовалась с психиатром. Вердикт о степени моей вменяемости выносила комиссия из пяти врачей и одного специального консультанта. В СИЗО-5 я поехала с вклейкой в карте о вменяемости, где также указывалось, что я и не нуждаюсь в медикаментозном лечении. Но в СИЗО поинтересовались, действительно ли со мной «все в порядке», и назначили еще и собеседование с местным психиатром. Она подтвердила вердикт коллег и признала меня вменяемой. Снова.

Если бы комиссия подтвердила обратное, то я бы вернулась в СИЗО совсем в другом статусе. Тогда бы все мои жалобы тотчас же превратились в фантазии сумасшедшей.

Я помню, когда я была в статусе подэкспертной в ГПБ № 6, меня убеждали, что мне не дают продукты, которые мне нельзя из-за целиакии, а мне это только «кажется», что мне их дают. К соблюдению моей безглютеновой диеты в ГПБ № 6 стали относиться серьезно только после того, как на заведение обрушились жалобы от лица моих друзей и правозащитников и дело приблизилось к выписке.

Страшно, что я пока не знаю, что именно написано в полной версии моей экспертизы. Вердикт о необходимости принудительного лечения выносит только суд, и я переживаю, что основные испытания, возможно, еще впереди.

«Главный спонсор и организатор моего перформанса — государство»

Я совсем не активистка, я — артистка, художница. В моем творчестве — отзыв на проблемы и вызовы современности. Главное мое произведение, дело всей моей жизни, в которое я вкладываю свои творческие и человеческие силы, — антивоенный перформанс «заключение в тюрьму».

В противоположность любым другим антивоенным акциям мой перформанс не может быть ни остановлен, ни закрыт властями или полицией. Смешно, но главный спонсор и организатор моего перформанса — государство: оно и полностью финансирует главное произведение моей жизни, и организует ему тотальную поддержку на всех уровнях. В роли генерального продюсера — Александр Бастрыкин. Лично он выступает спонсором моего творчества. 

Заключая меня в тюрьму и оставляя под стражей, государственные структуры каждый день дают моему произведению больше распространения и публичности. Чтобы остановить перформанс, государству надо сделать самую малость — снизить градус жестокости в отношении меня. Казалось бы, стоит им дать мне свободу, просто перевести под домашний арест, как все обрадуются небольшой победе и фокус общественного внимания тут же переключится на что-то иное. Это так просто! Но нет! Они не могут быть милосердными. Мощнейшая машина государственных мужей не умеет ничего, кроме жестокости и насилия, они делают из меня все более устойчивую фигуру «мученицы за правду».

Предполагаю, если бы мне вменялось административное правонарушение, то антивоенный перформанс не имел бы такого внимания общественности и не получилось бы такого ажиотажа вокруг меня и идей пацифизма. Протест обернулся уголовным делом. И чем жестче наказание, чем суровее приговор, тем успешнее произведение, которое я создаю. Мне даже делать ничего не надо — просто жить, просто ложиться под машину репрессий, которая послушно и недальновидно меня схавает.

Мое этапирование в ИВС — это зашкаливающее по жестокости мероприятие. Там нет диеты для меня, но я провела здесь неделю. Все остальные задержанные в Петербурге по моей статье знакомятся с материалами дела в СИЗО, и только меня этапируют сюда. Сделано это по решению моего следователя Ильи Сергеевича Проскурякова. В апреле в ИВС я похудела до 46 килограммов. Именно в ИВС у меня начались первые сложности со здоровьем из-за нарушения диеты.

Может быть, фамилия моего следователя — Проскуряков — останется в человеческой памяти на десятилетия и станет именем нарицательным.

Был Ежов — благодаря ему в истории человечества сохранилась память о периоде ежовщины. Хотя может ли народная память сохранить что-то о проскуряковщине? Этот человек не выбирает судьбу. Возможно, это она его выбрала, а он действовал из страха и давления сверху. Возможно, он и сам уже не рад, но ослушаться приказа сверху неспособен.

Пять ценников, которые определили судьбу

Ценники — не главное в моей жизни. Макет для них я нашла в интернете. Я даже не выбирала «свои» из множества предложенных вариантов, те, которые размещу в магазине. Который я тоже не выбирала. Я стала участницей народной акции. Знаю, многие неизвестные мне люди в разных городах, так же как и я, размещали эти ценники в магазинах, не я первая и не я последняя.

Я перетасовала ценники, как колоду карт, и вытащила наугад пять. Эти пять ценников и определили мою судьбу. Если бы на меня не было заведено дело или оно было бы развалено в процессе, то эту информацию в худшем случае узнала бы одна бабушка, а теперь об этом знают во всем мире. Пять ценников из кармана.

С каждым днем моего антивоенного перформанса я все меньше и меньше сожалею о содеянном. Думаю, это самое большое приключение, которое до сих пор со мной случалось.

Я хорошо понимаю, что все, что со мной делают, должно оказывать деструктивное действие на меня и мне подобных, но по факту это имеет обратный эффект. И на меня, и на тех, кто меня поддерживает.

Знаю, один предприниматель сделал для своего собственного магазина такие ценники. И еще подписал: «Свободу Саше Скочиленко». Вот я могла бы такого добиться, если бы меня со всей жестокостью не заключали под стражу? Чем дальше, тем больше люди пишут мне в письмах: «Как круто вы сделали. Это наконец вдохновило меня перестать молчать». Но это не моя заслуга, а моего генерального продюсера, по чьему приказу я так эпохально сижу. Его благодарите.

Заключение сделало меня сильнее. Я была не такой. Я была 47-килограммовой женщиной, которая может строить, красить, белить. Я могла при помощи дрели засверлиться в бетонную стену. А теперь я все та же женщина, только с несгибаемым характером. Жаль, что чисто в физическом плане мой организм разваливается.

От редакции. В конце июля на очередном судебном заседании Саша Скочиленко сообщила суду, что у нее начались боли в сердце, и попросила перевода под домашний арест, чтобы получить доступ к УЗИ, которого нет в СИЗО. Она напомнила, что у нее нет загранпаспорта, чтобы можно было покинуть страну. 1 августа ее снова этапировали в СИЗО. В защиту Скочиленко можно написать письма во ФСИН и аппарат омбудсмена и подписать петицию за ее освобождение. Быстро получать новости по делу можно из канала ее группы поддержки.

«Гласная» в соцсетях Подпишитесь, чтобы не пропустить самое важное

Facebook и Instagram принадлежат компании Meta, признанной экстремистской в РФ

К другим материалам
«Этой зимой он умрет на остановке»

Как женщина на инвалидной коляске открыла приют для бездомных

«Дневник горя»

Как тикток помогает женщинам, потерявшим ребенка, пережить утрату

«Я сделаю все, чтобы не жить с этим монстром»

Марина мечтала о сцене и журналистике, но стала женой чеченского силовика. Ее история — о насилии и удачном побеге

«Люди не понимают, почему я стал таким закрытым»

Как анонимный чат психологической помощи «1221» помогает подросткам

«С таким опытом буду хоть как-то полезна»

Российская беженка, которая прошла секты и проституцию, решила стать психологом, чтобы помогать другим

Между Зверем и Любимой Девочкой

Опыт жизни с диссоциативным расстройством идентичности

Читать все материалы по теме