Иллюстрация: Анна Иванцова | Гласная
Ущерб от «спецоперации» пока не подсчитан, но уже понятно, что некоторые потери не только невосполнимы, но и неизмеримы. К таковым относятся, например, потери родственных отношений: 24 февраля разделило даже самых близких людей.
«Гласная» записала монологи украинцев, которые в результате «спецоперации» потеряли родных — хотя те живы.
«Я хотела услышать от папы: как ты?»
Ольга, 35 лет, психологиня, Киев
— Мой папа родился в России. Он был маленьким, когда родители переехали во Львов, и всегда с ностальгией рассказывал про покинутое место. Он считал, что Россия — это что-то лучше, чем Украина, и «вот СССР бы воссоздать обратно». Независимость Украины воспринималась им как угроза. Я помню «Голубые огоньки» по телевизору, Аллу Пугачеву, а вот украинского искусства вокруг нас не было: ни в телевизоре, ни в видике.
В целом у нас с папой были нормальные отношения. В детстве, помню, один мальчик меня обидел, и папа надавал ему каких-то моральных щелбанов. Я этим так гордилась… Когда во Львове во время декоммунизации переименовывали улицы, я с подачи папы была против: есть же история, а когда срывают таблички и на их место вешают «Героев УПА [Украинская повстанческая армия]» — типа «нацики, фу». Моя собственная позиция начала рождаться только пару лет назад, когда я переехала в Киев.
После развода с мамой папа уехал жить в Европу. Как-то я у него там гостила, и он меня попросил: «Не говори никому, что ты из Украины, говори, что из России». Мы поссорились.
Серьезный раскол в наших отношениях произошел с началом ***** [слово запрещено в России]. Когда начались взрывы, папа написал: «Простые дома никто не будет бомбить. Могут аэропорты, военные базы и склады с оружием громить». Спросил, можно ли работать по интернету, я сказала, что работу отменила, потому что я тут в ужасе, мне не до работы. Он написал: «Выпей теплого чая и отдохни». И подмигивающий смайлик.
Слушая взрывы, я поняла, что надо уезжать. В поезда сажали без билетов, по очереди. Садились мы под обстрелами — когда гремело, падали на землю. Когда за окнами что-то летело, замирали. Я приехала во Львов, и папа написал мне, что в Киеве мародеры грабят магазины, «беспредел». Я ответила, что это не главная проблема. Он посоветовал верить в лучшее, а я спросила, знает ли он, что это ***** [слово запрещено в России]. Скинула ему фото, как бомбят Харьков: думала, что он, может быть, чего-то не знает — так я покажу. А он пишет: «Ой, ну тебя несет, Оль. Мы все видим, не надо мне это присылать. Про политику, плиз, не пиши. Мы вне политики. Пиши только о себе и о бабушке. Мы и так тут переживаем, сердце болит».
После этого наше общение свелось к минимуму. Я хотела от папы слышать: «Какой кошмар! Как ты? Суки, какое они имеют право на вас нападать?» Но не это: «Не пиши мне про политику». У нас сейчас вся жизнь — политика. И слушать вату невыносимо, когда каждый день читаешь: «Я сегодня осиротел».
«На них метка предателей»
Дарья, 26 лет, работает в IT, живет в США
— У меня с бабушкой всегда были очень близкие отношения. Она мне была как подружка. Но после того, что она сделала, я написала ей, что меня в ее жизни больше не существует, что ей закрыта дорога в Украину, в наше родное село. Как только она приедет, ее убьют. Потому что все село видело, как русские помогали ей грузить вещи в машину.
Когда началась ***** [слово запрещено в России], бабушка с дедушкой сидели в нашем доме в Киевской области. Село оккупировали, не было ни света, ни газа, ни воды. Я им несколько раз предлагала уехать к родственникам, в Черновцы, в Днепр, находила людей, которые готовы были их переправить, отправляла гуманитарную помощь из Штатов через подругу. Бабушка сказала, что никуда не поедет, потому что у нее на руках собаки и кошки: «Чего вы панику наводите?»
И тут звонит мама и говорит, что бабушка с дедушкой выехали. Я подумала, что они выехали в Киев, потому что там есть квартира, где можно жить. Но мама сказала, что они уехали с русскими. Об этом ей рассказала соседка, у которой дом напротив нашего. У меня был шок. Как выехали с русскими? Они поехали в Донбасс, в Луганскую область. Мы все — выходцы с Донбасса. Я там родилась. Наша семья очень долго жила там.
Позже выяснилось, что за бабушкой и дедушкой приехал мой дядя, мамин брат, который воюет на стороне России. Он зашел в дом и сказал: «Сейчас село начнут бомбить. У вас пять минут на сборы». И они уехали с ним.
Моя бабушка — очень впечатлительный человек, верит тому, что говорят по телевизору. Она была против Майдана, называла его участников «майданутыми». Бабушка и дед были за Януковича во время оранжевой революции — это то, с чем они выросли. Когда мой папа окончил на Донбассе институт, мы всей семьей переехали в Киев. С началом Майдана наша семья раскололась на две части. Позже мы с родителями переехали в США, где у папы была работа. Когда бабушка и дедушка эвакуировались в Донбасс, то даже не написали нам. Бабушка не ответила на мое сообщение, не позвонила маме.
С тех пор мы с ними так и не общались. И я не хочу больше общаться с этой частью семьи.
«Попросила больше не звонить мне»
Олег и Виктория, по 29 лет, фитнес-тренеры, Киев
Олег:
— Когда в 2016 году мы впервые приехали к родителям жены (ее маме и отчиму) в Крым, увидели портрет Путина над их супружеским ложем. Я говорю теще: «Зачем этот **** [пейоратив] у вас тут висит? Снимите его». Она ответила: «Сыночек, ты у себя дома наводи порядки».
Самое ужасное: отчим не позвонил Вике, когда началась ***** [слово запрещено в России]. Отчим решил позвонить ей только 8 Марта, чтобы поздравить. Она не отвечала, так как была очень зла. Через месяц он дозвонился с какого-то незнакомого номера и начал: «А че ты не звонишь? Ты в порядке?» В смысле «в порядке»? ***** [cлово запрещено в России] идет вообще-то. А он: «Да какая ***** [слово запрещено в России], мирное население не трогают. Вы же не умерли, не ранены. Видите, Путин вас бережет. Если бы он хотел разбомбить Киев, давно бы уже разбомбил». Вика ему пыталась что-то объяснить, но он твердил: «Этого всего нет, это все придумано».
Вика:
— В числе тех, с кем я поссорилась из-за ***** [слово запрещено в России], были и мамины подружки, с которыми я раньше поддерживала теплые отношения. Одна ее подруга в первый день ***** [слово запрещено в России] написала мне в инстаграм, когда я выложила фотографию президента России, которого отфотошопили под Гитлера: «Девочка, очнись, ты же русская». Я ответила, что я — гражданка Украины, она заблокировала меня.
Мамина подруга детства написала: «Бабушка в Севастополе очень переживает, расскажи, как у вас дела». Как у нас могут быть дела, когда в стране ***** [слово запрещено в России]? Она мне пишет: «Ты же не знаешь, кто ее развязал, ты не знаешь всей правды. Может, вас ВСУ обстреливает?» Я сбросила ей ссылку на группу с погибшими в телеграме, а на следующий день увидела, что она удалила всю нашу переписку.
Отчим спросил, враги ли мы теперь. Я попросила его больше не звонить мне.
Сообщить об опечатке
Текст, который будет отправлен нашим редакторам: